Диско

– Знаешь, это как ребенок. Ты уже любишь его, а он в тебе и, наверное, будет на тебя похож – но еще вы не увиделись, не встретились – и мучаешься любопытством. И какой бы он ни оказался потом – все равно ты его примешь и будешь любить. Как судьбу!

– Но ты видела Мигеля на снимках и по телевизору?

– Ах, Анна, я и сына своего видела – во сне!

– Какого?

– Второго, младшего… Надо отвыкать от мысли о близнецах, иначе потом тяжело будет разочаровываться. Если нет предрасположенности – на что надеяться?

– А это тоже ребенок Мигеля?

– Не знаю… Он был похож на меня и уже взрослый. Настоящий лирический герой… Я знаю, что никогда не смогу стать парнем. Часто об этом думала, и вдруг оказалось – еще есть своеобразный шанс. Сын! Кто, кроме него? – и я и не я… Словно взгляд на себя со стороны – полностью состоявшуюся и даже творчески воплощенную…

– Трудную ты ему роль уготовила – быть именно таким, каким предписано.

– Мне хватит, если он просто будет. Мигель ведь тоже – хотя бы существует…

– Он просто не знает тебя, Шатти!

– Я тоже не знаю его – да люблю!

– Он тебя даже не видел.

– Вечные отговорки…

Иногда злость появляется, как будто он в чем-то виноват… Видимо, я еще не научилась любить бескорыстно – и все жду его на серебряном блюдечке, как награду за собственные терзания.

– Было бы здорово понянчиться…

– А как же Эль? Она скоро тебе надоела.

– Это мамин ребенок, а твои – совсем другое дело! Шарлотта, я хочу их увидеть…

– И я хочу…

– У меня, пожалуй, не будет своих детей. Так роди мне ребенка, Шатти!

– Ах, боже мой! Не от кого.

– От Мигеля.

– Энджи, где-нибудь в большом мире есть дом, где много комнат с зеркалами и кухня. Все там напоминает о нем… Самое главное – это семейный альбом, в котором лежат его детские фотографии. Если бы можно было взглянуть… Мне кажется, я увидела бы изображение собственного сына! Как это замечательно – маленький Мигель! Я завидую его матери. У нее был такой малыш…

– Вы с ним похожи, и поэтому малыши не будут сильно от тебя отличаться. Хочу посмотреть на твоего «героя».

– Сандро. От удачного сложения двух настоящих имен получилось третье, почти испанское. А на самом деле я назвала его в честь моего деда…

– А старшего сына ты тоже назвала?

– Да, Энджи. Я не долго выбирала имя… И знаешь – если даже я никогда не стану матерью, мои выдуманные дети всегда будут со мной, не причиняя лишней боли…

И, как год назад искали по киоскам его фотографии, отправились мы теперь, одержимые идеями друг друга, разыскивать семейный альбом в глобальной сети, или в большом мусорном ящике. Несколько дней не могли попасть в терминальный класс: когда объявлялось свободное посещение, нам постоянно подписывали в расписание какие-нибудь семинары. Топали в семь часов четыре этажа вверх, а все места были уже заняты: люди печатали доклады. Мы свои тексты набирали у знакомых на очень дикой машине. Студенческая техника всегда чего-нибудь лишена, чаще всего самого главного, если вообще не на последнем дыхании: магнитофону не хватало звука, телевизору – каналов, а соседскому компьютеру – Интернета. Кроме того, мне было ужасно стыдно рассматривать на мониторе Мигеля, когда вокруг ходит много народу. Все они увидят, что я глупо влюбленная, одинокая и безобразно слабая.

Фотографии на сайтах – это знак безнадежности, неизобретательности, стадности. А форум? Ужасная гнусная вещь, по форме напоминающая жалобную книгу из одноименного рассказа. Засаленными и засахаренными пальцами стукают отупевшие после работы люди разные бредни, похожие на горькую правду. Каждый вставит слово – лишь бы в такт, а не в тему. Все как один пишут: «Привет, я сижу в терминалке (дома, у приятеля). Делать пока нечего. Отправляю стране сообщение…» – «Как у вас дела? Что слушаете? Куда ходите? Кем интересуетесь?» (Сейчас модно интересоваться кем-то, а не чем-то. Наверное, многие чувствуют себя одинокими – и объясняют этим одиночеством внутреннюю пустоту, что не всегда соответствует причинно-следственной логике личных событий). «Чем поделитесь?» (Имеется в виду чем-то о ком-то). «А вы знаете, что…» ( Радуешься сам – обрадуй соседа. Сделал пакость – полегчало).

Художественное начало и творческое чутье у нас в крови, но после того, как литература начала дезорганизовываться, освобожденная фантазия сделалась принципом жизни; вместо хороших рассказов процветают теперь сплетни – те же основанные на правде произведения, но не ради эстетики и глубоких размышлений, а ради информации, ради одной из разновидностей вечного и бесконечного потока информации и новостей, которые призваны, в свою очередь, объединить мир. Многие думают, что становятся друг другу ближе через обмен мнениями на сайте – а я чувствую себя отрезанным куском. Все они со своими сенсациями противостоят мне, как невидимая армия, с которой нет пользы бороться – и я вновь и вновь вынуждена проглатывать их вызов…

«Что-то Мигель Мартинес задержался. Это из-за Ализэ. Скоро она перестанет танцевать, потому что будет не в состоянии…»

Подсуетились уже!

«Они поженились тайно на партере».

На каком еще партере?

«А вы откуда знаете?»

Это уж точно!

«Смотрите, чтоб в редакции таблоида Sun об этом не узнали».

«Уже узнали. Ура!»

– Шарлотта, разве это парень?

– Что?! Кто?

Анна сидела за соседним компьютером и изучала музыкальные новости на сайте радиостанции Kiss 100 FM. Их было всего две: ожидался приезд гастролирующей группы Scooter, а в Соединенных Штатах вышел сингл нового певца – Джордана Шелли.

– Разве он похож на парня? Смотри – длинные волосы! Я бы сказала: «Какая классная девчонка!»

– Опять блондин с голубыми глазами… А песню можно прослушать?

– Да. Она называется «The Stormy Day».

– Узнай, какой у него голос. Может быть, фотография неудачная.

Она надела наушники и принялась шепотом делиться впечатлениями:

– Все-таки это парень. Очень грустный гитарист. Если это его хит, я хочу, чтобы он создал еще один…

В мире очень много песен, про которые она говорит: «Неплохо!» – которые пытается понять всей своей добротой и найти в каждой то, что создает неповторимость, и другое, обратное, что роднит мелодию с целыми ежегодными сольными концертами – а значит, обнажает душу исполнителя во всей ее человеческой и творческой перспективе. Она ценит их как одноименный гений – с абсолютным интересом и полным правом: разве словесно оформленное музыкальное произведение не поддается филологическому анализу (я даже не побоюсь учебного, и тем более тошного, слова – разбор)? Энджи вытащила из Интернета не одну сотню страниц с текстами песен – и в конце концов научилась воспринимать на слух исполняемое произведение, будто слитое звуками в один слог. Кассет у нее почти не было – она слушала радио (на хрипящей колонке) и всегда могла вспомнить (или даже определить) принадлежность песни тому или иному певцу. Просто удивительно! Анна жила так глухо, окруженная бесконечными заботами, уроками, криками маленькой Эль – и знала столько музыки и музыкантов, сколько мне и не снилось. Не помню, чтобы когда-нибудь у нее были кумиры – только коллекция всех и понемногу, как на радиостанции.

Она протянула мне один наушник, но я послушала всего две секунды, потому что в это время нашла галерею Мишуткиных портретов (иногда я называю его – Мишка или Медвежонок). Он явился глазам моим в белоснежной, небрежно расстегнутой рубашке и черных брюках, развернутый на изображении в профиль; касается головы одна рука, которую он согнул в локте и водрузил на одно колено, в сторону устремлен взгляд невидящих глаз на темном и грустном лице. Мне кажется, ветер дует в его сторону, напрасно шелестя тканью по коже – он, верхом на горе, непоколебимый, уже древний памятник самому себе.

Что сделает с тобой время, вечный латинский любовник, на вершине моего Олимпа?! Ты испанский принц, маленький и большой, босоногий мальчишка неподстриженными космами, у побережья своей земли – там, где я тебя не искала и уже не найду никогда. Только в какой-нибудь старинной книге еще можно увидеть знакомое чем-то имя – я словно проснулась через столетия и спрашиваю: «А что Мигель?»

– Мой Байрон, – произнесла вслух новое прозвище, – мой Байрон. Принц моего сердца. Наследник моей любви…