Двумирье Креста. Бегущая по мирам – 17

– Сегодня суп из наваристой гантели! А что делать, раз такая незадача. Даже трактирщики и лавочники цены в полтора раза вздули, а сборов в такой суете почти ноль. Завтра поужинаем!

Лана достала из кармана горсточку монет, выбрала красивый кругляш в один сребреник, подала доковылявшему и протянувшему аж задрожавшую руку нищему пацану, но мужик сразу ловко выхватил монету и сунул себе в карман. Лана сердито фыркнула, подошла к таверне с двустворчатыми качающимися в обе стороны тяжёлыми дверями, высотой до шеи крепкого розовощёкого молодого парня, охранявшего вход в переполненный шумный и дымный главный зал. Парень сально осмотрел запылённую фигурку усталой босой посетительницы, изрёк:

– Мест нет для бродяжек. Но я могу поселить тебя в моей светёлке, у меня такая койка! Даже накормлю.

Лана показала горсть монет, в которой на этот раз мелькнул целый золотой, трофей с виноторговца, сказала громко, чтобы услышали официантки, а не только этот козёл:

– Мне на вынос, на тридцать голодных, и пива три ведра.

– Батя! Усиленный с пивом на тридцать на вынос! – проорал вглубь зала козёл.

Сидевшие недалеко менее тридцати голодных дружно уставились на Лану и хором сглотнули, начали осматриваться в поисках счастливчиков, затем на чёрный почти ночной лес на севере, выступ которого заканчивался в половине версты, откуда раздался лай пары собак, кто-то сказал:

– Наверно охотники цепью зверя гонят! Но чтобы тридцать…

– Или десять жорких, – веско сказал другой, погладив тощий живот.

– Со слугами, – пожала плечами змеюшница. – Послали девку вперёд привал организовать. Тут четыре баронета престарелых на охоту собирались, наверно слуги дичь искали. Мне обещали вечером танец приватный заказать. Но не ожидала я, что с ними такая свежая красотка. Хотя опыт побеждает молодость… Ой, дууурааа…

Лана уже протянула горсть с монетами придерживавшему спиной открытую для официанток дверь румяному козлу, которому взмыленный папаша из-за стойки проорал произвести расчёт, и помнить его наставления про стремящиеся обдурить и дёшево пожрать красивые глазки. Тот радостно схватил деньги и начал бормотать:

– Что тут у нас… медюшки для нищебродов, сребрики годятся, златик неплохо, но мало, тридцать усиленных с пивком, по половинке сребра, итого умножим на тридцать, это двадцать три, ошибся, двадцать шесть. Ещё за доставку. Вот сдача. Хватило.

Лана посмотрела на возвращённые медяки и одинокий пятисребреник, понимая, что её обманули. Но это поняли не только она и циркачи. К двери из зала подошёл очень широкий немолодой гном в кольчуге и с зазубренной мощной секирой на ремне, с заплетённой в короткую толстую косу бородой с проседью, короткой седеющей шевелюрой и шрамами на лице. Глянул на Лану одного с ним роста, подмигнул, сказал:

– Не бойся, красотка, солдат ребёнка не обидит. Эй, румяный, раз ты математик, то у вас сегодня скидка. Сдачу давай. За заказ оставь десять сребреников. Ой, ошибся, семь. Или потом не плачь.

– Сегодня наценка! Такой паёк на вынос полсребреника! Вали, недомерок, не мешай! – зря завопил шустрик, сразу попытавшись и кулаком залепить гному.

Но старый воин легко уклонился и пудовым кулаком врезал в упитанное брюшко мошенника так, что тот впечатался в дверь и начал оседать со стоном. Гном усмехнулся:

– Раз у тебя вечер наук, то и от меня урок. За всё ждёт расплата, иногда через годы, иногда сразу. Ну и за стойкость, ещё скидочка, и девчонке весь заказ за три сребреника, и нам за весь стол сребреник. Ну а что, раз угощаете, – проорал в зал. – Гуляем, парни! А ты, мудрый папаша, шевели жопой! Хотя можешь к судье сбегать. Он тоже с нами попирует!

Лана приняла из протянувшейся дрожащей ладони почти все свои монеты. Указала на круг циркачей уже ждавшим крепким официанткам с первыми подносами, усмехавшимся над проблемами хозяев. И весело шипевшим на сидевших рядом и нагло ощупывавших их роскошные попы, пользуясь тем, что тяжёлые руки заняты.

Лана подошла к ошарашенным циркачам с текущими слюнями, улыбнулась:

– Прошу угощаться. Не стесняйтесь, это просто доброе дело. Как гласит великая мудрость, надо накормить голодного один раз. Вторая гласит, помочь заработать, но тут уж скорее вы мне поможете. Возьмёте меня к себе? Я Лана. Петь и танцевать умею. И пиво пейте. Как говорит один очень мудрый вор, всегда надо угощать, когда есть возможность.

Циркачи второго приглашения ждать не стали, только одна стройная дама лет сорока, сидевшая рядом с силачом и видимо директором цирка, посмотрела на Лану удивлёнными и ставшими влажными глазами, воскликнула:

– Откуда же ты такая мудрая, красивая, юная и беззащитная? Мы бы с радостью, но ты же и месяца не проходишь. Похитят тебя. Наложницей сделают, если повезёт. А то ведь и хуже могут. Может и за море увезут, в золотую клетку в чужих краях. Ах, что же делать-то с тобой? Ты же любви хочешь! Не в том смысле! Правильной. Прекрасной, во дворце с любимым… Эх, ладно, где одна, там и две… Замажем, только и ты уж поосторожнее… Дочка! Вылезай со сцены, садись между отцом и братом, кушай…

Брат, мускулистый совсем молодой парень, восторженно смотрел на Лану. Первым и представился:

– Я Вивик, мне 18. Акробат, жонглёр и немного фокусник, да и всё остальное. Мой отец Силыч, раньше Силач псевдоним был, но теперь опасно, благородные порой хотят силача победить, а зачарованные бывают сильнее. Но он ещё ого-го! Гирю двухпудовую сорок раз каждой рукой играючи! Основные сборы приносит соревнованиями. Наша мать, Лиана, бывшая гимнастка, знаменитая девица без костей, теперь всё понемногу и хозяйство. Моя сестрёнка Яська, на год младше меня, гимнастка, фокусница, иллюзионистка, дрессировщица мышей и незаменимая ассистентка для распиливания, протыкания и мишени для метательных ножей. И бегунья, красивой циркачке быстро бегать вообще очень полезно, а Яська с парнями наперегонки зарабатывает. А ты хорошо бегаешь?.. Научим! Что ещё умеешь делать?

Лана мило улыбаясь и пока не пытаясь запомнить дружное одновременное представление остальных, хотела приколоться, что умеет показывать отличные фокусы с превращением в свиней, но…

Из выступа леса вышел неплохо видимый в свете луны Миша! С мандолиной и узелком Ланиного пледа под мышкой, ещё и котелок на голове привязан как каска, но мала конечно. Вокруг медведя прыгали две собаки, лая, но совсем близко не приближаясь. Миша дошёл до замершего табора из отдельных компаний, с неожиданной ловкостью повернулся, отвесил мощные пендели улетевшим с визгом и убежавшим в лес собакам, подошёл к циркачам, бросил плед и котелок, сказал:

– Не лес, а двор проходной! Только три струны порвал, пообедал, свининка подвяливаться начала на жаре, самое то, а подтухшую я уже не очень, даже эту жарить начал, как охотники явились. Хмельные уже. Нет чтоб вино выставить, да посидеть культурно, за арбалеты и мечи с рогатинами схватились, собак натравили. Ну я давай бог ноги, собак разок отоварил. А они сели свинину дожаривать да орать, где хозяин. Выгнали хозяина! А предыдущего с его братаном в свиней превращённых жрут! Собак опять натравили, пьянь подзаборная! Четыре дебила, это сила! Водки хочу! Ой, Лана, ты же говорила не болтать…

Медведь горестно махнул лапой, высыпал в ладонь из привязанного к мандолине с торчащей бахромой струн мешочка монеты, подбросил в лапе и потопал в таверну. Уже не столь румяный сын-вышибала изнутри попробовал придержать дверь, бормоча про мест нет, но Миша просто со всей дури толкнул дверь, и привратник улетел под стол, и начал там горестно завывать. А медведь протопал за стол гномов, судя по весёлым приглашениям, оттуда раздался удар монет о стол, первая здравница, жуткое бренчание, звон лопнувшей струны и ржач.

– У тебя медведь учёный есть?! – восторженно пробормотал кто-то из циркачей.

– Он сам по себе, но можно взять в компанию, – ответила набитым ротиком Лана. – Я танцую и пою.

– У мастеров бывает руки из задницы растут, а певцы бывает поют этим местом, – ревниво заявил какой-то мужик красивым бархатистым баритоном.

Лана прожевала и вдохновенно и профессионально громко пропела прекрасным голосом, вызвав умолкание даже пьяных воплей в таверне:

– Бедной певичке так говорил он,

Бедной певичке так говорил он,

Напрасно обидеть бедняжку решил он,

Напрасно бояться за место спешил он.

Сказала с улыбкой:

– Места всем хватит. Да и мне только покушать… за троих… А ещё можно спектакли играть. Ромео и Джульетта, про разлучённых влюблённых, выбравших смерть, а не борьбу. Все умерли! Сопливая драма, все плачут и раскошеливаются. Или про Красную Шапочку! А лучше про Краповую Береточку. Хотя занято… О, у вас голубой берет есть? Будет пьяная Голубая Береточка в полосатой блузке избивать волков в лесу! А можно как девица попала к огру-вадоеду, попросила его показать как ложиться на противень для правильной зажарки с румяной корочкой и яблочком во рту, в печь затолкала, дверцу подпёрла, да и зажарила! И улетела на гусе-лебеде, или на дрике! Жизненная вещь! Свежайшая история! Там правда огров в свиней превратили, а жарят их теперь охотники.

– Ну и фантазия! – аж заорал певец, стараясь реабилитироваться перед осудившей его взглядами компанией и перевести конкурентку в драматурги. – Да мы денежным магнитом пройдёмся по городам! Только огр в печь не влезет! Надо про… гнома-вадоеда! Ха-ха-ха!

Из таверны вышел гном, но другой, слова худого не говоря поставил зарвавшемуся певцу фингал. В таверне начала опять раскочегариваться прерванная на порцию искусства пьянка, и громче всех орал медведь, что огров в свиней действительно превратили, ну хоть не говорил, кто. И сам их едал, а теперь охотники доедают. Клялся такими страшными клятвами, что собутыльники орали, что верят, да и не поверить говорящему медведю про каких-то хрюшек решительно невозможно.

Лана сказала:

– Только Мише надо балалайку, там три струны, проще научиться, да и положено так. Большую. И крепкую, чтобы можно было по башкам бить вместо смертоносной лапы. И чтобы разваливалась легко, но части на верёвочках, и обратно склеивалась легко. Завтра надо будет его мандолину обменять, она хорошая вроде, сделает мастер.

– Сами сделаем, ему не в опере бренчать, – сказал Силыч. – А мандолину можно Яське, она умеет, вы такие романсы отгружать будете!

– И баллады, и другое, – улыбнулась Лана

И опять запела на этот раз низким голосом даже с хрипотцой, опять снискав восторги:

– Баллада, где ночи полные огня?

Баллада, зачем сгубила ты меня?

Баллада, я твой навеки менестрель,

Погибли юность и талант на сценах пыльных площадей.

Начали обсуждать репертуар и маршрут. По настоятельному совету Ланы решили прервать опасный на следующие вёрст пятьсот путь на восток. На юг тоже не вариант, там нехорошие дела творятся, лучше переждать. На север в сытую Малангу Лана идти отказалась наотрез. Да и там законы строгие, могут и забрать слабых или молодых на перевоспитание, освоение профессии и устройство в нормальной жизни, если судьи решат, что в бродячих артистах им хуже. Ну и непременно отлупят кого-то из парней для порядку и высекут всех молодых девок, объясняя про неправильную жизнь, тут Лиана, танцовщица змеёй и со змеёй Шишиаша, и ещё пара циркачек потёрли страдавшие там места. Решили возвращаться на родной Ближний Запад, там земли хоть и обедневшие в последнее время, и гастроли только что проводили, но усиленной труппе с обновлённым репертуаром можно кормиться.