– А шумишь-то чего?
– Может услышит кто, – сказала Лана, уже вспоминая шутку.
– Ну я услышал, легче стало? – закончил шутку мишка. А может и в этом мире такая в ходу?
Лана быстро объяснила и вместе с шагавшим на двух ногах косолапым отправилась к избушке. Не отказавшийся от свининки из огра медведь разболтался в предчувствии пира, от наличия собеседницы и отвечая на вопрос благодетельницы:
– Я родился медведем. Меня поймали, потом купил некромант один. Он тренировался превращения разные делать. Кого-то в собаку превратил, с первым месяца три наверно возился. Одного в страуса. Из меня за месяц сделал говорящего и ходящего на задних лапах, и ловкости рукам добавил, и ума немного. Только жрать в лесу лучше на четырёх ногах. Это я понял, когда сбежал от него, переправился с бродячими артистами через Длинный Мост, там две труппы шли, а я между ними, они и думали, что я в другой труппе. Ну и давай бог ноги. Сейчас вот здесь осел. Но голодно, чёрт возьми, да и корешки и муравьёв жрать уже не хочется. А ты не от него часом?
– Нет. И я не некромант. Я зелья варю, – пояснила Лана. – И превращаю куда быстрее.
– А может меня можешь… того… обратно?
– Ты уже такой, и всегда будешь знать кем был, – веско сказала Лана. – Некромант тебя всё-таки улучшил. Ну и я в свинью могу.
– А может попробуешь? Некромант тот на превращённых пароль накладывал, чтобы обратно кто другой не вернул. Я произносил, но не помогает. Вот ещё разок. Как там… Открой тайну Фот-са-Гол!.. Ничего.
– Странный пароль. Но ты ведь не вад, превращённый в медведя, у тебя даже не превращение, а… изменение.
– Точно! Вот я глупый!.. А фразу эту некромант часто повторял, когда книги свои ворошил, а я рядом в клетке сидел, и он не знал, что я уже поумнел. Хотя от стольких повторений и баран запомнит. Ну и маг, чтобы пароль не забыть, свою любимую присказку паролем и сделал. Всё равно никто не догадается.
– Ладно, пришли. Первое блюдо. А завтра утром второе будет.
Лана послушала тишину за дверью, отошла. Медведь убрал полено и получил по морде мгновенно распахнутой дверью.
– Сюрприз, – смеялась Лана под острый визг гибнущей свиньи. Каторжной. Но почему каторжной, Лана ещё не вспомнила.
А потом Лана сама поела каши, которую сварила вместе с зельем, правда подгоревшей и пересоленной, немного навела порядок и подготовила ловушку, выдала сытому медведю мандолину и сказала:
– Научись бренчать, Миша, и без куска хлеба не останешься. Станешь бродячим артистом на Великих Путях! Там всем можно ходить и жить. Почему бы и не тебе?.. Ой! И я артисткой попробую! А пошли вместе!
Но Миша оказался не готов идти. Да и вообще решил сначала на мандолине научиться, и взялся за дело с энтузиазмом, довольно ловко перебирая струны огромными когтями. Но учиться надо долго… Лана предложила просто бренчать какофонию и приплясывать, но туповатый полузверь воспылал гордостью творческой личности и опять отказался.
Утром второй огр вошёл в избушку и по слогам прочитал записку под большой кружкой: «Братан, мы с главным блюдом собираем травы для фаршировки. Выпей с устатку освежающего напитку».
Ну и через десяток минут довольный медведь подвесил за избушкой вторую свиную тушу в дополнение к притащенной из леса недоеденной первой. Сел на завалинку, дёрнул струны мандолины, посмотрел на небо и с улыбкой пробормотал:
– А жизнь-то налаживается!
– Череп выкинь, а то решат, что ты кокнул бедолагу. И если в люди пойдёшь, лучше молчи, медведь с балалайкой ещё туда-сюда, а вот говорящий… И пока, Миша. Может ещё встретимся, – помахала ручкой Лана, взяла дюжину найденных у жертв монеток, подала Мише половину, сунула за пазуху к тонкому животику маленький острый кривой ножик второго огра, и жуя кусок хлеба с солью пошагала на юг.
Через час Лана уже смотрела на дорогу. Да уж, не таким пустынным представляла путешественница Великий Востзап Путь. Только одинокая повозка, нагруженная ящиками в сене, влекомая бодрой лошадкой и управляемая крепким слегка пузатым мужиком, ехала с запада на восток. Лана спросила:
– До города далеко?
– Не далеко, – ответил мужик.
– Подвезёшь?
– Садись.
Лана села на сено и поехала по пустой дороге. Ни встречных, ни попутных. Мужик охотно болтал о ценах на недорогое вино, пару дюжин ящиков которого вёз, и на элитное, бутылку которого тоже вёз. Через два часа довольно быстрой езды по совершенно пустой дороге – даже единственная таверна стояла пустой с закрытыми воротами и ставнями – Лана спросила:
– А до города далеко?
– Теперь далеко! Но ты приехала, красотка! – радостно сказал мужик. – Можешь не вылезать, я тебя на сене насиловать буду!
Он остановил повозку и весело оглянулся. Чтобы увидеть взмах ножа по его натянувшейся на шее вене. Лана взяла мешок мужика, вытерла о него ножик, вытащила немного еды. Начала есть, подавив странное желание попробовать текущую из шеи кровь жертвы, которая билась в агонии около телеги. Когда несостоявшийся насильник затих, Лана вынула горсть монет из его кошеля, сунула себе в кармашек, распрягла и отпустила побежавшую куда-то в начинавшуюся справа степь лошадь, взяла бутыль с элитным вином и пошла дальше на восток. Вообще-то на запад хотела, но раз уже далеко и нет ничего вёрст на двенадцать как минимум, то значит на востоке есть.
Есть. Но немного не то. Через полчаса, когда и слева лес совсем поредел, в степи справа поднялась пыль и раздался гул – топот тысяч бодрым аллюром надвигавшихся лошадей. Лана сошла на обочину – ну скачут, нечего под копытами путаться, хотя и не по дороге скакали, а пока к дороге – поставила початую бутыль на травку и замерла. Убегать совершенно бесполезно.
Вскоре лава свирепых кочевых орков в доспехах, с пиками, саблями, луками и другим разнообразным оружием, на здоровенных конях уже почти нависала над маленькой фигуркой. Лана закрыла глаза, ожидая, нет, не гибели под копытами, а взлетания и перелетания через потную спину коня перед седлом степного витязя. Но вместо этого лава резко затормозила в десятке метров перед ней, обдав пылью и запахом конского пота. Лана осторожно открыла глаза.
На неё с широкой улыбкой, показывая отличные верхние клыки, смотрел очевидно главный вождь. Очень колоритный, обвешанный оружием, в кожаных с бляхами доспехах, со шрамами на морде лица и на голых до наплечников мускулистых руках. Вождь перевёл взгляд на подъехавшего к нему шамана, и без того бывшего рядом. Шаман посверлил взглядом Лану, повернулся к вождю. Прорычал, но не угрожая, а просто такая манера говорить:
– Я не хотел в этот поход на размякший Запад! Ты сказал, что срать тебе на мои оракульские бредни. Но согласился, что если будет знамение, то мы вернёмся. Вот оно, знамение! Я видел её в угаре пляски шамана. Синеглазая Златовласка! Выполни своё обещание! И в другие походы пока идти не надо.
Вождь подумал долгую минуту, махнул рукой назад, ловко поймал брошенную Ланой бутылку, которая похоже к нему и ехала, и развернул коня. Через пару минут Лана чихнула от пыли, сказала сама себе:
– Неужели я остановила войну? Спасла кусочек мира…
Ответом стал топот коня, из небольших зарослей слева от дороги за спиной Ланы вылетел высокий улыбавшийся во всё коричневатое с красноватым отблеском лицо грулл на большом красивом коне. Ловко поднял вздохнувшую и поднявшую руки Лану, но вопреки её ожиданиям, не перекинул перед седлом, а посадил боком перед собой на что-то мягкое и крепко прижал к себе тёплой сухой рукой с вполне приятной кожей с рисунком рептилии и без волос. Пустил коня в стремительный галоп, на северо-восток. Через час бешеной скачки разведчик груллов, не особо притормаживая, вместе с всё-таки пожалуй гостьей, спрыгнул с коня и внёс её на руках в большой шатёр. Там поставил на ноги и быстро доложил, что видел и слышал.
Немолодой грулл, но с почти не утратившими блеска ярко-фиолетовыми волосами, долго смотрел на Лану своими жёлтыми глазами с вертикальными зрачками, медленно проговорил:
– У нас такого оракула нет, да и ни у кого больше. Поверим орочьему. Отозвать из Малолесья разведчиков. Возвращаемся в нашу степь.
– Куда Синеглазую Златовласку? – спросил доставивший.
– Поставь на место, – вождь был краток и слегка ироничен.
Разведчик с сожалением осмотрел гостью, аккуратно обхватил её, покрепче обняв красоты, вышел, сел на другого коня, и уже медленнее, наслаждаясь прекрасным телом в руках, поскакал ставить на место.
– Два, – сказала себе Лана, стоя на пустынной дороге. – Ну его нафиг, восток этот. Пойду-ка лучше на запад, а то на востоке ещё лады кочуют.
Развернулась. Хихикнула над вручённым ещё и поцеловавшим на прощание груллом большим бутербродом из разрезанной не до конца по толщине лепёшки со вкусным копчёным мясом, и даже не из уважаемых рептами кузнечиков или личинок каких, глотнула терпкого пахнущего степью напитка из маленького бурдючка.
Через полчаса Лана прошла мимо трупа, повозки не было, только следы вели куда-то на юго-восток, наверно разведчики орков забрали предназначавшееся орде. А Лана их не видела. А вот они её проделку наверняка. Но точно не настучат куда следует.
Уже в сумерках уставшая и сбившая босые ноги Лана медленно и прихрамывая подошла к городу. Перед освещёнными уже зажжёнными огромными факелами воротами гудела большая таверна с целой гирляндой фонарей на фасаде. Перед ней небольшими лагерями вокруг костерков расположился десяток групп бедных путников. В восточных городских воротах, куда и входил Великий Путь, стояли стражники, посматривая на табор перед воротами. Из ворот вышвырнули скособоченного мужика с жалобно плакавшим одноруким и слегка беззубым очень лопоухим пацаном в живописных лохмотьях, стражник проорал:
– Ночуйте за воротами, побирушки! Сказано, мест нет! С утра никого на восток не пускали! И оттуда не идут! Дайте орде спокойно проехать!.. – добавил спокойнее своим и сплюнул. – Да где же они?.. Есть же правило, никто никому не мешает, их пропускают, но и они Пути не перекрывают надолго.
– Да ладна, им же не через город, проскачут мимо ночью, – протянул другой стражник. А потом демонстративно громко чуть не проорал весело. – Это отребье отымеют, нам веселее будет. Там у циркачей такая цыпочка молоденькая. Прячут, ха, сажей измазали, грим налепили на мордашку. Но даже я бы её отымел и с настоящим шрамом, пускай в землю смотрит. А шлюха какая с ними! Но эта подзаработала бы. Маскируется под танцовщицу со змеёй, но у меня глаз-алмаз!
Лана потеребила свою золотую косу, подумала, что и ей не помешало бы хоть сажей измазаться, пыли явно недостаточно. Вздохнула, вспомнив, что забыла взять свой плед, а ночью он пригодился бы, и котелок взять хотела, но думала, что поселится с комфортом, сомневалась тащить ли, а потом и забыла.
Посмотрела на живописный табор бродячих циркачей рядом с одинокой очень длинной повозкой, таскаемой одиноким старым огромным конём, который щипал траву неподалёку. Из повозки испуганно выглянула чумазая девица с ужасным шрамом через всё лицо. В сидевшей вокруг костра с двухведерным котлом паре дюжин циркачей сердито сплюнула рослая стройная уже немолодая, но ещё очень красивая, очень подтянутая и весьма формастая дама, гладившая красивого небольшого коричневого с пятнами удава. Всё ещё крепкий бывший силач лет пятидесяти с роскошной седой вьющейся шевелюрой налил половником подозрительно прозрачный суп в первую миску, подал соседу, весело пробасил: