– Не правильно взываешь. Надо так: папочка, пришли самолёт! Папочка!
Подействовало. Она неожиданно вскочила и побежала за мной с явным намерением сделать больно.
Не будь дураком я рванул от неё по нашим следам, призывно подзадоривая:
– А говоришь, что уже всё, сдохла. Вон ещё сколько сил!
– Я тебя убью!
– Сначала догони!
Хитрость работала недолго. У Виолы быстро кончился бензин, и она опять уткнулась головой в песок. Да, выглядела моя попутчица не очень. Пустыня быстро меняет облик человека. Гламурный костюмчик уже напоминал старую потрёпанную тряпку, космы сбились в кучу. Жара и ветер иссушили её лицо, руки и ноги. Она уже ничем не напоминала ту уверенную в себе, нагловатую, ярко разукрашенную девицу, которую я увидел в аэропорту. Это было всего-то три дня назад. Три дня прошло. Всего три дня. Мне её было нестерпимо жаль. А себя? Себя, естественно, тоже. Но её сильнее. Когда она отдышалась от погони, я предпринял ещё одну попытку заставить девушку двигаться в нужном мне направлении:
– Змея! Виола! Змея!
Но она не повелась на мои провокации. Несостоявшаяся кинозвезда с трудом оторвала голову от земли и пролепетала потрескавшимися в кровь губами:
– Ненавижу эту пустыню, ненавижу змей, пауков и скорпионов. Но тебя, Лемешев, я ненавижу больше всего.
Она вновь уткнулась в песок и затихла. Я просидел рядом с ней часа два, накрыв её голову куском своей футболки. Второй кусок был намотан в виде чалмы на мою голову. Больше всего я боялся получить солнечный удар. Тогда всё, полный абзац. Шансов на выживание не будет. Их и сейчас осталось не много. Силы таяли с катастрофической быстротой. Очень хотелось есть. Но больше всего хотелось пить. После того, как мы вышли, я пил совсем мало, строго экономя воду. Да и Виоле не особо позволял прикладываться. Тем не менее в полуторалитровой бутылке воды оставалось уже менее трети объёма. Ладно, сейчас она отлежится, отдохнёт, и мы двинемся дальше. Вернее, не дальше, а назад по своим следам. Как я умудрился? Уму непостижимо. Если бы кто-то сказал, я бы не поверил. Какое-то затмение разума. Или козни дьявола. Точно. Он злорадно так хихикает, наблюдая за нашими страданиями и напрасными потугами спастись. Ничего, всё будет хорошо. Надеюсь, Виола уснула. Это придаст ей сил. Дышит она, во всяком случае, так, как будто спит. А мне нельзя спать. Я сидел и наблюдал за тем, чтобы к девушке не подполз какой-нибудь ядовитый паук, или змея. Она лежала прямо на земле, поэтому водительское сидение, которое я уже задолбался таскать, было поставлено мной на торец. Приходилось придерживать его в таком положении, чтобы тень от этой штуковины накрывала всё тело девушки. Ничего, всё будет хорошо, всё будет хорошо. Мы или выберемся сами, или нас найдут. Это всегда так бывает: бьёшься, бьёшься в закрытую дверь, а затем оказывается, что в здание можно попасть только с чёрного входа. Просто объявление об этом забыли повесить. Мне нельзя здесь сдохнуть. Я должен выжить и найти Жанну. Жанна, где ты сейчас? Что делаешь? Помнишь ли ты меня? Даже если не помнишь, я обязан добраться до этой проклятой Швейцарии. Вот ведь чертовщина какая: в пустыню Казахстана, в сердце этой пустыни, попасть легче, чем в центр цивилизованной Европы. Хотя, казалось, сядь в самолёт и фьють: через три часа ты в Берне. Эх, как же мне выбраться из этой проклятой жизненной трясины? Как? Вытаскиваешь левую ногу, а правая уже скрылась в болоте. Вернее, в зыбучих песках. О, кто-то едет. Точно! Разукрашенные машины, облепленные фонарями и фарами, мчались во весь опор прямо на нас. Это явно какие-то автогонки, типа Париж – Дакар. Головные машины быстро приближались, поднимая в воздух огромные клубы пыли. Главное, чтобы они нас увидели и не закатали наши тела в песок. Чёрт! Я вскочил и стал махать руками. Это страшно! Пронёсшиеся мимо спортивные кары и грузовики подняли в воздух тучи пыли не меньше, чем вчерашняя буря. Всё вокруг закрыл песок. А машины всё летели и летели. Некоторые проносились буквально в сантиметрах от нас. Я продолжал прыгать и махать руками, хотя прекрасно осознавал, что всё бесполезно: в такой пылюге водителю нас ни за что не увидеть. Оставалось только одно – молиться. Поняв, что от меня ничего не зависит, я в отчаянии свалился пластом, закрыл глаза, уткнулся лицом в горячий песок, зажал голову руками и стал взывать к богу: «Господи помоги, господи помоги… Я никогда больше не буду грешить и забывать о тебе. Я стану богобоязненным и праведным. Может даже, постригусь в монахи. Только спаси меня и эту невинную девушку. Господи помоги, господи помоги, господи помоги. Отведи своим могучим перстом погибель от нас. Погибель в этой страшной жаркой пустыне. Неожиданно из клубов пыли вынырнул спортивный мотоцикл и с разворота затормозил прямо перед нами. Мотогонщик обратился ко мне странным, уставшим, но очень высоким голосом:
– Вставай! Вставай! Чего ты лежишь?
Спортсмен снял шлем, и тряхнул густыми русыми волосами. Ух ты – это женщина! Удивительно, но она очень походила лицом на Жанну, а голосом на Виолу. Гонщица подошла и нагнулась:
– Ты живой? Очнись! – она стала тормошить и бить меня по щекам. – Лемешев, очнись!
О как! Вот оно всеобщее признание! Неожиданно! Меня уже узнают даже лежащим посреди пустыни. И фамилию запомнили!
– Фёдор, очнись, да очнись ты!
– Со мной всё нормально. Не беспокойся. Езжай. Тебе нужно зарабатывать очки. А то приедешь последней.
– Чего? – не поняла автогонщица. – Ты бредишь?
– Нет, я в полном порядке. Езжай, говорю. А то какой-нибудь грузовик переедет не только нас, но и тебя. Хотя нет, постой. Ты так похожа на Жанну. Ты её сестра? Или это ты, Жанна? Жанна, Жанна, Жанна… Это ты… Ты вернулась… Я знал, что ты не забудешь меня…
– Попей воды, тебе станет легче.
Девушка достала фляжку, открутила пробку и стала лить воду на моё лицо.
– Не надо, ты выльешь всю воду. Как в пустыне без воды? Хотя, о чём я? Это мы с Виолой бредём пешком одни… А вас сопровождают сервисмены. Они и еду приготовят и воды подвезут.
Вода продолжала литься на моё лицо.
– Хорошо, как хорошо, – произнёс я, но в это время струя попала в открытый рот, и я поперхнулся, вскочил и вытаращил глаза.
Никакой мотогонщицы не было. Рядом со мной на коленях сидела Виола и лила на моё лицо воду. Нашу воду! Последнюю воду!
– Дура! Идиотка! Что творишь?
– Ты бредил. Я испугалась, что ты умрёшь.
– Ну и сдох бы. Зато у тебя оставался бы шанс выжить. А без воды мы теперь вдвоём будем сдыхать медленно и мучительно. Дай сюда!
Я выхватил бутылку. В ней оставалась пара глотков. Не более того.
– Идиотка. Откуда вы только берётесь?
Виола промолчала, но всё же поджала нижнюю губу.
Только теперь я обратил внимание, что солнце уже давно перевалило зенит. Но это бы ладно. Сильный ветер, которого с утра не было, тащил по земле пыль, песок и перекати-поле. Я вскочил и вновь заорал:
– Твою мать! Чего расселась? Надо бежать по следу, чтобы вернуться к дороге. Давай, давай!
Я схватил бутылку, закинул за плечи сидушку и подхватил за руку попутчицу. Так: куда бежать? Я не мог сориентироваться куда нам бежать. Следов не было.
– Их замело уже тогда, когда я проснулась.
– А когда ты проснулась?
– Час назад.
– Так какого ты меня не разбудила?
– Да ты не спал! – закричала в ответ Виола. – Ты бредил. Я не могла тебя привести в чувство. Думала всё, и ты туда же, вслед за этими, – она неопределённо махнула рукой, но я понял о чём это она.
И что теперь делать? Я согнулся пополам и словно ищейка стал нарезать круги вокруг места, где мы валялись. Вот вроде какой-то след просматривается. Ага, значит мы отсюда пришли. А шли мы, возвращаясь по своим же следам. Значит, нам надо идти вот в этом направлении. Шансов мало, что мы вновь не заблудимся. Но если держаться заданного направления, то возможно мы всё же выйдем либо к грунтовке, либо к оврагу, на краю которого стоит скважина. В таком случае мы сможем снова пополнить запасы воды и повторить попытку добраться до шоссе. Так-так-так, надо держаться заданного направления. Солнце клонится к западу, значит там юг, там север, а там восток. Немного успокоившись, я молча потянул Виолу за руку, и мы пошли. Шли долго и упорно, хотя и не так быстро, как мне хотелось. Шли до самого заката солнца. Но на дорогу или к оврагу так и не вышли.
Пришлось провести под открытым небом ещё одну ночь. Она была не лучше предыдущей. Даже хуже.
Эпизод двадцать третий
Котловина
Утром мы вновь были измучены, разбиты и не способны к нормальному передвижению. Я плюнул на всё, и мы завалились спать. Расчёт был прост: надо постараться выспаться пока солнце не жарит во всю мощь. А затем с новыми силами двигаться в поисках проклятой дороги или ущелья.
Часа через три мы вновь двинулись в путь. Состояние организма было ужасным. Невозможно было понять: выспались мы или нет. В Питере я так жутко никогда себя не чувствовал даже после пяти бессонных ночей, проведённых в непрерывном кутеже.
Опять медленно, слишком медленно, но мы продолжали тащиться в заданном мной направлении. Было трудно, мы давно испытывали усталость и голод, а теперь у нас уже совсем не осталось воды: последние капли мы высосали утром. Сухие руки жажды сжимали горло. Голова была забита мрачными предчувствиями. Чтоб хоть как-то отвлечься, я вновь завёл разговор:
– И что, вчера я долго был в отрубе?
– Когда проснулась, ты уже лежал на земле в какой-то неестественной позе. Я подумала, что ты свалился от усталости и спишь. Решила дать тебе отдохнуть. Затем прошло с полчаса, но ты не шевелился. Присмотрелась, вроде даже и не дышишь. Тогда я испугалась. Стала толкать тебя – ноль. Думаю, всё – спёкся. Очень испугалась.
– За себя?
– Врать не буду и за себя тоже. Знаешь, оказывается так страшно остаться одной. Одной в этой бескрайней пустыне. Ни еды, ни воды, ни сил. Ни надежды на спасение. Вдвоём легче. Гораздо легче. Хоть поговорить можно.