Кукушка на суку. Акт второй

– Чего молчишь? Съел? Теперь глотай.

– А ты та ещё штучка. Злая и эгоистичная.

– Что? – она замерла, словно кобра перед броском.

– Я сегодня человека похоронил. Человека с большой буквы. Не чужого мне. На ругань эмоций не осталось. Поэтому, говори, что хочешь.

Воспоминания о смерти Сухарецкой ввели меня в мрачный ступор. Я не хотел ругаться, пока её тело ещё не остыло. Как-то это неестественно для человека ругаться в день похорон. Неуважительно к покойнику, что ли?

Она помолчала, но всё же не вытерпела:

– Похоронил. Она из-за тебя умерла. Ты виноват в её смерти.

Девушка права. Права во всём. Но я всё же переспросил:

– В чём моя вина?

– Был бы настоящим мужиком, а не жалким альфонсишкой, вывел бы нас отсюда.

– Как?

– Нашёл бы способ «как».

– Но как, как? Приведи пример, раз такая умная.

– Я сказала, надо ждать на месте, так ты потащил Марину в это паучье логово. Вот и результат.

– И как ты представляешь наше стояние на месте? Ни воды, ни крыши над головой. Мы бы уже сдохли от холода, жары и отсутствия воды.

– Не сдохли бы. Это ты себя так оправдываешь. А её уже нет. Её не вернуть.

Хотелось веско ответить, заставить её заткнуться. Но кто нас будет разнимать? Некому. Не услышу я уже никогда этот спокойный голос, с такой приятной легко узнаваемой хрипотцой. Да…

– Ну, не болтай глупости. Это тебе просто обидеть меня хочется. Незаслуженно обидеть. Давай я тебе лучше ноги помассирую.

Неожиданный переход несколько озадачил девушку, но ненадолго:

– Сделаешь массаж? Ого! Соскучился по женским ножкам? А, да…, ты же у нас бабский угодник, жиголо, содержанка в мужском обличье. Сколько ножек ты за свою жизнь промассировал? Не помнишь?

– Помню, – я не стал нагнетать, а попытался всё перевести в шутку, – почему не помню? Тридцать три.

Она засмеялась:

– У тебя даже одноногие были. И как тебе с одноногими?

– Так себе. С немыми лучше. Давай сюда ноги, вытяни их, – я присел рядом.

– Да не нужен мне твой массаж. С чего ты взял, что я соглашусь?

– С того, что нам надо до цели дойти. Давай, усталость, как рукой снимет.

– Я не устала. Мозоли же ты не уберёшь. Хотя, почему бы не посмотреть, как ты справляешься с женскими ножками.

Я сделал массаж. Сделал старательно и аккуратно. Мозоли на её ступнях были уже созревшими. Не знаю, к чему они нас приведут. Ох, не знаю.

– Молодец, сразу видно – опытный массажист. Мне понравилось. Правда, стало легче. Давай попробуем идти дальше. Может лучше босиком?

Но её идея не воплотилась в жизнь. Поверхность дороги была невыносимо горячей. Мы вновь заковыляли как прежде – почти черепашьим темпом. Небо было пронзительно чистым: ни намёка на тучи. Пустыня притихла: ни ветерка, ни звука. Все обитатели забились в норы и ждали, когда спадёт зной. Только два придурочных человека продолжали свой путь по этой выжженой солнцем пустыне. А куда деваться? Минут через двадцать мы опять были вынуждены сделать привал: Виола совершенно выбилась из сил. А кто бы не выбился с такими мозолями? Отдохнув, снова двинулись дальше и так далее. Постепенно интервалы нашего движения сокращались, а время отдыха увеличивалось. Не представляю сколько мы успели пройти до вечера, но думаю, что не больше десяти километров. А вечер в этот день наступил неожиданно быстро. И причина быстрого наступления темноты нам была хорошо видна. С юго-запада на горизонт, за который после заката должно было свалиться солнце, неожиданно выплыла черная-чёрная туча. Она стала быстро расти, постепенно заполняя собой всю закатную часть неба.

– Ого, там гроза. Может и сюда дойдёт? – мечтательно констатировала моя попутчица. – Воздух освежит.

Я не разделял её мечтаний. Вот если бы гроза прискакала с утра, тогда, конечно, идти стало бы легче. Хотя, смотря какая гроза. Гроза грозе рознь. Да и вообще что-то странно всё это. Гроза в пустыне? Летом? Я думал, что в это время здесь дождей не бывает в принципе. Хотя кто его знает, что здесь бывает и что не бывает? Грозовой фронт быстро приближался. Вскоре стало видно, что тучи неоднородные: сверху они были чёрными, а снизу серо-жёлтыми. Спустя 15 минут мы поняли причину данного явления. Жёлтый цвет – цвет песка. Это была пыльная буря. До поры до времени всё казалось вполне безобидным, но уже первый шквал ветра показал нам совсем нерадостную перспективу. Буквально сразу после стартового порыва буря обрушила огромную массу поднятого в воздух песка. Нельзя было открыть ни рот, ни глаза. Песок сёк лицо и открытые части тела. Пришлось сразу скинуть на землю поклажу в виде старого водительского сидения, и мы, крепко обнявшись, вжались в потрескавшийся от времени дерматин. Ожидаемый дождь так и не пролился, буря оказалась сухой. В какой-то момент я даже почувствовал, что уже не могу дышать, настолько воздух был наполнен частицами пыли и песка. Пришлось стянуть с себя футболку, разорвать её пополам и намочить водой. Уткнувшись носами в мокрые тряпки, мы переждали прохождение основной части шквалистого фронта. В результате пережитого мы долго кашляли, а я остался в одной ветровке. Ночь не заставила себя долго ждать. Ветер ещё не закончился, как совсем стемнело. Пришлось остаться на ночёвку на том же месте. Наступившая ночка стала ещё одним страшным испытанием в моей жизни. Меня эта непрерывная череда испытаний уже стала доставать. Неужели я настолько прогневал бога, что впал в полную его немилость? Но если прогневал я, то Сухарецкая с Жандаром здесь при чём? А Виола? Бедная девушка хоть и не плакала, но по её испуганному напряжённому лицу можно было догадаться, что эти испытания для неё являются запредельными. Вслед за песком и темнотой стала опускаться температура. Уснуть было невозможно. Нам было не до условностей. Наши тела переплелись так, что стороннему наблюдателю трудно было распознать, где чья нога и где чья рука. На утепление пошла даже куртка Марины, хотя до этого Виола категорически её отвергала. Но и куртка не спасала от холода. Я вскакивал, поднимал следом девушку, и мы скакали вокруг сидения. Скакали, чтобы ускорить движение крови по организму. Скакали, чтобы не сдохнуть от переохлаждения. Скакали жарким летом в среднеазиатской пустыне. Тем не менее озноб не покидал тело: от холода зуб на зуб не попадал. В результате мы не спали всю ночь, а вырубились только тогда, когда взошедшее солнце стало прогревать пустыню. Но и это не позволило выспаться. Уже через пару-тройку часов нестерпимая жара заставила нас двинуться в путь.

– Зря мы ушли. Надо было ждать помощи, ночуя в домике, – слабым от усталости и невзгод голосом резюмировала Виола.

– Ничего, осталось недолго терпеть. Да, мы поздно сегодня вышли. Но зато у нас есть фора – часть пути вчера мы всё же преодолели.

Несмотря на заторможенное состояние я пытался торопить девушку. Для этого у меня были веские причины: вода быстро заканчивалась, а полуденная жара могла привести к тепловому удару одного из нас. Если это случится, то и на сегодняшнем дне можно будет поставить жирный крест. А как мы переночуем на свежем воздухе ещё одну ночь и что будет завтра, один бог знает. Но ускорить Виолу никак не получалось. Она была измождена до предела. К тому же на её ступнях и пальцах ног полопались волдыри, и это вызывало нестерпимую боль. Нам опять приходилось то и дело останавливаться, долго отдыхать и двигаться дальше в улиточном темпе. Весь график преодоления расстояния до шоссе летел насмарку. Но это была ещё не беда. Осознание того, что мы вляпались в полное дерьмо, приходило ко мне постепенно. Когда, очухавшись от недосыпа, пострадавших от бури глаз и перегрева на солнце, я начал хоть немного реально соображать, в мою душу стали закрадываться смутные нехорошие предчувствия: правильно ли мы идём. Сначала я подумал, что дорогу засыпал песок, поэтому она настолько неузнаваема. Но постепенно под ногами начали попадаться большие камни. Их становилось всё больше. В какой-то момент отпали последние сомнения: мы сбились с пути. Я ничего не сказал впавшей в небольшую прострацию девушке, а просто попытался сделать плавный круг, чтобы вернуться назад на грунтовую дорогу, от которой мы отклонились. Не помогло. Дорога не обнаружилась. Этого ещё не хватало! Отсутствие под ногами чётко выраженной колеи могло привести нас к неотвратимой гибели. И я решил кардинально исправить создавшуюся ситуацию: взял и развернулся назад, чтобы, несмотря на бездарно потраченное время, вернуться по собственным следам и найти эту проклятую колею. Виола, несмотря на её полупьяное состояние сразу обнаружила мой манёвр:

– Зачем мы возвращаемся назад?

– Я потерял одну важную вещь, – попытался соврать я.

– Лемешев, не считай меня дурой. Ты потерял дорогу?

– Да, потерял!

– Ну вот и всё, приехали, – упавшим голосом произнесла она, упала на колени, стукнула кулаками о землю и стала стенать: – Мамочка, мамочка, спаси меня. Господи, но за что? За что мне всё это? Я не хочу умирать! Не хочу. Мы сдохнем в этой пустыне. Сдохнем! Это всё. Зачем? Зачем я поехала в эту дыру? Зачем? Не хочу, не хочу.

Я долго слушал этот «плач Ярославны», но в конце концов не вытерпел:

– Хватит ныть. Всё будет хорошо.

– Не будет. Ничего не будет! Мы сдохнем здесь. Сдохнем.

– Если ты будешь валяться и реветь – то точно сдохнем. Пока не стемнело нам по свежему следу надо вернуться к той точке, где мы сбились с пути. После песчаной бури наши следы, как на ладони. Ещё ничего не потеряно.

– Всё потеряно, всё. Нам не выбраться отсюда никогда. Это замкнутый круг, ловушка.

– Пошли, говорю!

– Иди куда хочешь.

– Ты здесь останешься?

– Да!!! Здесь!!! – истерично прокричала Виола и тут же заныла старую песенку: – Мамочка, помоги! Мамочка!

Я не вытерпел и зло съязвил: