Эмрес замер, кровь отхлынула от его лица. По испуганному виду Анаит Бельфор понял, что попал в точку.
– Угрожаешь? – спросил Эмрес. – Да, мне придётся худо, но как-нибудь переживу.
– Быть может, сначала он разозлится. Жутко разозлится, однако потом примет, – добавила Анаит. – Отец большой человек и великий воин, но даже он не способен изменить человеческие законы мироздания.
– Ох уж эта любовь, – съязвил Бельфор. – Агарес не одобрит, если его дитятко достанется простому лазутчику. Ему подавай особу королевских кровей.
– Ты прав. Второй пропажи наставник не переживет, – сказал Эмрес. – В наших встречах нет ничего дурного. Но если ты проболтаешься, то я буду вынужден защищаться. Не мечом, словами. Я скажу, что ты убил Фелана.
Бельфор рассмеялся.
– Да что ты! Думаешь, Агарес не говорил мне о своих подозрениях? Почему я месяц томился у кельтов? Почему меня разукрасили, как жрицу перед жертвоприношением? Агарес считает, что в смерти Фелана виновен я, но не может доказать. Да и к чему доказывать, если он меня боится?
– Ты уже сотню раз обмолвился, что некогда повздорил с Феланом. Он не любил ругани, а ты вечно лезешь на рожон.
Бельфор вплотную подошёл к Эмресу. Тот уверенно посмотрел в тяжёлые глаза соратника. Эмрес был выше почти на две головы.
– Полгода назад я убил бы и тебя. Ныне у меня другой наставник. Я по-другому решаю проблемы.
– Какие мы важные!
Бельфор вложил меч, почтительно поклонился Анаит и ушёл. Белет рванулся следом, но Марвин его остановил.
– Пусть идёт. Перебесится и успокоится. Я его хорошо знаю.
– Почему вы с ним общаетесь? – хмыкнула Анаит. – Он прямо сказал, что убил Фелана.
– Я тоже много чего могу сказать, прекрасная Анаит, – ответил Марвин. – И он такого не говорил.
– Почему ты его защищаешь? – спросил Белет.
– Я не видел, кто убил Фелана. Если и Бельфор – Вотан устроит ему судилище, не мы. Бельфор хороший воин. Просто у него склочный характер. Скажу одно: Бельфор ни за какие ковриги не покусился бы на Фелана. Того ведь голыми руками было не взять.
– Он ведь не скажет Агаресу? – с надеждой спросил Эмрес
– Припугнуть он любит, но принципы чести для него незыблемы, – сказал Марвин. – Не переживайте. Бойтесь наставника. Он в последние дни лютует.
Бельфор тем временем шёл в крепость. Он проголодался, но не от тренировки, а из-за размышлений.
Гарнизон задрожал от топота конских копыт. Через ворота один за другим проскакали всадники. Бельфор раньше не видел таких одеяний. Но он не придал этому значения, ведь во время созыва войска в окрестностях Арелата бродил странный люд.
Юноша подождал, пока процессия покинет крепость, и вошёл внутрь, закрывая глаза и нос от пыли. Возле Бельфора остановился всадник. Резким движением рукояти кинжала он стащил с наёмника наголовник. Нетопырь невольно схватился за меч, но увидел добродушное лицо шутника и застыл в недоумении.
Из седла на него с улыбкой смотрел худощавый мужчина. Он не походил на разбойника, замыслившего драку. Его потускневшие латы украшала геральдическая насечка в виде существа, похожего на дерево или кракена.
– Не серчай, странник, – произнёс незнакомец. – Чудных вроде тебя я еще не встречал.
– Что же во мне такого чудесного? – произнёс Бельфор, сдерживая злость.
– Твое лицо. Неудивительно, что ты прячешь его. На твоём месте я бы делал так же. Не люблю внимание толпы. Это боевой раскрас?
– Отец был печником и засунул меня в печку. Утром я вылез таким.
– Как интересно! – мужчина захохотал. – Твой отец, видимо, был художником с Крита. Они на такой же манер расписывали амфоры.
– Вам нравится смеяться над незнакомыми людьми?
– Отец запихнул дитя в печку, а на утро увидел его изувеченным. Что ж, незнакомый человек. Твой отец был мудр и всеведущ, раз нанес на твой лик древний символ иллергетов.
– Я не знаю, что означают эти символы. Просветите меня!
– Это знак богини Танит. В этом месте ты не мог узнать о нём. Можешь сходить к иллергетам. Возможно, они расскажут тебе свои легенды. Я как раз отправляюсь к ним.
Бельфор не успел больше ничего спросить. Всадник поклонился и был таков.
II
Отряд гоплитов шёл к гарнизону Германика больше двух недель. Погода мучила непостоянством. Жара и духота сменялись проливными дождями; в мае грянул мороз, из-за которого гоплиты на несколько дней застряли в одной из разрушенных деревень. Доставила хлопот и Изера, чьи разливы превратили низины в непроходимые болота. Протей от бессилия уже вышел к тракту, но повернул обратно, когда увидел тысячи солдат, которые шли к гарнизону Хлора. Намечалось что-то грандиозное.
На пути они встречали вырезанные под корень деревни. Пожары перешли на леса, отчего испуганная живность переместилась на целую лигу в сторону Аквитании.
После пяти часов охоты Стиракс с Кемалем принесли только одного зайца. Протей приказал на время выбраться из леса и заняться привычным воровством. Так они оказались в очередной заброшенной деревне. Они не нашли ни единой живой души, кроме двух изголодавшихся молоссов. Стиракс от чистого сердца отдал им последний сухарь, из-за которого псы передрались.
Четверть часа гоплиты бродили по деревне. Они раздобыли три десятка яиц, кусок говяжьей вырезки с запашком и забродившее вино, похожее на пойло, коим сирот поили в Лутраки. Склонный к вечному шутовству Стиракс предложил отведать человечины, ведь вокруг было полно загнивших покойников.
– Думаете, Аттал? – спросил Гунн.
– Ну не лично он, – ответил Прокл. – Мы скоро прибудем в гарнизон. Может, пора набросать план действий?
– Заночуем здесь. Найдём уцелевшую хижину и устроим военный совет, – сказал Протей. – Галлы сюда более не вхожи – ни живые, ни мёртвые.
– Я не хочу провести ночь в деревне с поветрием, – возмутился Стиракс.
– При чём здесь поветрие? – сказал Прокл. – Людей убили.
– Я понял, благодарю за пояснение. Мои глаза видят прекрасно! Я про запах.
– Неженка, – произнёс Протей. – Принюхаешься. Или ты не был на нашей кухне в Греции? Еда там воняла хуже, чем разлагающиеся трупы.
– Вот так и принесли в Рим чуму после войны с германцами, – буркнул Стиракс.
– Безмерно уважаю Кустодиана, но зря он решил отправить тебя с нами, – сказал Протей.
Раздался протяжный птичий крик. Гоплиты подняли головы. Они увидели кружащую в небе птицу.
– Сокол? – спросил Анион.
– Мне кажется – пустельга, – сказал Прокл.