Алеманида. Противостояние

– Выходит, Кустодиан нас просто принёс в жертву? – возмутился Стиракс.

– У него не было выбора. С легатом особо не поспоришь, – парировал Прокл. – Задание кажется мне всё более безнадёжным. В гарнизоне Хлора я ещё чувствовал азарт, но теперь только тоску. Договорённость префекта с алеманнами – только видимость. У нас ничего не выйдет!

– Остаться в крепости мы не могли, – сказал Стиракс. – Легионер выполняет приказ. Выполнимый или нет – это уже другой вопрос.

– Как заговорил наш Гунн! – посмеялся Протей. – Всё обсудили? А теперь к делу. Парень, где в крепости мы найдём Аттала? Как обойдём его охрану? Как мы поймаем конунга, если лазутчики ни разу не видели его ни в Арелате, ни в гарнизоне?

– Если наши наместники договорились, то мы придём в бург как раз во время затишья.

– Кто ваш наместник?

– Артур из германцев, – ответил Ульрих.

– Это не тот молокосос, который встречал нас на красной линии? – спросил Протей.

– Наверное, он. При Аттале можно стать наместником крепости и в пятнадцать лет. За мешочек с золотом любой может приблизиться к конунгу.

– Ваш Артур, значит, богат? – спросил Стиракс.

– Не знаю, но он на побегушках у Аттала. Нашего конунга сложно понять. В один день он возвышает, в другой – кидает мордой в грязь, – хмыкнул Ульрих.

– Говоришь заученными словами, – Прокл исподлобья взглянул на мальчика.

Ульрих смело посмотрел на грека и продолжил:

– Люди устали от непостоянства конунга и видят на его месте брата Аттала – Эрамуна. Поэтому нам с вами и пришлось на время подружиться.

– Это что ещё за человек? – спросил Стиракс.

– Самый младший из семьи Матайеса, – пояснил Ульрих. – Кажется, он бастард. Матайес привёз его после похода на иберов.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовался Протей.

– Во всей Галлии матери читают детям одни и те же сказки на ночь, – ответил вместо Ульриха Прокл.

– И чем Эрамун лучше Аттала? – спросил Протей.

– Людям нравится, что Аттал решился на отделение Галлии, но не нравятся его способы, – сказал Ульрих. – Эрамуна считают бесхарактерным, но Харольд утверждает, что он больше подходит Галлии.

– Он сказал это Атталу? – удивился Протей.

– Нет. Он разговаривал об этом с Эмресом, – угрюмо произнёс Ульрих. – Я подслушал их разговор.

– И зачем им такой царёк? – спросил Стиракс.

– Таким легче крутить, – сказал Прокл. – Полагаю, Аттал строг и требователен, и галльская знать задыхается от его тисков. Большие люди тем и отличаются, что не дают покоя ни себе, ни другим. Слышал, что Харольд тоже не так прост.

– Возможно, он и затеял убийство конунга, – сказал Анион. – Такие подстрекатели всегда стоят в тени.

– Ты с ним знаком? – спросил Протей.

– Кустодиан рассказывал про Харольда. Они общались всего раз, когда префект хотел заключить перемирие с Матайесом за год до его смерти. Вы же знаете нашего наставника. У него дурак на дураке, но о Харольде он отзывался с уважением.

– То есть вы считаете, что за происходящее отвечает Харольд? – спросил Кеннет.

– Да брось, – махнул рукой Прокл. – Это невозможно. Одному человеку это не под силу.

– Скорее всего, он действует не один. Мы не знаем его союзников.

– Иногда людям или событиям приписывают такие необычайные свойства, что в их существование трудно поверить, – сказал Прокл. – И только спустя десятилетия люди убеждаются, что сказанное являлось чистейшей правдой.

– Слишком сложно, – сказал Гунн.

– Невыносимо, – поддержал Протей.

– Ты любишь зайти издалека, – сказал Анион и взглянул на Стиракса. – Но учти, твои соратники, и я в их числе, умом не блещут.

Прокл разломил краюху хлеба и передал Протею.

– Думаю, что Аттал обратился к людям, которые выше законов и народов. Слышали про Дориамида из Килоса?

– Нет, – Стиракс зевнул.

– Какой-нибудь очередной свихнувшийся киник в бочке[3 - Имеется в виду известный древнегреческий философ-киник по имени Диоген, который жил в бочке.], – процедил Протей. – Стоит человеку выкинуть фокус, как все им начинают интересоваться. Так чем знаменит твой Дориамид?

– Ничем. Квесторы в Риме до сих пор спорят: жил ли он на самом деле. Именно он в своей книге отразил понятие власти над властью.

– И к чему нам эти сведения?

– Я всего-то хотел сказать, что даже властители алеманнов и римлян иногда спрашивают совета у небес. И я говорю не про Вотана и Митру.

Анион кивнул.

– Я понял, о чём речь. Ты про этфириадов?

– Да, я часто слышал про племя северян с гербом в виде снежной гидры, – сказал Прокл. – Думаю, эмблема на подсумке обозначает не дерево, а гидру.

– Хочешь сказать, сокол принадлежит им? – скептически поинтересовался Протей. – Неведомым людям с севера?

Прокл пожал плечами. Анион оживился.

– Я слышал о некой стране, занесённой снегами, – сказал он. – Там короткое лето, а земля способна подарить только место упокоения усопшим – и то в снегу. Люди не приходили в тот край – они зародились там, в чистом хаосе. Сражаясь со стихией и пребывая в вечном напряжении, они стали умнее нас. Их головы вытянулись, а тела закалились. Едва они нашли способ обуздать стихию, как им пришла мысль завоевать соседей. Но после череды сражений они поняли, что война – слишком мелко. Для господства над сушей и морем они взяли за основу имперский принцип – разделяй и властвуй…

– Каков итог? – перебил Протей.

– Битва правителей на Востоке – дело рук племени гидры.

– Вздор! Невозможно.