– Но почему? – Виктори отчаянно схватилась за руку, которая совсем недавно спасала её от смертельной опасности, – почему вы отказываетесь от королевской милости?
– Она мне не нужна, – старик по-отечески улыбнулся совсем ещё девчонке, – у меня всё есть, а беспокоиться о богатстве и наследстве для потомков… Так и семьи-то у меня никогда не было.
– Моя бабушка, хорошо вам известная, ныне покойная королева Нэрмоа, – Виктори нервно облизнула пересохшие губы, – просила передать вам письмо сразу, как вас встречу. И я выполняю её последнее желание…
– Благодарю, – брат Стар едва просипел в ответ и сжал драгоценный бумажный конверт во враз ослабших пальцах, – благодарю…
– * *
Мастер с тяжёлым вздохом спешился, решив дать долгожданный отдых верному другу. Обратная дорога была долгой и трудной. Давнишние ранения давали о себе знать, тело просило пощады. Но кожевник без сочувствия, не давая расслабиться уставшему организму, держал путь домой.
Саннвер, сколько ни старался, так и не смог воспрепятствовать его отъезду. Виктори же каждый раз смотрела с немой мольбой и слезами в глазах.
Старик не выдержал и, едва почувствовал силу в измождённом эмпатическим донорством теле, ранним утром, не прощаясь, покинул гостеприимную резиденцию правителя Сангвитерры.
Брат Стар обессиленно опустился на скатку плаща, что бросил под молодое дерево, выросшее на краю лесной опушки, щедро обласканной солнечным светом. Неспешно начав перекус, в который раз извлёк из внутреннего кармана кожаной куртки письмо бывшей правительницы королевства Шинэмор, ныне покойной её Величества Нэрмоа…
Устало прикрыл глаза, смежив тяжёлые веки. Непрошеные слёзы послушно испарились, ловко стёртые тёплой солнечной ладонью. Бабье лето этой осени радовало затяжными жаркими днями и томными вечерами, когда хотелось подольше провести время на улице, вдыхая терпкие грибные ароматы и радуясь буйству разноцветий желто-охристой палитры.
«Когда твои дочь или внучка попросят о помощи, не откажи им, любовь моя…»
Эти строки когтистой лапой потустороннего монстра вонзались в его сердце, кромсая на мелкие кусочки, разрывая на части лёгкие и аорту. Душа, что клокотала и бурлила, стремясь разорвать костяную клетку груди, безотчётным криком сдавливала горло.
Но Стар молчал. Молчал, не в силах выразить, излить, извергнуть из себя в этот мир миазмы своей истерзанной души. Гниль и плесень, что долгие годы копились внутри, страдания и неприятие, безысходность и отчаяние – всё это смешалось в нём со светом, пронесённым сквозь года, сквозь события его непростой жизни.
Почти пятьдесят лет он пытался принять, что он, совсем ещё мальчишка, по неизвестной причине был отторгнут из собственного мира и помещён в этот, похожий на то ли компьютерную игру, то ли страшную сказку.
И вот, пройдя горнило боевых сражений, тайных операций, предательства и воинского братства до гробовой доски, ставший мастером кожевенных дел в клане, он оказался отцом взрослой дочери и венценосной внучки. Воистину! Ради такого коленца судьбы стоило попасть в тёмное фэнтези.
«Не откажи им, любовь моя…»
Брат Стар, до двадцати лет с хвостиком Алексей Стариков надсадно рассмеялся, потревожив смехом, перешедшим в лающий кашель, привычную атмосферу леса.
Чем мог помочь идеальный донор собственной внучке? Таких, как он, в этом мире не существует. Даже не зная о родстве, он не мог отказать ни королю, ни внутреннему Альтер эго в спасении человеческой, или почти человеческой души.
Но он постарел, устал от интриг и сплетен, укрывшись от всего суетного за смрадной пеленой, источаемой посёлком кожевенников. И Герко, его ждёт мелкий воспитанник, которого надо обучить не только мастерству, но и азам взрослой жизни.
А, впрочем, постаревший Лёха знал, что это ещё не всё, и приключения, как ни прячься, всё равно, настигнут. Ну, а пока он доберётся до дома, бросит уставшие кости на тёплый топчан, покрытый мягкой кучерявой шкурой. А после доброго сна без кошмаров и воспоминаний он отправится в мастерскую, где погрузит руки в меловой порошок и прикоснётся к гладкой поверхности будущего пергамента.
Теперь этот мир точно его. Он не одинок. И даже готов расцеловать, пуская скупую умильную слезу, отвратную зубастую морду потусторонней твари. Ибо благостное настроение старого мастера ничего не могло испортить.
Брат Стар, надсадно крякнув, взобрался в седло. Пожевав губы, смачно сплюнул застрявший меж щербатых зубов кусок вяленого мяса. И молодцевато пришпорив коня, двинулся вперёд по тропинке, петляющей в лесной чаще.
Александр Винников
ЛЮДИ ВСТРЕЧАЮТСЯ
Иллюстрация Сергея Кулагина
Ночь выдалась душной, и я открыл настежь окно двухместного номера. Сосед по койке, которого ко мне подселила комендантша санатория, крепко спал и громко храпел, иногда причмокивая пухлыми губами. Это всегда меня раздражало, моя нервная система была на грани срыва, и я решил сегодня же приобрести беруши.
Короткая летняя ночь подходила к концу, когда сквозь сон послышалось бренчание гитары. Было пять часов утра. Что за сумасшедший в такую рань вздумал продемонстрировать свой талант? Я поднялся с кровати и выглянул в окно. У берега моря на деревянном лежаке сидела длинноволосая девица с гитарой в руках и горлопанила на весь пляж: «Люди встречаются, люди влюбляются, женятся. Мне не везёт в этом так, что просто беда!»
Моему возмущению не было предела! Я хотел было разбудить соседа, чтобы поделиться с ним своим негодованием, но, взглянув на его мятую небритую физиономию, понял, что от него не будет никакого прока.
Выбежав в одной пижаме в холл гостиницы, я обнаружил дрыхнущего на диване вахтёра. Ещё один спящий красавец! Ладно, сам разберусь со смутьянкой.
Я вышел на пляж санатория и посмотрел на окна гостиницы. Хоть бы одна мордень высунулась наружу! Нет, все ещё крепко спали, и пение молодой особы им ничуть не мешало. Шок! Неужели только меня беспокоит нарушительница порядка и режима дня?
Стараясь незаметно подкрасться к хулиганке, благо она сидела боком к гостинице, я обо что-то споткнулся и упал лицом в гальку. Я приподнялся, вытер лицо и увидел, что гитаристка смотрит в мою сторону и ослепительно улыбается. И только сейчас я рассмотрел, что на красавице ничего не было надето, и вместо ног у неё рыбий хвост, покрытый изумрудной чешуёй. Но меня почему-то удивило не это, а то, что она блондинка. Насколько я помнил из сказок, у русалок волосы зелёного цвета.
Морская прелестница послала мне воздушный поцелуй, и, изловчившись, нырнула в море, вся, сверкая в лучах утреннего солнца. Я подошёл к лежаку, посмотрел вслед уплывающей ундине, поднял гитару и вернулся в свой номер.
Плотно позавтракав, я захватил инструмент и отправился с ним к директору санатория. Пышногрудая средних лет начальница с нескрываемым интересом выслушала мой рассказ, взяла шестиструнку и внимательно изучила гэдээровские переводные картинки на ней.
– Знакомый инструмент, – выдала она, беря трубку телефона. – Леночка, принеси мне из архива списки курортников десятилетней давности за июнь.
Спустя некоторое время в кабинет вошла секретарша с папкой в руках.
– Вот, Изольда Юрьевна, то, что вы просили, – положила она документы на стол.
Изучив бумаги, директор здравницы поведала мне историю.
– В 1973 году в санатории произошёл несчастный случай, если это происшествие так можно назвать. Вы сами понимаете, что на курортах часто случаются любовные романы, и нередко с людьми, уже состоящими в браке. Так вот, десять лет назад у нас отдыхал женатый ловелас, который влюбил в себя молодую даму. Хотя, в личной карточке было написано, что он холостяк. Но это неважно. Мужчина водил её на танцы, в ресторан «Старый Жёлудь», расположенный на территории пансионата, пел баллады под эту гитару. В общем, совсем вскружил голову нашей глупышке. В последний вечер он «признался», что у него есть жена и дети, и ни о каком продолжении их отношений не может быть и речи. Алёна Синичкина, так, кстати, звали девушку, схватила первое, что попалось под руку, а это был булыжник, и со всей силы ударила любовника по голове. Казанова свалился в кусты, а Синичкина, не забрав свои документы, куда-то исчезла. Одни говорили, что видели, как она бросилась с обрыва в море, другие – уехала на автобусе в неизвестном направлении. Дон Жуана в скором времени обнаружил дворник и вызвал скорую помощь. Мужчина после выписки из больницы тоже куда-то пропал. Короче, милиция так ничего и не выяснила. А девушка, которую вы описали, очень похожа на неё.
Изольда Юрьевна достала из папки фотографию, на которой на фоне гостиницы позировала группа отдыхающих, и показала мне её. В одной из особ женского пола я с лёгкостью узнал русалку, которую видел ранним утром.
– Да, а в каком номере вы живёте?
– В двадцать пятом, – ответил я, ошарашенный рассказом.
– Какое совпадение! В этом номере проживал Антон Петрович Сидоров, бросивший Синичкину!
Я оторопел. Меня зовут Антон Сидоров! Но десять лет назад я слыхом не слыхивал об этом санатории и никак не мог оказаться здесь. К тому же у меня никогда не было семьи, и вряд ли при всём моём старании меня можно назвать ловеласом.
Несколько следующих дней у меня не выходила из головы история, рассказанная Изольдой Юрьевной. Я почему-то стал всматриваться в лица незнакомых мне женщин, отдыхавших в санатории. Во время приёма хвойной ванны мне показалось, что кто-то гладит мои ноги. А когда я плавал в бассейне с минеральной водой, то увидел, что мне навстречу плывёт Алёна Синичкина и поднимает брызги хвостом. Естественно, это было лишь виденьем.
Поделиться своими мыслями было не с кем, так как мой сосед исправно закладывал за воротник и вставал с постели только затем, чтобы сбегать в город в магазин за очередной порцией алкоголя.
В свободное от процедур и мероприятий время я иногда брал в руки гитару и вспоминал аккорды песен, которые пел ещё в школьном ансамбле.
Срок путёвки истекал, и я решил напоследок постричься в местной парикмахерской. Импозантный цирюльник усадил меня в кресло и привычно спросил:
– Как будем стричься?
– Я думаю, под полубокс.
– Я бы вам не советовал такую причёску. Давайте лучше под канадку. С ней не так будет заметен шрам на вашем затылке, – посоветовал мастер.