Избранные проекты мира: строительство руин. Руководство для чайников. Книга 3

Голосу снова не дали договорить. Грохот в ущелье теперь стоял такой, будто целая армия пускала в расход все снаряжение, которым располагала. Однако спустя какое-то время шум стал терять прежний ажиотаж, сходить на нет, очень скоро за отдельными выстрелами стала слышна какая-то возня, звон металла и однообразные крепкие мясистые удары, заканчивавшиеся просветами тишины.

– Будущее зависит от того, во что ты веришь, – внушительно сообщил Голос. Он как будто что-то зачитывал, держа пюпитр перед собой и аккуратно перелистывая страницы, плюя на кончики пальцев. – Оно не имеет ничего общего с истиной – или достояниями разума. Можно пойти в амбициях так далеко, что даже построить алгоритм его развития. Или хотя бы сюжет для странной книги. Футурологию любят все, даже те, кто мало что в ней понимает. Кто-то давно сказал: «Будущее управляет настоящим». И даже идея, помещенная в нужное время и в нужном месте, может оказаться живым зеленым ростком и совершить почти невозможное. Передел горизонтов…

Кто-то жутко, с долгим свинячьим надрывом завизжал, его сразу поддержали еще несколько глоток, но Голос даже не прервался.

– Принцип стороннего наблюдения прост и ясен. У него масса врагов и еще больше самозваных последователей. У него много преимуществ и всего лишь один недостаток. Ничего нельзя трогать руками. Ты – историк отдаленного будущего. Предмет твоих исследований – Прошлое. Оно прямо на руках превращается в прах, но ты должен успеть снять с него протокол допроса, как снимают с мумии давно сгнивший бинт. И ты немножко похож на Дьявола. Тебя никто не видит, но ты знаешь общий исход…

За Стеной кричали, не переставая. В отдалении встревоженно поднялась и стала кружить над лесом стая ворон, каркая и увеличиваясь в размерах. Какая-то землеройка у подножия обрыва, выбравшаяся из-под камня на свет и озадаченно задравшая мордочку кверху, как бы решала для себя, что здесь происходит. То, что происходило, явно случалось не каждый день. Там словно рубили мясо, пыхтя, с усилием, стараясь успеть, вскоре не осталось других звуков, кроме редких неторопливых ударов металл о металл. И тут торжественно вступила партия пулемета. Он работал размеренно и методично, будя гулкое эхо, ему дробно ответил другой, торопливо расставляя все точки, и вскоре еще один. Но тарахтели недолго. Вскоре стало очень тихо.

Голос читал. Он читал, не отвлекаясь, под аккомпанемент мясистых ударов и выстрелов, как бы поставив целью донести мысль в полной мере, не упустив главного и не обронив ни капли.

Дочитав, он прервался.

Теперь над Ущельем висела абсолютная тишина.

Пара драконов снялась и, тяжелыми ударами крыльев подняв себя вверх, отвесно ушла под Стену. Другая часть осталась, словно решив досмотреть кино до конца.

– Мда, – произнес Голос. – Замысел был длиннее.

Задрав голову, землеройка смотрела, как в небе прямо над ней из-за края обрыва показался силуэт вначале одного дракона, за ним другого, драконы грузными взмахами крыльев уходили с парапета, как с борта авианосца, крепко сжимая в жутких лапах пряди каких-то лиан. Вскоре за драконами появились очертания армейского грузовика. Он летел по воздуху, как летний вариант Санта Клауса, строго в небо. Землеройка озадаченно провожала глазами драконов и то, что летело им вслед; то, что летело, будто двигалось к одной давно намеченной цели, делаясь все меньше, грузовик шел, набирая скорость и высоту. Но или драконам надоело, или была оборвана последняя нить, только грузовик вместо того, чтобы окончательно растаять в прозрачной дымке небес, вдруг пошел вниз. Далеко в поднебесье раздавались ослабленные расстоянием резкие выкрики драконов. Характер сообщений оставался неясным, было похоже на критику в чей-то адрес с содержанием упрека насчет чьих-то дырявых рук. Грузовик шел, медленно кувыркаясь и увеличиваясь в размерах, прямо туда, где еще мгновение назад сидела землеройка, провожая глазами то, что можно было увидеть не каждый день. Мир определенно сошел с ума.

Компетенция и рекомендации: кого лучше бояться

Из книги Эльмо Броди «Homo sapiens, Технология и Дьявол: столкновение или объединение? Размышления об удачном ужине»

…Говорят, два разумных человека всегда сумеют договориться.

Это не может не радовать. Но давайте посмотрим, что мы имеем. Вот, с одной стороны, человек и вот, с другой, его технология. Мы видим, что они оба куда-то катятся, но пока еще не можем ясно сказать, куда. Но все-таки.

Нам подсказывают, обнадеживающе кивая, что Человек тоже вроде как эволюционирует, хотя тоже пока не совсем понятно, в каком направлении, и то, что он делает, в определенном смысле делает его тоже.

Мы могли бы, пользуясь случаем, с высот нашего альтруизма оглянуться и сказать, что да, в таком подходе есть разумное зерно, развитие последней формы цивилизации в самом деле словно бы имеет определенную логику, и логика эта скорее озадачивает. Технологическая сторона развития вида Homo sapiens изменяется так, что мы даже не успеваем от изумления разводить в стороны руками, в то время как сам носитель пресловутого разума, по сути, остался тем же, каким и был две и три сотни тысяч лет назад: его словно замкнуло на одном месте. Так эволюционирует человек – или эволюционирует наше мнение о нем?

Нас словно что-то подталкивает – и подталкивает упорно только с одной стороны, и если мы всерьез хотим заглянуть за край того, что зовем Большим Горизонтом, то нам по крайней мере необходимо попытаться обозвать это что-то каким-нибудь научным термином. И потом решить, кого лучше наказать.

Вот история: 37 цивилизаций этой планеты, какими мы видим их сегодня, и какими их можно увидеть с высоты птичьего полета. Так что же мы видим? Меняются лишь названия, объемы потребления и эффективная сторона оружия, которым один человек отправляет на тот свет другого. Но вот вопрос, почему объемы накопленного знания как-то крайне неохотно хотят работать в отношении всего, что лежит по другую сторону прогресса технологии? По ту самую сторону, где вроде бы и лежало всегда то, что определяло достояние разума. В современном языке до настоящего дня этому нет названия, почти никто по большому счету даже не задумывался над тем, как эти вещи определить, но назовем их для себя человеком отдаленного будущего. Если у нас его, будущего, нет, то пусть оно будет хоть у него.

Поправьте меня, но вот тот самый предмет футурологии, который без названия, как бы лежащий по иную сторону пресловутого прогресса технологии, словно никому не нужен. Ну, за исключением разве нескольких чудаков в истории. И вот еще вопрос: подлежит ли вообще такое положение изменению? Я возьму на себя ответственность ответить коротким «нет», – а затем попытаюсь обосновать, почему, и набросать, чем примерно все должно закончиться. Тот Далекий Горизонт ближе, чем вы думаете.

Я тут на досуге попробовал вывести возможно более короткое определение Разума и того, что есть Ум. Чтобы решить, куда катится этот мир и мы вместе с ним, нам они понадобятся оба.

Итак, разум. Коротко говоря, и опустив всю неизбежную философию за очень большие скобки, это способность предвидеть события до их совершения и адаптировать стратегию поведения адекватно им. Другими словами, это – игра во времени. Степень этой адекватности и определяет степень разумности.

Есть еще ум. Как многие наслышаны, вещь, исключительно полезная в жизни и быту, но никто внятно не может сказать, на что он похож. Попросту это степень догадливости. Способность восстанавливать информацию по ее фрагментам и за одним деревом видеть лес. Степень этого предела и определяет уровень интеллекта. Информации никогда не бывает недостаточно. Любое животное обладает умом в той степени, в какой оно видит больше, чем дано. И любое животное обладает хитростью в той мере, в какой оно видит больше, чем от него ждут.

Другими словами, это тоже – категория времени.

Разум лучше всего определяет способность использовать энергию обстоятельств, минуя опыт.

В отношении ума животного оставим для себя пути отхода. И, возможно, кое-кому пришлось столкнуться с таким случаем, гений которого особенно неприятно заметен на фоне прочих болванов. Он неприятен тем, что обречен. Как разум, навсегда запертый в образ, который преобладающий вид определил неразумным. Быть может, худший из недугов.

Различия между умом и разумом зачастую просто невозможно разглядеть: это только разные названия одного и того же в применении ко времени: разумом пользуются, пробираясь сквозь миллионы лет; умом – в измерениях дня. Здесь лишь очень специфическое свойство одного биологического вида в сравнении с его окружением, свойством которым обладает определенная часть вида. И вот главное.

Как только какой-либо из животных видов получит доступ к восприятию времени, большему, чем доступно иному виду или человеку, историю последних можно считать закрытой. Как сказал один лесник, разумная жизнь – большая редкость. Даже на этой планете.

Животные, как можно убедиться, обладают умом и свойством быть разумными, я бы даже сказал, весьма разумными, в той же мере, в какой ими обладают некоторые люди. Различие здесь количественное, а не качественное.

Разум – это лишь восприятие времени.

Сам по себе он не решает ничего. Он только предполагает наличие своего особого состояния, ставшего свойством: интеллекта. Лишь его наличие делает разум адекватным среде: он изменяет ее. Это и есть функция интеллекта. Измени восприятие времени человека, сократив его до предела, – и человек вновь станет зверем. Кстати, вместе с тем утеряв и все основания быть несчастным. В широком, самом широком смысле.

Другими словами, изменяя восприятие времени, мы изменяем сознание.

Есть такое страшное заболевание, шизофрения. Согласно принятой в терапии основной теории, больной страдает расщеплением реальности. Хуже всего, он не в состоянии определить, какая из них «реальнее».

В одной из научных лабораторий проводился эксперимент: подопытный сидел и был занят тем, что давил пальцем на кнопку, результат сопровождался вспышкой света.

Эксперимент изменили – совсем чуть-чуть, на одну миллисекунду: все оставили прежним, только в последовательность «нажатие кнопки – вспышка света» внесли задержку на тысячную долю секунды, недоступную восприятию и остающуюся за порогом сознания. А по прошествии какого-то периода времени ее убрали, вернули эксперимент в исходный вариант. И случилась неожиданная вещь.

Теперь подопытный, давя пальцем на всю ту же кнопку, был уверен, что существует в некоем ином измерении пространства-времени: его сознание было полностью убеждено, что нажатие на кнопку следует ЗА вспышкой.

Тут одного из исследователей осенило. Так, возможно, в патологии сознания, известной как шизофрения, дело как раз в этом: в особом восприятии времени. Сбой размером в тысячную долю секунды. И все, что необходимо, это лишь произвести совсем небольшую «перекалибровку».[1 - David Eagleman, a neuroscientist; directs the Laboratory for Perception and Action as well as the Initiative on Neuroscience and Law (USA).]

Задержим шаг и опустим одно колено поближе к живописной глади пруда. Весь он и весь этот мир полон микроорганизмов. Все говорит за то, что ни один их них не знаком с таким понятием, как время, и потому смерть одного индивида никак не находит своего отражения на концепции поведения колонии в общем. Чтобы сдвинуть их с места, смерть должна коснуться колонии в целом: запустить механизм отбора. Впрочем, их он тоже беспокоит мало.

Итак, каждое животное обладает разумом настолько, насколько оно обладает восприятием времени. Как и каждый человек разумен в той мере, в какой он обладает понятием времени. С момента, когда понятие времени замещает новое понятие, «пространствовремя», начинается заря появления другого животного вида.

Суть в том, что, следуя вот этой логике дальше, любой следующий за Homo sapiens вид неизбежно должен обладать восприятием того, что сейчас привыкли понимать под пространством и временем, иным. С животным видом, который ему предшествовал, оснований договариваться у него совсем немного.

Иное же восприятие, по замыслу, практически неизбежно должно сопровождать иное взаимодействие с той же самой средой – с тем самым «временем и пространством».

Как интересно получается.

Наиболее разумные из живущих страстно горят, просто умирают увидеть наконец создание, которое не человек, и вроде бы все понимают, что это будет уже не человек. Но в таком случае и всё человеческое должно быть ему чуждо.

И тогда мы обязаны, нас просто положение разумного вида обязывает – оборачиваясь со скорбью во взоре и ответственностью в сердце на все те поколения нечеловеческого страдания и самоиспытания, что оставлены нами позади – задать вопрос, будет ли человек, современный вид и данный тип технологической цивилизации, занимать в Его мировоззрении какое-то место. Я этого не знаю. Но вот то, что я еще знаю: логика нашей книги вынуждает нас предполагать, что всякое – я подчеркну еще раз: всякое такое включение кого-то как вид в систему его восприятия неизбежно должно иметь скорее негативные последствия для всего, ради чего вы живете. Вы слишком по-разному смотрели бы на мир, который окружает.

Тут мы и подошли к ключевому повороту всего свода рассуждений.

Возможно ли, что бы кто-то из индивидов, – в силу случая, природной аномалии, принуждения, не важно, – в масштабах своего собственного восприятия или какой-то ограниченной популяции из живущих ныне бок о бок с нами, обладал бы понятием и восприятием времени, выходящим далеко за рамки того, что доступно другим? Я возьмусь сказать, что тогда придется иметь дело с тем, с чем лучше не иметь дело совсем. И шансов пережить это что-то было бы очень немного. Подводя общий итог теме, я хотел бы закончить последний эпизод словами: бойтесь того, кто видит мир другим, будь это машина, шизофреник или гений – у вас всегда есть шанс стать частью их реальности.

…Говорят, два разумных человека всегда сумеют договориться. И это похоже на правду. Но вот вопрос, никто не знает, что будет, если один из них окажется разумнее другого.

Гораздо, страшно, несоизмеримо разумнее.

Вот мы и сделаем попытку ответить на этот вопрос.

____________________