Избранные проекты мира: строительство руин. Руководство для чайников. Книга 3

Я уже понял, что радости этот день мне не прибавит.

– Что идет? – спросил я без интереса.

Перекидывая через плечо связку стрел и беря лук, он сказал:

– Я же говорю, мы не знаем. Я надеюсь никогда не узнать, что значит: «Купейный вагон». Последние остатки нашей расы живут только ради этого. Вы слишком спокойно отнеслись к моим словам о том, что вы разрушаете миры. Дайте нам знать, если согласны.

Я с тоской смотрел на остывшие тарелки. Лишь много позже мне пришло в голову, что, возможно, дело снова состояло в еще одной трудности перевода. «Не знать имени» на языке эльфов скорее означало «не должно его иметь».

– Извините, что испортил хороший ужин, – сказал эльф.

– Переживу, – сказал я.

5

Из глубокого сна меня выдернул сильный стук в дверь. В нее пинали так, что я первым делом положил руку на лежавший рядом пояс с ножом. «Вертолеты Центра», – глухо произнес голос за дверью, потом повторил еще раз. В дверь снова забарабанили. «Вам лучше уйти». В голосе хозяина без труда слышались тревожные нотки.

Однако какой он скорый, подумал я, приходя в себя и разглядывая низкий темный бревенчатый потолок. Да, вертолеты это плохо. Если даже успеть согреть двигатель. Без света фар мне не уйти достаточно далеко, чтобы затеряться среди фьордов. Я уже знал, где можно было бы отсидеться. Но какая резвая у хозяина система связи с внешним миром! «Уже иду», – сказал я.

За окошком было темно. Ах, да, вспомнил я. На них же перегородки. Тогда почему я вижу стены?

Поднявшись, я быстро оделся, не зажигая света, обулся, закинул за плечо рюкзак и спустился вниз. По словам хозяина, вертолеты летели сюда, но промахнулись и ушли дальше. Теперь только вопрос времени, когда они вернутся снова. В том, что направлялись они именно сюда, хозяин не сомневался. Лететь тут больше было некуда. «У кого-то очень длинные уши и кто-то не может держать рот закрытым», – хмуро сказал он.

Вертолеты здесь видели только один раз и так давно, что успели забыть, как они выглядят. Все говорило за то, что хозяин мог быть прав. Прав настолько, что теперь надо было целиком менять всю свою прежнюю парадигму отношений и с этим лесом, и с этим миром, и вообще с собственным легкомыслием. Наверное, я просто устал. «Бойся лающих овец», – сказал на прощание хозяин. Кажется, это было что-то вроде местной пословицы. Я не знал, что она значит.

Я мчался сквозь неподвижный черный заснеженный лес на предельной скорости, которую мог себе позволить. Вездеход подпрыгивал, бревна сзади грузно подпрыгивали тоже, без них все выглядело бы совсем, совсем иначе. Но даже будь у меня больше времени, без специальной техники я не смог бы освободить прицеп от груза. К тому же, без груза будет сложно подняться. Лес выглядел знакомым, я уже проходил здесь относительно недавно. Самым трудным было разогнать технику – но потом, разогнав, остановить ее уже было еще труднее. Дорога в горах вообще не предназначалась для ускоренных перемещений. Без света фар, без панели приборов и определяя опасные повороты лишь по памяти, оказалось удивительно несложно гнать вездеход даже в темноте. Снег делал местность предельно рельефной, не будь его, лететь на той же скорости бы не удалось. Глаза быстро освоились, и снег словно восполнял отсутствующее сияние луны. Я подумал, что после того, как наступит сезон настоящего снегопада, эта часть дороги и вообще весь перевал будут закрыты до весны. Правда, здесь она приходит быстро.

Когда дорога пошла на подъем и стала вилять, прячась в развалах отвесных камней и сосен, двигатель натужно взревел, и тогда я увидел в зеркале заднего вида несколько шедших над горизонтом далеких огоньков. Огоньки, перемигиваясь, не спеша приближались, но шли не сюда. Остановив технику, я вышел из кабины.

Огни делались отчетливее, крупнее, они шли по дуге, словно высматривая внизу для себя удобное место. Куда они двигались – было не видно, но затем под ними что-то произошло, какие-то одинаковые размеренные вспышки света в клубах дыма, вначале под одними огоньками, потом под другими, и из этих дымных клубов, по наклонной и строго вниз, ушло четыре или пять длинных слепящих пятен, и огоньки, отклонившись от прежней траектории, одинаковыми движениями ушли в стороны. Пропахав ночное небо, слепящие огни соединились с темным горизонтом, и там, где они встретились, медленно поднялось несколько тяжелых туч. Через какое-то время с той стороны дошел ослабленный расстоянием звук хлопков. Вернувшись в кабину, я снова начал движение и больше не останавливался.

6

…проснулся от неприятного чувства, что что-то было не так. Сказать иначе, ледяной, не оставляющий места ничему иному ужас висел в пустоте кабины, выжимая из меня липкий холодный страх и заставляя муравьев бегать по спине и затылку. Ручку двери кабины кто-то изо всех сил дергал, причем так, что содрогалась вся кабина, но дело было не в этом. Я не мог отделаться от ощущения, что проснулся за долю секунды до того, когда должен был это сделать. От этого зависело, смогу ли я проснуться вообще. Абсурд состояния не успел дойти до моего сознания, когда я понял, что не могу убежать. В двери моего сознания пинали с такой силой, как пинают, спасая свою жизнь.

Но когда до меня дошло, что бьют и дергают одновременно ручки обеих дверей, соблюдая один беспорядочный такт, меня начало трясти.

Каждый рывок, каждый новый удар зеркально отражал состояние обеих дверей кабины. Грохот, стоявший в ушах, оборвался так же неожиданно, как начался, но мне не было необходимости подниматься и выглядывать в окна. Я просто видел в зеркалах заднего вида, что снаружи никого нет. Я лежал до утра, не решаясь закрыть глаза.

Когда я их открыл, я с огромным, чудовищным облегчением понял, что это был сон. Ледяной ужас висел за дверями сна и не было ничего, что бы заставило меня стать его частью.

После этого я спал, только укладывая на ночь под изголовье свой походный нож. Не знаю, зачем.

Я без ненужных припадков скромности привык считать себя умеренно смелым человеком. До известной степени я даже принимаю возможность и готов к действительно опрометчивым поступкам: быть опрометчивым – пожелание моих генов. Я столько раз встречал опасность, что научился обходить ее еще задолго до реальной материализации больших неприятностей, различая их всего лишь по первым признакам. Я пережил столько неприятных моментов, что из них можно было сложить школу философии выживания; подобно практикующему лекарю с большим опытом, который за свою жизнь встретил такое количество человеческих страданий, что в конце концов перестал их различать и с исключительным спокойствием воспринимал катастрофы жизней других, хладнокровие я давно возвел в ранг добродетели, над которой стоило работать всю жизнь.

Но когда посреди ночи в полной темноте прямо перед лобовым стеклом кабины на расстоянии всего десятка шагов без всякого предупреждения повисла едва различимая бледная маска из нескольких скупых линий, мне действительно стало не по себе. Я всегда полагался на свои силы и всегда оставался при своих интересах лишь благодаря самому себе. В этом бесконечно огромном чужом мире бесконечно огромных чужих лесов помочь себе мог только ты сам. И если мир предлагает тебе что-то, что однажды выходит за пределы твоего опыта эксперта по выживанию, нужно как минимум воздержаться от спонтанных решений. Или, напротив, успеть довериться инстинкту. Выглядело так, словно кто-то висел под потолком вниз головой, так что длинные черные волосы почти касались земли. Только здесь не было потолка. И у висевшего не было тела. Я не знал, что за этим стояло. Муравьи снова бегали у меня по затылку.

По большей части это было лишь пятном в темноте, почти не имеющим четких очертаний, и приходилось напрягать зрение, чтобы разглядеть там хоть что-то. И чем сильнее ты вглядывался, тем меньше тебе хотелось видеть.

Самым жутким было то, что пятно никак не соотносилась с прочей реальностью. Оно ни на чем не держалось и не двигалось. Пятно просто висело посреди темноты, как в коридоре, уходящем в ванную. Я не знал, что думать. Открывать кабину, куда-то идти и что-то исследовать желания у меня не было никакого. В пределах Властелина Колец и его жутких вотчин имелось бессчетное множество трудно объяснимых явлений и загадочных аномалий. Не все они что-то значили и не все обещали неприятности – просто этот мир был так устроен. Но опыт подсказывал, что к каждому из них следовало относиться именно так – как к знамению, закрывающему главу твоей прежней жизни. Потом я уснул.

Мне снилось, что я забыл закрыть на ночь окно и теперь жалел об этом, не зная, как это исправить. Я открыл глаза и вначале ничего не понял. Было очень темно, но я почему-то видел все. Я проснулся от понимания того, что в кабине кто-то был, и я не мог понять, кто, в проеме окна это выглядело сплетением корней, но самым страшным было не это. Откуда-то я знал, что меня здесь нет, что весь мир снаружи за стеной темноты выглядел тем же сплетением не то корней, не то волос, не то истлевших костей. Я пытался и не мог отделить сон от реальности, и от этого не мог дышать. «Бойся лающих овец», – произнес чей-то голос, и я открыл глаза. Вначале я ничего не понял. Окно было закрыто. В кабине никого не было. Я дышал часто, с надрывом, словно на дальней дистанции, когда до меня дошло, что это был всего лишь сон, самый обычный сон, я почему-то испытал такое облегчение, словно избежал смертельной опасности.

Когда спустилось серое утро и обозначились очертания останков какой-то старой двери по соседству, одиноко торчавшей прямо из грунта, впереди была только просека и больше ничего. Но я уже не верил, что сумею отсюда выбраться.

Я больше не говорил с Тьмой, и Тьма молчала.

Землеустроитель

Комары не обманули: день выдался настолько теплым и солнечным, что все, что было до него, воспринималось как нехороший сон.

Стена выросла за одну ночь. Грубые ряды исполинской каменной кладки возвышались над рельефом обрыва и здравым смыслом, словно стояли здесь всегда, всё видевшие и ко всему равнодушные. Стена торчала прямо из скальных образований, как произвол неких темных сил, разделяя мир надвое и оставляя свободным только один выход – к отвесному обрыву. Под обрывом далеко внизу не было ничего, кроме камней. Гигантские наползающие один на другой отвесы вырастали из естественных отложений, исключая всякую возможность оказаться наверху, но уже издали начинало казаться, что там на самом краю кто-то был. Случайный косяк диких птиц с любопытством несся туда, пытаясь понять, что происходит, впрочем, сохраняя высоту и не делая попытки приблизиться. Стена была, как подиум. Подобно большим жутким летучим мышам, банда драконов сидела на самом верху несуразной геологии, все вместе хмуро уставившись одинаковыми взглядами на что-то прямо под собой. В их глазах не было ни капли тепла.

– Добрый вечер, – глухо и внушительно произнес по ту сторону Стены голос.

Слишком глухо и слишком внушительно, микрофон зазвенел. Звук шел, как со стадиона, до отказа забитого зрителями, застывшими в ожидании рок-концерта года.

– Что, суки, не ждали?

Было так тихо, что слышалось шуршание высохших листьев в траве.

– Вам там меня хорошо слышно? Тогда сразу к делу. То, зачем мы все здесь сегодня собрались, весьма символично, я бы даже сказал, несет глубокий познавательный смысл. У меня две новости: хорошая и плохая. Вначале хорошая. Сегодня вы все умрете. Возможно, кто-то именно этим утром, проснувшись, открыл глаза как раз с такой мыслью. Что пора чудес прошла, и всем подыскивать придется причины тому, что сделано на свете. Спешу ему радостно сообщить, всё так и есть. Проницательность его не подвела. Теперь плохая новость. Вы умрете не сразу. Вы будете делать это частями, с глубоким философским смыслом…

Голос перекрыли несколько редких разрозненных хлопков, тут же перешедших в истеричное хлопанье огнестрельного оружия, будто там стреляли все вместе, не вполне зная, куда. Какое-то время не было слышно ничего, кроме беспорядочного грохота.

– По поводу оружия, – снова раздался голос. – Советую боеприпас приберечь. Он вам еще пригодится. Всё очень серьезно. Поэтому не надо его дергать.

Голос снова перекрыл шквал огня.

Шум словно пытался заткнуть его, сделать несуществующим, там стреляли будто с намерением греметь так долго, сколько получится, чтобы только не слышать, что будет дальше. Но голос больше не отвлекался. Он был громче.

– …Пока отложите его. Просто сядьте и слушайте. У вас будет еще возможность настреляться. Но это еще не все новости на сегодня.

Голос прервался.

Отдельные разрозненные выстрелы по другую сторону стены еще какое-то время растерянно хлопали, потом стихли тоже.

– Итак, в чем суть? – громко задался вопросом Голос. И сразу же на него ответил. – А суть прямо перед вами. Вон там в отдалении на отшибе стоит пустой грузовик. Тот, что с откинутым тентом. Вам всем его хорошо видно? Кому не видно, значит, не судьба. Вот это и есть ваш смысл жизни. Это и есть ваш последний шанс и последний билет свалить отсюда…

Голос снова прервался, словно давая сполна оценить замысел происходившего и как бы увидеть сюжет в новом свете. Сюжет явно никому не понравился. То ли в силу какой-то аномалии, то ли по причине необыкновенной акустики местных условий, то ли так было задумано, но звуки раздавались так далеко и так отчетливо, как если бы кто-то ставил финальную сцену театральной постановки с аплодисментами в конце и вставанием зрителей с мест. Но помимо нескольких драконов, мрачными изваяниями наблюдавших сверху за происходившим, других наблюдателей не было.

– Спешу отметить отдельно, что времени на глубокие размышления нет. И оно, это время, уже пошло. Вот прямо сейчас. Вот с этого мгновения. Итак, правила отбора кандидатов в победители. Сразу предупрежу, правила жесткие. Это уж как все в жизни, просто так не дается ничего. У вас у всех сегодня жизненно важный выбор: умереть прямо сейчас – или, как вариант, оказаться в числе совсем немногих избранных, счастливчиков, отмеченных судьбой. Отбор будет считаться завершенным, как только на борт этого, только этого и никакого другого транспортного средства взойдет последний из победителей и тент скроет от глаз остальных тех немногих, кто оказался проворнее других. Советую поторопиться. Это вам не фура, лимит мест ограничен, но что касается средств – тут всё целиком на ваше усмотрение. От кирпичей и зубов до вашего национального оружия, оглобли, всё, что покажется уместным, всё, что удобно ляжет в руку, что поможет занять одно из мест в этом Ковчеге Надежды.

Как только тент закроется и будет закрыт изнутри, время отбора остановится. Все остальные умрут, где стоят.

Но до тех пор, пока занавес не упадет и хотя бы кто-то еще будет цепляться за борта, у каждого есть шанс оказаться среди избранных. Лишь свирепейшим из свирепейших дано подняться над обстоятельствами. И пусть победит сильнейший. Всё можно.

И всё возможно…