Лифт открыл двери, и я нажал на кнопку первого этажа, попутно вызывав такси.
Возле его дома я, согласно нашей с Борей традиции – ни встречи без кофе, зашел в магазин, расположенный в соседнем доме. И дождавшись, когда аппарат нальет мне две кружки напитка, я взял их и направился к выходу. Открывая дверь, я почувствовал толчок в спину, после которого содержимое стаканчиков вылилось на майку и пиджак.
– Твою мать! – бросил я, обернувшись.
– Извини, старик, – сказал парень, держа стаканчик с чаем.
– А что теперь извинять? Что случилось, то случилось.
– Значит, это должно было произойти. – блаженно протянул он, добавив: – Хочешь, компенсирую?
– Не надо, я постираю, – ответил ему и, желая скорее прервать общение, направился к дому Бори.
– В любом случае, каждое происшествие – это как новый виток сюжета. Удачи! – произнес он, после чего сел в такси, на котором я сюда приехал.
– Всюду сюжеты… – прошептал я, и, отряхнув майку, зашел в подъезд.
– Привет, братик! – Боря раскрыл свои объятья, беззаботно улыбнувшись. – Что за внезапные потрясения привели тебя ко мне?
– Я бы не сказал, что внезапные, – ответил ему, обняв в ответ.
– Тогда проходи. Я уже все приготовил. Правда, теперь ясно, что не только для себя. Кстати, видел мою новую майку?
Посмотрев на черную майку с надписью «сохраняю баланс», я спросил:
– Я подумал, что это та же.
– Братик, у меня много черных маек с этой надписью. Вот эта – новая.
Одобрительно кивнув, я прошел в комнату. На столе уже чайник, рядом с ним две чашки без ручек. А на краю лежали журналы и книги о психологии.
– Я смотрю у тебя тут снова чайные церемонии.
– Ты знаешь, чем мы отличаемся от Китая в плане культуры чаепития? – спросил Боря.
Упав в кресло, я отрицательно помахал головой.
– Там к этому относятся не как к вещи, которая поможет ‘убиться’. Это образ жизни.
– Я понял, можешь не продолжать. – сказав, я подвинул чашечку поближе
– Поделишься, какой ты из этого вывод сделал, Братик? – сев на кресло напротив, он спросил по-доброму. На секундочку мне представилось, что со мной разговаривает не мой товарищ, а ментальный наставник.
– В варварском обществе все гипертрофированно, – ответил ему. – Если употреблять, то убиваться. А патриотическую нишу обязательно заполнят турбопатриоты которые, как фанатики, будут обращать внимание на всякую мелочь.
– Ну, я бы не сказал, что у нас варварское общество, – проводя манипуляцию с чайником, сказал он.
– А я не про всех. Но ты же понимаешь, что их очень много. Ты видишь, сколько вокруг агрессии на дорогах и на улицах в целом?
– Я вообще редко выхожу из дома. Но когда выхожу, чувствую словно вот-вот кто-то на меня накричит или набросится. Стало напряженно и люди агрессивнее стали, не буду спорить.
– Я тебе вот к чему, – начал развивать мысль. – Находясь в обществе, которое, по большей части, поддерживает убийство других людей, ничего другого, кроме агрессии, ждать не стоит.
– Полностью согласен. Все-таки не зря мы с тобой в тесном ментальном контакте. Это дорогого стоит.
– А еще у меня пошли метастазы.
– Черт, братик… – от удивления он прекратил манипуляции. – Давай попробуем с тобой провести духовные практики? Я думаю, это поможет.
– Нет, я просто через силу начну писать и все остановится. Ты ведь в прошлый раз нашел для меня панацею.
– Да ладно тебе, брось, это было очевидно, – махнул он рукой, возобновив процесс перемалывания.
– А еще сегодня у меня не выгорело с девочкой. Но не потому, что она была против… – протянув чашку, Боря сбил меня с мысли. Отбросив разговоры в сторону, я взглянул на плававший лепесток розы и сделал глоток.
– Братик, ты не о том думаешь, – произнес он. – Нам по-настоящему не хватает нормальных отношений. Каждому из нас, старик…
Поставив кружку на столик, меня начало накрывать. Пока он что-то говорил, я, словно маленький комочек самого себя, летел на встречу заключенному внутри меня пространству вариантов. В одном из которых каждая произнесенная им буква является дверью в обширные миры: новые пространства вариантов со множественными ветвями, ведущими к другим пространствам вариантов, которые, подобно предыдущим, имели внутри себя значительное количество моих проекций.
И когда меня затянул один из вариантов, в который я случайно ступил, он запустил череду внутренних поэтапных изменений моего сознания. Каждую минуту своей прожитой жизни, я переносил как и положено – считая кульбиты меня прошлого и матом восторгаясь от мышления, которое привело к внезапным кочкам на пути, к настоящему и будущему себе…
Поняв, что пауза затянулась, а мне нужно дать ответ прямо сейчас, я прикинул, что отвечу:
– Да, в какой-то степени ты прав.
Он посмотрел на мой важный вид, очевидно, не понимая, что если я полагаю, что мои мысли читают окружающие, то с какой стати тогда я не прочту его?
– Поэтому, старик, важно понимать собственную сопричастность в любых отношениях: от любви, до партнерства, – уверено начал он. – То есть, если ты осознаешь, что ты тоже сопричастный, то и твои дела на работе идут в гору, и настоящие друзья притягиваются, и любовь будет идеальная.
– Значит, ты считаешь, что если я буду осознанным в своей сопричастности, то эта сопричастность будет проникать в организм так же, как когда-то в него попадал коронавирус? И, в конце концов, в мире наступит гармония? – перебил его, полагая, что уловил мысль.
Он прищурится, явно не понимая, о чем я.
– Нуу, что то типа того… Лучше расскажи за ту девушку, с которой у тебя не вышло?
– Не вышло – это когда ты не смог физически. А «не выгорело», это когда что-то пошло не по плану.
– А какой был план? – спросил он.
– А план был, в первую очередь, договориться с собой. Чтобы тот Я, с которым веду общение, тоже захотел. Все заключалось в его согласии. Реальный-то Я всегда хочет.
– То есть, своего рода, разговор двух альтер-эг, – заключил Боря.
– Разговором это точно не назвать. Ведь «разговор» тесно соприкосается с собеседованием, а собеседование, в свою очередь – завуалированное рабство, – неожиданно для себя самого вырулил я. – Я бы назвал это беседой. Такой, знаешь, как у хороших друзей, которые с детства вместе. Они же не могут вести между собой собеседование? Нет. Настоящие друзья не могут считать друг друга рабами, если отталкиваться от того, что «собеседование» – это путь туда, а «разговор» в этом всем некое начало начал. Или абсолют. Абсолют всех отношений, понимаешь? А это тебе не какая-то там сопричастность.
– Ты правда считаешь, что «общая сопричастность» никак не соприкасается с «разговором»? – возмутился он. – Как бы люди общались без взаимной «сопричастности»? Выходит, «сопричастность» является абсолютом абсолютов.
Я вдумался в то, что он сказал и на секунду подвис. Выходит, все то, что мы считаем важным в этой жизни, в мире сопричастности всего лишь пшик. Зачем тогда беседовать о маловажном, то есть, о каких-то там «разговорах» на низких вибрациях? А тогда к чему я устраиваю звон по тому, чьего ухода из жизни так желал? Почему я отчаянно защищаю собственное эгоцентричное Я, вылезшее из-за издаваемых подсознанием звуков, которое завладело сознанием, а то, в свою очередь, ртом? Тогда, быть может, вся атрибутика успешной жизни, в виде машин, квартир, ради которых мы тратим часы жизни, как те колхозные девочки, тратящие на китайское дерьмо с грубо завышенной стоимостью, является пшиком…