Блудник

Оплатил половинку заказа, и мы вышли в самый разгар жаркого дня.

Глава 6

Поразительная сила связи родителей с их детьми, как у нас с мамой, например. Она словно чуяла неладное с самого начала и всячески пыталась оградить меня от бед. Мама решительно навестила семью Кашиных, буквально перед ее отъездом.

Атмосфера была напряженной, таких гостей никто не ждал.

– Катя, я хочу с тобой поговорить, – сдержанно начала Ольга Николаевна.

Поза Кати немного изменилась, стала более закрытой. Она сидела с высокоподнятой головой, держав двумя руками колено переплетенных ног.

– Зачем ты туда едешь? ТЫ же знаешь, он сам не определенный еще.

Кашина вызывающе держала взгляд черно подведенных глаз.

– Я не к нему еду. Что он может мне дать? – Презрительные нотки заиграли в тоне соседки.

Ольга Николаевна почувствовала унизительный укол и пренебрежение к своему сыну, но сдержала эмоции и спокойно продолжала допрос:

– Ну а куда ты собралась?

– Я Кате тоже говорю, не нужно никуда ехать, – вмешалась бабка, пытаясь сохранить мирность беседы.

Кашина непоколебимо сидела в неизменной позе.

– Мы поедем в лагерь для беженцев. Можете не волноваться, – горделиво заверила она. – И вообще мы сами с Ромой разберемся.

Ольга Николаевна со знаком зодиака «весы» ощутила нахлынувшее возмущение. Она готова была врезать на наглой роже этой соплячке. Но продолжила в дипломатической манере:

– Вот когда своего воспитаешь, вырастишь, выучишь, тогда посмотрим, как заговоришь, – с напором, четко выговаривая каждое слово, заключила она. – А пока, я буду вмешиваться до тех пор, пока моему сыну не станет хорошо.

На этом неприятный разговор закончился. Ольга Николаевна, немного расстроенная поведением Кашиной, поспешила позвонить мне и поведать о походе. Я терпеливо слушал, сжимая губы от недовольства. Меня унижала эта ситуация, мамин визит. Стыду не было предела.

– Ну, зачем ты ходила туда? – досадовал я. – Представь только, как я выгляжу в их глазах? Мама решает проблемы двадцатитрехлетнего сына. Позорище!

Было очень больно, и не мама меня опозорила, а я сам, сваливая раз за разом груз проблем на ее плечи. Рассказывая о душевных волнениях, находя пристанище в материнской жилетке. Наверное, я еще кажусь не сильно мужественным, не совсем уверенным, слабеньким и уязвимым. А дорогая мать, видя это, торопится выручать сопливого сыночка.

– Мне все равно. Я буду бороться за тебя, – гремела мама. – Я не для таких мышей тебя рожала. Такие невестки мне не нужны, так и знай.

Моченое яблоко, так бы я назвал свое состояние. Сморщенное и мягкое, совершенно не привлекательное и лишенное яркости вкуса. Я старался взять себя в руки, пытался как-то раскачаться, окрепнуть. Но все безуспешно. Только град противоречий встречал здравый смысл. Внутри словно все перебито, знобило и болело. Я чувствовал себя по-настоящему одиноким.

Дни сменялись как фотоснимки. Домашний ремонт неспешным течением отвлекал от мира проблем. Через пару недель после случайной встречи появилось твердое намерение посетить Катю.

Втайне от бабушки под предлогом покупки краски, в первых числах августа я поехал в Суджу. Мы договорились увидеться возле кафешки в центре. В девять утра внизу улицы направлялась в мою сторону симпатичная девушка с маленьким пакетиком в руке. Она грациозно плыла. Приближаясь, черты ее лица стали различимы. Я старался держаться мужественно, расправил плечи, сделал серьезное лицо. А сам слушал учащенное сердцебиение. В последнее время я стал замечать, как часто приходиться делать вид, скрывая истинное настроение.

– Привет, – нежно поздоровалась Катя.

На ней была голубая футболка и летние джинсы.

– Здравствуй, – недружелюбно ответил я. – Пойдем куда-нибудь.

По узким улочкам мимо старых построений и ветхих домов, пересекая пешеходные зебры, мы вышли на уходящую вниз как склон дорогу. Церковь по левую сторону тепло золотилась куполами. Дуновение прохлады знаменовало о приближении к реке. Полукруглые арки моста ржавели стариной. Истертый коричневый коридор водил людей с одного берега на другой. Кувшинки с высоты казались замечательным украшением чистой воде. Весь путь мы говорили о нас, как ни странно, с каждой минутой более мягко и с интересом выслушивая друг друга.

– Я не могу понять. Ты словно специально берегла эту новость как козырь.

Она смотрела на меня щенячьими глазами. Вроде я и так должен понять, что она не виновата, а просто как маленькая девочка растерялась.

– Когда ты узнала?

– Когда вернулась из отпуска, сразу почувствовала. А когда сделала три раза тест, сомнения улетучились, – и протянула белую палочку с двумя короткими полосками. – Вот, смотри сам.

– Все равно недоумеваю, как это получилось? Все должно было быть нормально.

Теперь, наверное, у меня были щенячьи глаза.

– Значит судьба. Я плодородная! И думаю, теперь ты понимаешь, зачем я приехала.

Она права! А я снова смалодушничал.

– Что думаешь дальше делать? – Спросил я, словно меня это не касается.

Что я несу! Как мне теперь быть и что делать? Мысли разлетелись осколками стекла. Почему я не думал об этом с самого начала, когда приставал к замужней женщине?

– Пока будем в интернате. Нам помогают. Люди приносят продукты, деньги, кто что сможет. Я вот пачку памперсов урвала, – с гордостью сообщила она. – Они ж дорогущие.

– Зачем они тебе сейчас? Рожать все равно нескоро, – вяло заключил я.

– Да ты что, они тысячу стоят. Мало ли, пусть будут. Пригодятся.

Мы полдня просидели на берегу реки. Шелковая прохлада отгоняла жару. К двум часам немного утомленный я попрощался с Катей и сел на такси. По дороге вспоминал обрывки разговора и усиленно думал, что предпринять. Совесть подтачивала словно бормашина.

Никто не знал о нашей встрече. Бабушке пришлось соврать, что встретил знакомого.

День за днем я свыкался с мыслью о ребенке. Даже начало подбадривать, что скоро стану отцом. Дети есть счастье. Но покой так и не наступил. Как хорошая мать Катя не вызывала доверия. Ее легкомысленность к своему сыну, которую я неоднократно наблюдал, и вызывала сомнения.

Я приказал ей не курить. Если дорожишь здоровьем ребенка, будь добра бросать, говорил я. Но не видел ни капли материнской заботы. В ее, несомненно, нежном теле таилось отдаленно холодное, незримо отталкивающее, как в улыбке сектанта. Она была чем-то противоречивым, словно теплая питьевая вода в жару, такой желанной, но совершенно не пригодной для питья.

Какая-то меленькая клеточка зудела недоверием. Глубоко в самых недрах я питал сомнения о беременности, потому что хорошо себя знаю, и в те два раза было минимум риска, если не было вообще. А вдруг беременна, то кто даст гарантию, что от меня. На Украину ездила, с мужем встречалась. Но и ошибаться я могу. А если и правда, ребенок мой?! Кто тогда я? Ничтожество! Такой же слабак, как и многие, кого я впредь осуждал за подобные дела. Мое сердце словно жарилось в неведении. Противоречия опутывали рассудок, рождая непосильную тяжесть.

С момента последней встречи разгорелось желание видеться чаще. Хотя недовольства переполняли и горестно досаждали. Влекущая природа, словно нашептывала на ухо: «Встретиться, встретиться. Она мать твоего будущего ребенка… Ты должен быть мужественен». Липкие мысли не давали покоя, а давили со страшной силой на грудь. Я знал, что помимо собственных подозрений и противоречий, существует огромный барьер, который вряд ли удастся преодолеть.

Мы часто обсуждали с бабушкой тему отношений с Кашиной. Будучи мудрой женщиной, всегда давала дельный совет. Когда я принимал или оправдывал какие-то стороны Кати, она мне говорила:

– Тебе жить. Вот сам и думай. Если хочешь всю жизнь промучиться с ней, то выбор за тобой. Оно тебе надо?

Не надо, отвечал внутренний голос.

Другое дело родная мать, которая никогда не примет даже мысли, что Катя будущая жена или мать внука.