Волк на холме

– Нет.

– Тогда ты задаешь странные вопросы. Ты давно совершеннолетний, и твоя личная жизнь меня не интересует… разумеется, до тех пор, пока не вредит репутации нашей семьи или компании, что, впрочем, одно и то же.

«Репутация семьи? На что это он намекает, интересно? Неужели узнал про статейку в „Кто“…»

Популярная бульварная газетенка не обошла вниманием недавнее происшествие на мосту Реджина, и тиснула статью под броским заголовком – «Слезы, безумие, суицид: мрачные тайны семьи Гвиччарди», полную гадких намеков и непристойных измышлений. Читателю прямым текстом сообщалось, что «имеющая славянские корни» супруга «самого молодого из директоров „Гвиччарди SpA Roma“, талантливого бизнесмена и наследника многомиллиардного состояния», повредилась в уме после утраты единственной дочери… и стала вести себя столь странно и непредсказуемо, что вся семья страдает от ее безумных эскапад, окрашенных сексуальной распущенностью с суицидальными мотивами. Толика правды в статье была щедро пересыпана непроверенными слухами и откровенной клеветой, и варево на выходе смердело, как куча свиного навоза…

Можно было подать на газету в суд, но Бруно по опыту знал, что это приведет лишь к эскалации скандала, а газетенке даст новых подписчиков. Нет, лучше уж действовать другими методами – например, хорошенько проучить журналиста с помощью бойцов из «Когорты» (фамилию писаки Бруно взял на карандаш, остальное было делом техники).

– Репутация нашей семьи в полной безопасности, отец. – вот и все, что он сказал вслух.

– Ах, так?

– Именно так, что бы тебе ни говорила Белинда.

Гвиччарди скривился, словно хлебнул уксуса – обычная реакция на упоминание мачехи без должного пиетета – и не остался в долгу:

– Не все, что говорит Белинда, неверно и несправедливо, только потому, что это исходит от нее… В одном вопросе я совершенно согласен с синьорой: если Малена не справляется с болезнью, а ты не справляешься с поведением Малены, твоей женой должны заниматься врачи в клинических условиях.

– Нет.

– Хорошо. В своей спальне ты хозяин. Но позволь заметить тебе, сын, что твое упрямство граничит с глупостью, а выходки Малены – с вредительством… ее эффектный прыжок очень порадовал наших прямых конкурентов, и Конти, и особенно – Астальди. Вчера в клубе мне по секрету пересказали шутку: дескать, Гвиччарди использовал невестку как подопытную мышь, хотел с ее помощью измерить глубину Тибра… прежде чем сам туда прыгнет после изучения финансовых показателей за квартал.

– Боже мой, папа, какая невообразимая чушь!.. Вот кому точно не помешали бы холодные ванны, так это синьоре Белинде… чтобы остудить желание лезть в нашу с Маленой интимную жизнь.

– Не смей говорить о своей мачехе в подобном тоне! Ты обязан уважать ее так же, как и меня! – отрезал Гвиччарди тем особенным жестким тоном, что у неподготовленных людей вызывал дрожь в коленях и позывы к мочеиспусканию, но Бруно знал о своем привилегированном положении в иерархии отцовских ценностей, и показным гневом его было не пронять:

– Прости, отец, если я был непочтителен… но, следуя твоему примеру, требую безусловного уважения к моей жене.

– Тогда объясни ей – снова – что значит быть женой человека, носящего фамилию Гвиччарди, и пусть прекратит позорить семью поступками, которые потом неделями полощут в газетах!

– Мне будет довольно сложно сделать это, находясь в Нью-Йорке…

– Ничего, зато в Нью-Йорке у тебя будет время подумать; а пока ты занимаешься делами фирмы, я позабочусь о твоей жене… на правах любящего свёкра.

Нервы Бруно напряглись еще сильнее. Во многих жизненных вопросах Филиппо Гвиччарди отличался широтой взглядов и занимал сторону прогресса, однако в отношении семейных ценностей был консервативен до нетерпимости. Трагическое вдовство и второй брак с женщиной, что всегда выглядела и вела себя как воплощенная благопристойность, сделали его изрядным занудой, не принимавшим ни малейшей экстравагантности. От сына он требовал если и не разделять до конца его твердые принципы, то, по крайней мере, следовать им внешне. Наказание за публичное нарушение приличий следовало быстро и неотвратимо.

Бруно хорошо помнил, как десять лет назад он принял участие сперва в разгульной вечеринке в сомнительном ночном клубе, а потом и в футбольной драке, и это попало в газеты. После этого отец отобрал у него машину, заблокировал кредитную карту и на два месяца отправил «по семейным делам» в захолустный немецкий городишко, где не было ни одного приличного бара, и магазины закрывались в шесть часов вечера. Римское дерби он вынужден был смотреть по телевизору с маленьким экраном и рябым изображением…

Той выволочки Бруно хватило, чтобы сделать выводы: он стал гораздо внимательнее выбирать знакомых и научился тщательно скрывать все обстоятельства своей жизни, которые не вписывались в образ идеального сына и наследника Филиппо Гвиччарди. Если, конечно, не считать скандального разрыва помолвки с Анабеллой и женитьбы на Магдалене Драганич; но как раз по этому поводу у отца не возникло особых возражений, ведь Бруно всего лишь повторил его собственную историю брака с прекрасной Алессией Паччи, тоже включавшую побег из-под венца и многолетнюю ссору с родственниками.

Убедившись, что спорить с отцом насчет поездки бессмысленно, Бруно вздохнул, взял стакан с виски, долил содовой и, как ни в чем не бывало, перешел к обсуждению практической стороны:

– Билеты на самолет заказаны?

– Да, и для тебя, и для Виолы. Полетите «Дельтой», из Фьюмичино, в двенадцать часов дня. Рейс двести сорок пять.

– «Дельтой»? Десять часов в воздухе на этом дурацком аэробусе?.. – Бруно чуть не уронил стакан. – Ну, спасибо, папа…

– А как ты иначе собираешься попасть в Нью-Йорк? Я не могу предоставить тебе свой «Бомбардир», сам послезавтра улетаю в Париж.

– Так, может, мы полетим вместе? Я как раз хотел лететь через Париж, на «Конкорде».

Гвиччарди покачал головой:

– «Конкорд» – слишком дорогое удовольствие даже для меня. (7) И ты на пересадке потеряешь больше времени. Но если не хочешь «Дельту», на выбор еще есть «Люфтганза» и «Алиталия». Это не принципиально, принципиальна дата твоего отъезда. Завтра в полдень.

– Хорошо, я понял… – Бруно поднялся с кресла. – «Дельта» так «Дельта». Но если мы сегодня не попадем на ужин в «Паяце», (8) мой американский вояж окажется напрасным.

– Ты прав, сынок, ступай. Встретимся в машине через пять минут.

Гвиччарди проводил своего будущего преемника сдержанной улыбкой и мысленно поставил ему три очка за раунд внеочередных жестких переговоров.

«Он злится, прекрасно… значит, в Нью-Йорке вцепится янки в глотки так, что им мало не покажется. Все подпишут, как миленькие».

У Бруно почти не оставалось времени, чтобы уладить личные дела до того, как отец спустится на паркинг, но он успел позвонить Малене, сообщить ей о резком изменении планов – и весьма удачно переговорил с Корсо.

Вопреки опасениям Центуриона, Принц не встал в позу гордого мачо, которому зазорно сидеть нянькой при какой-то юбке, и, попыхтев немного для порядка, согласился пожить в Браччано до его возвращения из Штатов.

****

Черный, как вороново крыло, шестисотый «мерин» S-класса, был просто роскошным зверюгой, мечтой любого водителя и угонщика. Идеальные пропорции корпуса, двойные стекла, хвостовые антенны, автоматические двери и багажник, климат-контроль – что называется, полный фарш! Но самым главным был шестилитровый движок, мощное «сердце», соединившее в себе силу и скорость почти четырех сотен лошадей. У Луки едва не встал, когда он увидел это чудо в гараже, и получил подтверждение, что не спит и не бредит, а в самом деле скоро сядет за руль вороненого красавца и поведет его по скоростной трассе.

– Ты смотри, приятель, поаккуратней с машиной… она всего полгода как куплена, синьор Бруно за нее с любого шкуру сдерет! – ворчал некто Марио – крепкий дяденька лет под сорок пять, с приличными залысинами и кулаками величиной с небольшую тыкву; в доме Гвиччарди он был бригадиром охраны (8), и после того, как молодая синьора представила Принца мажордому и остальным слугам, взялся показать новичку «конюшню» и объяснить, как все устроено.

Говорил Марио много, смотрел подозрительно, но Принц, очарованный автомобильным парком Центурионовской семейки, слушал вполуха, а на взгляды и вовсе не обращал внимания. Когда же бригадир сперва воззвал к осторожности – мол, не надо гнать по трассе, как на Формуле-1 – и вроде бы невзначай поинтересовался водительским стажем и предыдущим послужным списком Луки, тот хмыкнул:

– Полный порядок и с тем, и с другим.

– Точно?

– Да.

Бригадир кивнул:

– Верю, но не на слово. Ты пойми: протокол есть протокол. Дай-ка мне твои права. И на фискальный код хотелось бы взглянуть… (9)

Документы у Принца были, но по многим причинам он предпочел бы их не показывать – у него еще не стерлось из памяти недавнее собеседование с Катеной, долго и дотошно изучавшим буквы и цифры, чтобы в конце заявить: не возьму даже в поломойки. И если бы так рассуждал один Катена… так рассуждали все приличные работодатели, за исключением разве что наркодилеров, содержателей притонов с подпольными тотализаторами и вербовщиков.

Среди этой публики Центурион со своим предложением поработать водилой-телохранителем смотрелся кем-то вроде архангела Гавриила, и Принц уже не раз и не два за сегодняшний день подумал: все чересчур удачно складывается. Чересчур хорошо и гладко, чтобы быть правдой… наверняка этот Марио неспроста цепляется к документам – и, если не сам Центурион, так его папаша решил покопать поглубже и разузнать, кого допускает в дом. Злостный угонщик и футбольный хулиган, отмотавший два срока подряд, уж точно не являлся мечтой почтенной буржуйской семейки. А может, эта бледная белобрысая стерва, синьора Белинда, или как там ее, успела нажаловаться, что свеженанятый «не пойми кто» нахамил ей при первой же встрече.

– На мои права и все прочее уже поглядели те, кому надо, и синьор, и синьора. Иначе хрен бы я сюда попал, – уклончиво ответил Принц, прикидывая, что будет делать, если этот не в меру ретивый служака начнет настаивать на своем.

«Ох, главное, чтобы это не оказалось очередной „проверочкой“ Центуриона, или чем похуже… Мужиком он всегда был хитрым и злопамятным, с чего бы ему меняться?»

Неприятная мысль сверлила висок буравчиком и не давала покоя, хотя развитие событий, с самого начала и до сего момента, сигналило о противоположном – Бруно изменился, и он, Лука, действительно нужен ему. Ему и… его жене.

«Может, я и зря паранойю гоняю… они ж детку недавно похоронили… такое кого угодно перетряхнет да наизнанку вывернет».