– А ваша свита?
– Отстала, – хихикнул Юньвэнь, махнув в сторону. – Я был очень быстрым.
Лицо его сделалось хитрющим, и я не смогла не улыбнуться при виде такой забавной физиономии. А еще мое себялюбие тешило то, что он отправился ко мне, не дожидаясь рассвета. И пусть он уже не выглядел в моих глазах мальчишкой, но иногда из-за действий Юньвэня мне очень хотелось снова так его назвать.
– Как обстоят дела с учебой? – спросил император, шмыгнув носом.
От быстрой скачки он распалился, но сейчас, стоя на холоде, начинал замерзать.
– Неплохо, – ответила я. – Выучила все, что могла. Надеюсь, что никого не опозорю.
– Я тоже на это надеюсь, потому что твое пребывание здесь подошло к концу. Завтра ты уедешь вместе со мной.
– Что? Так быстро? Но я думала, у меня есть еще дней десять. – Это его заявление застало меня врасплох.
– Министры потребовали ускорить отбор, – сочувственно пояснил Юньвэнь.
Сильный порыв ветра растрепал мои распущенные волосы и чуть не сдул с меня шаль. Я ойкнула и, мелко дрожа, поспешила снова закутаться в теплую накидку. Юньвэнь, заметив мою дрожь, снял с себя верхний халат и накинул его на меня. Я хотела было возмутиться, но увидела на императоре еще один халат, наспех одетый поверх платья и шелковой рубашки, кусок которой нелепо торчал сзади. С теплой одеждой дела тут обстояли не лучшим образом, поэтому людям, как бедным, так и богатым, приходилось кутаться в сто одежек, имитируя капустку.
– Ты вся ледяная! – воскликнул Юньвэнь, коснувшись моей руки. – Скорее идем в дом!
Вдалеке послышался лошадиный топот, а спустя некоторое время за поворотом показалась отставшая свита императора.
– И вообще, зачем ты вышла так рано на улицу? – спросил Юньвэнь, подталкивая меня к воротам.
– Мне не спалось. В комнате было очень душно, – ответила я, глядя на приближающихся всадников.
Среди них, разумеется, был Фанг. Он кривовато улыбнулся мне и приветственно вскинул руку. Я радушно помахала ему в ответ, чем вызвала у Юньвэня недовольное брюзжание.
Император, приобняв меня за талию, принялся усердно загонять меня в дом, читая нотации о том, чем чревато долгое нахождение на холоде в легкой одежде. К моему удивлению, это меня вовсе не раздражало. Голос Юньвэня у меня над ухом успокаивал и дарил ощущение чего-то домашнего и теплого. Прикрыв глаза от удовольствия, я решила отдохнуть в этот последний день моего пребывания здесь и ни о чем не волноваться.
Глава 34
Я сидела за столом, держала в руках кисточку и тупо смотрела на чистый лист бумаги прямо перед собой. Шло последнее испытание отбора невест. Предыдущие два я прошла довольно успешно – гороскоп у меня оказался на удивление хорошим, а приготовить чай и обед для императора оказалось не так уж и сложно. Зато последним испытанием была проверка моих знаний литературы и науки. Да, я много читала, но почти все, что я прочитала, мне было непонятно. Мои учителя разъяснили мне значения многих стихотворений и высказываний, но они не предупредили меня о том, что нас самих заставят писать стихи!
Мать вашу, да вы издеваетесь?! Что я могу написать?! Если только какую-то дурацкую рифму на русском языке, а уж про китайский я вообще молчу!
Воровато оглядевшись и заметив, что все девушки усердно выводят иероглифы на бумаге, я чуть не взвыла от досады. Переведя взгляд на трон, я встретилась с надменным взглядом императрицы и, смутившись, уткнулась в бумагу.
Сегодня Цюань восседала на троне одна. Обычно с ней были еще Юньвэнь, Фанг и евнух Пан, но из Пекина пришли дурные вести, и император стремительно удалился, оставив меня без визуальной поддержки. Мало того, что отбор вызывал во мне нервозность, так теперь еще я начала переживать из-за плохих вестей из Пекина, которые, по любому, были связаны с Чжу Ди.
– Ваше время заканчивается! – объявила императрица, махнув рукой в сторону песочных часов из золота.
Так, Майя, соберись! Что ты знаешь о восточных стихах? Омар Хайам! Нет, это не то! Харуки Мураками? Вроде бы он прозаик…
Чёрт, черт, черт!
Песчинки в верхней части часов стремительно исчезали. Закусив губу и сжав в руке кисточку, я набрала в грудь воздуха и начала писать то, что пришло в голову, а пришло мне какое-то дикое подобие хокку:
Рисовый пирог в снег упал.
По нему пробежал евнух Пан.
Больше нет пирога. Боль.
Я бы и продолжение придумала, но время истекло, и всем было велено положить кисточки на стол.
Евнух Бо, который тоже присутствовал на каждом испытании, прошелся по рядам, собрал бумаги и передал их императрице. В этот момент из-за дверей донеслось протяжное:
– Вхо-о-одит император!
Я резко обернулась, подавилась слюной и закашляла, как умирающий от чахотки. Юньвэнь, стремительно преодолевший уже половину зала, остановился и в ужасе посмотрел на меня. Откашлявшись, я криво улыбнулась ему, давая понять, что со мной все нормально. Беспокойство спало с его лица.
Император прошел к трону и сел рядом с Цюань. Императрица что-то шепнула ему, показывая рукой на бумаги. Юньвэнь кивнул и взял тот лист, что императрица уже просмотрела. Лицо у него при этом было каким-то отрешенным, задумчивым, и что-то подсказывало мне, что это не из-за того, что было написано на бумаге. Скорее всего, случилось что-то нехорошее, и именно об этом сейчас размышлял Юньвэнь.
На долгое время в зале воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом бумаги и тихим перешептыванием императора с императрицей. Мой лист лежал в самом конце и, когда Цюань потянулась к нему, сердце у меня отчаянно заколотилось.
Императрица прочитала написанное, нахмурилась и пробежалась глазами по иероглифам еще раз. Отвела взгляд от бумаги, взглянула на стоящего за троном евнуха Пана, потом посмотрела на императора и, поймав его взгляд, молча передала ему листок.
Я забыла, как дышать.
Юньвэнь внимательно вчитывался в написанное, а я с замиранием сердца наблюдала за его сосредоточенным лицом, выражение которого вдруг резко изменились. Глаза императора расширились, нос мило сморщился, щеки надулись, и Юньвэнь издал громкий истерический смех душевнобольного, до чертиков напугав этим свою супругу.
В приступе смеха Юньвэнь тыкал пальцем то в мою сторону, то в сторону ничего непонимающего евнуха Пана, хохотал еще громче и хлопал в ладоши. Окружающие пребывали в полнейшем недоумении, а я же не могла понять, радоваться мне этому смеху или нет.
Скажите мне уже, насколько все плохо, и я пойду…
Отсмеявшись, Юньвэнь вытер проступившие слезы и, кашлянув в кулак, что-то шепнул Цюань. Возможно, мне показалось, но уголки губ императрицы чуть дрогнули. Довольно потерев руки, словно муха, севшая на свежий навоз, Юньвэнь вскочил с трона и объявил:
– Сейчас императрица огласит имена тех, кто выбыл с последнего испытания!
Цюань взяла три листа бумаги и звучным голосом зачитала имена. Три девушки с неохотой покинули свои места, поклонились императорской чете и поспешили к выходу. На глазах у двоих я даже заметила слезы.
– Остальных прошу подойти к трону, – сказал Юньвэнь, возвращаясь на свое место.
Оставшиеся три девушки с волнением выстроились в ряд перед троном, тихонько перешептываясь и хихикая. Я скромно встала в конце очереди, морщась от резких цветочных ароматов, исходящих от победительниц.
Все участницы вырядились на отбор как на парад. От обилия цветных шелковых тканей, украшений и замысловатых причесок у меня рябило в глазах. К слову сказать, меня тоже вырядили, да так, что я чувствовала каждый шов всей многослойной одежды, что была на мне. Нежно-розовый ансамбль из юбки и кофты являл некое подобие платья, которое из-за слоистости одежды выглядело весьма пышным. Подол юбки и края рукавов кофты украшала вышитая кайма персикового цвета, а на многочисленных лиловых лентах пестрели цветы сливы. Вся эта одежда была очень красивой, но страшно неудобной. Верхняя одежда имела аж три воротника белого, нежно-розового и персикового цветов, а рукава были настолько узкими, что я даже не могла поднять вверх руки. Интересно, другим девушкам так же некомфортно в этих одеяниях?..
Евнух Бо поднес к императорской чете поднос с указами. Цюань взяла первый свиток, пробежалась по нему глазами и что-то вписала. Юньвэнь принял свиток из ее рук, прочел и поставил на нем свою печать. То же самое они проделали с остальными тремя свитками.
– Сунь Сянцзян, – назвал император имя девушки, что стояла первой. – Назначаю тебя сяньфэй – талантливой женой.
Девушка встала на колени, склонила голову и вытянула вперед руки. Юньвэнь передал ей свиток и потянулся за вторым.
– Ваша милость безгранична, – дрожащим голосом проговорила Сянцзян.
Она была самой робкой и милой из всех претенденток, а также была талантлива в кулинарии, живописи и литературе. Мне хотелось, чтобы она прошла отбор, да и Юньвэнь не имел ничего против – дед этой девушки, министр церемоний Сунь, целиком и полностью был предан императору.