Дракон и Феникс

Видимо, на моем лице изобразились такие муки, что Юньвэнь обеспокоенно спросил:

– Ты не хочешь, чтобы я отрекался?

– Да нет же, – простонала я. – Мне не хочется, чтобы ты действовал необдуманно.

– Но я все обдумал, Майя!

Юн вскочил со стула и упал на колени передо мной. От удивления я откинулась на спинку стула, от чего он чуть не перевесился назад. Машинально я схватилась за руки Юна и крепко их сжала.

– Я никогда не хотел власти, но, как видишь, выбора у меня не было, – горячо зашептал он, не сводя с меня своих темных бездонных глаз. – Несмотря на то, что я самый первый человек в империи, с моими желаниями никогда не считаются. До нынешнего момента я покорно сносил все это, но лишь потому, что настоящего, сильного желания у меня еще не было. Только с твоим появлением я понял, чего по-настоящему хочу – быть с тобой, вдали от трона, от Запретного города, от всякой политики и войн. Я хочу быть с тобой как обычный человек, а не как безвольный император, обремененный тяготами правления.

Поняв, что слушаю его с затаенным дыханием, я сделала резкий вдох и закашлялась. Юньвэнь смотрел на меня щенячьими глазами, полными надежды.

Что я могла ему сказать, ну что? Я не люблю его, не хочу сбежать с ним, не горю желанием быть его женщиной. Я просто мечтаю попасть домой, в свое время, и обнять родителей. Он прекрасно знал об этом, – я не раз ему плакалась, как скучаю по ним, – и все равно просил остаться с ним. Как и Чжу Ди, Юньвэнь тоже был эгоистом.

Решив, что должна здесь и сейчас вырвать с корнем его надежду на будущее со мной, я сказала:

– Я тебя не люблю.

От этих слов Юн отпрянул, как от вспыхнувшего пламени.

– Совсем? – тихо, с робкой надеждой спросил он.

– Совсем, – соврала я.

Он мне очень нравился. Не как мужчина, а как человек. Когда я вернусь в свое время, то буду скучать по нему и постоянно о нем думать. Хотелось бы мне иметь такого брата или друга. Но Юньвэнь не должен этого знать. Он наверняка уцепится за эти чувства и решит, что они могут превратиться в нечто большее. Не стоит его обнадеживать, лучше уж сразу все перечеркнуть.

Печальная улыбка отразилась на лице императора. Он медленно отпустил мои руки, но с колен не встал. Отвел взгляд в сторону и сказал:

– Это мое наказание за то, что был холоден со своей женой. Теперь женщина, которую я люблю, не может ответить мне взаимностью. Неужели первая любовь всегда должна быть такой печальной?

В этот момент мне так захотелось обнять его, что пришлось даже сложить руки на груди и спрятать ладони под мышки. Все мое существо тянулось к этому человеку, который сейчас стоял передо мной на коленях и выглядел как побитый щенок.

Когда я почувствовала, что вот-вот сдамся и поддамся странному порыву, Юньвэнь встал, мило улыбнулся мне и сказал:

– Ну, в любом случае я приложу все усилия, чтобы Чжу Ди получил трон мирным путем, а перед этим завершу все свои дела.

– Какие? – хрипло спросила я, все еще пребывая в странном волнении.

– Во-первых, помогу тебе вернуть эту твою сферу времени, – загнул палец Юн. – Во-вторых, устрою Ланьлина и Цюань в безопасном месте, где их никто не найдет. Ну а дальше уже по мелочам, связанным с политикой.

– Что значит «устрою Цюань и Ланьлина»? – выгнула бровь я.

На лице Юна отразилось недоумение. Он поскрёб ногтем указательного пальца висок и спросил:

– А я разве тебе не рассказывал, как мне удалось заключить перемирие с Цюань?

– Я думала, ты просто пустил в ход свои мужские чары, – пожала плечами я.

Слова прозвучали небрежно, как я и планировала, но осадок от них почему-то остался.

На лице императора появилась недовольная гримаса. Он снова сел на стул и, указав пальцем на свои глаза, сказал:

– Я пустил в ход свой внимательный взгляд.

– И что же ты увидел? Что твоя жена – красивая и желанная женщина? – продолжала я подтрунивать над ним.

Несмотря на неприятные ощущения от своих же слов, я не могла перестать говорить подобное. И что я пытаюсь себе доказать? Что это неприятное чувство под грудной клеткой не что иное, как изжога? Бред…

– Нет, – отмахнулся от моих слов Юн. – Я увидел ее вместе с Ланьлином. Они любовники.

– Ого! – воскликнула я. – Я что, попала в дораму? Вот это поворот!

– Дорама?

– Азиатские сериалы. Ну, представления, где люди играют роли. Театр, одним словом. Весьма занятная вещь, тебе бы понравилось.

Юн недоверчиво изогнул правую бровь и сказал:

– Сомневаюсь. Не люблю театры.

– Это совсем другое! – возмутилась я, защищая любимые дорамы. – Так что там с твоей женой и Ланьлином? Не отвлекайся.

Спохватившись, Юн продолжил свой рассказ и поведал мне во всех подробностях, как он застукал тайных любовников и как пообещал Цюань поддержать их любовь, если она в свою очередь поддержит его во всем, что он попросит.

– Занятно, – выдала я свой вердикт на данную ситуацию. – А я ведь до самого конца надеялась, что победу мне обеспечили не твои интриги, а мои таланты.

– Особенно стихотворные! – смеясь, заметил Юньвэнь.

Вспомнив, как он громко хохотал после прочтения моего стихотворения про евнуха Пана, я не смогла не усмехнуться.

Посмеявшись, Юньвэнь притих и задумчиво скользнул взглядом по окнам.

– Ты себе представить не можешь, как я рад, что Цюань счастлива, – вздохнул он, подперев голову руками. – Все время, что мы женаты, я чувствовал ужасную вину перед ней.

– Да это бред! – отмахнулась я. – Как ты можешь быть виноватым в том, что не испытываешь к ней взаимных чувств?

Император посмотрел на меня печально-извиняющимся взглядом, мол, прости, но вот такой вот я, чувствую свою вину почти во всем. Одновременно это меня и разозлило, и умилило. Человека с такой отзывчивой душой и с таким чистым сердцем я еще не встречала, поэтому, наверно, реакция на его поступки у меня была двойственной.

– Бери лучше пример с Фанга, – решила я поставить Юну в пример его лучшего друга. – Живет себе спокойно и даже не понимает, что чувствует к нему Минчжу.

От моих слов Юньвэнь скривился, как от дольки лимона.

– Даже не напоминай мне об этом, – недовольно заметил он. – Я бы давно мозги вправил этому олуху, но Минчжу запретила.

– И правильно сделала, – согласно закивала я. – Это их дело, а не наше. Мы можем только обсуждать и удивляться, как Фанг не замечает чувств Минчжу, ведь у нее все на лице написано!

– Что у нее написано? – озадаченно уставился на меня Юн.