Дракон и Феникс

– Скажи, что ты император. Прикажи им! – взволнованно предложила я, то и дело поглядывая на трясущегося Пёна.

– Они меня не послушают. Сейчас я выгляжу как крестьянин.

Я в отчаянии взглянула на тусклое льняное одеяние Юна и тяжело вздохнула. Его нарядный халат сильно пострадал, когда мы сбегали от солдат Чжу Ди. Пришлось переодеться в дешевые крестьянские одежды.

– Слезай, пойдем сами, – вдруг скомандовал Юньвэнь, спрыгивая с коня.

Хотела я сказать, что это плохая идея, но разве он меня слушал? Схватил мою руку и решительно кинулся в толпу, пробивая нам путь вперед, к виселице.

– ИМЕНЕМ ИМПЕРАТОРА! – прогремел над толпой громкий голос глашатая.

– О, нет! – воскликнула я. – Начинается!

Выругавшись, Юн ускорился, периодически громко требуя остановить казнь, однако никто к нему не прислушивался.

– ЗА УБИЙСТВА НЕВИННЫХ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ПРИГОВАРИВАЕТСЯ К КАЗНИ ЧЕРЕЗ ПОВЕШЕНИЕ!

Нам оставалось еще немного – протиснуться сквозь три-четыре человеческих ряда. От громкого крика Юньвэнь почти охрип, но не прекращал требовать отмены казни.

Три ряда.

Два.

Один.

– ОСТАНОВИТЕСЬ! – хрипло воскликнул Юн, вырвавшись из толпы и подбегая к помосту. – ЭТО ПРИКАЗ ИМ…

Я не поняла, почему он вдруг осекся. Подняла взгляд вверх и увидела, что Пён уже болтается на веревке. Лицо его посинело, глаза покраснели и округлились так, что вот-вот выскочат из орбит. Тело некоторое время подергалось, а потом обмякло и безжизненно повисло, плавно качаясь из стороны в сторону.

***

– Почему вы его схватили?! – взревел Юньвэнь, возвышаясь над стоящими на коленях инспектором и его подчиненными.

Все трое, опустив головы, боялись даже пошевелиться.

– Какие у вас были на то основания?! – От крика императора морщились даже Ичиро и Донгэй, стоящие рядом с Фангом у входа в императорские покои.

Нам пришел анонимный донос на этого человека, дрожащим голосом произнес инспектор, не смея поднять головы.

Донос? Юньвэнь прищурил миндалевидные глаза.

Мальчишка-простолюдин принес письмо, в котором было написано, что Полнолунный убийца это человек по имени Пён, беглый монах, который теперь живет в борделе Лифен. Во время обыска у Пёна нашли корзину с бумажными лепестками, Ваше Величество, – заикаясь, ответил инспектор. – Все сходилось: он работал в мужском борделе и на шее у него был иероглиф крысы…

– Крысы! – в сердцах воскликнул Юньвэнь. – Крысы, а не змея! И он был всего лишь слугой, который стирал белье! О, Небеса!

Но все сходилось, Ваше…

И вы без моего ведома казнили человека из-за анонимного письма?! Кто вам приказал ускорить казнь?!

Канцлер Фан, Ваше Величество.

При упоминании отца Минчжу Юн сразу же изменился в лице. Искаженные гневом черты лица императора смягчились, он устало вздохнул и со стоном опустился на стул.

Канцлер Фан, значит… Позже я непременно поговорю с ним…

С глазу на глаз, чтобы никто не слышал, как Юн робко будет просить у канцлера Фана больше так не поступать. Император должен приказывать, и Юньвэнь это прекрасно знал, но иначе с отцом Минчжу он разговаривать не мог.

Можете быть свободны, махнул рукой Юньвэнь. Вши действия не останутся безнаказанными, имейте это ввиду.

Инспектор и его люди поднялись с колен и попятились ко выходу, не поднимая головы.

– Надо было оставить одного из вас здесь, а не брать с собой в монастырь… пробормотал Юн, когда в покоях остались лишь Ичиро, Донгэй и Фанг.

– Ваше Величество, Вы не могли предположить, что случится подобное, – робко заметил Донгэй, но на его слова Юн не обратил внимания.

– Мы должны были защитить Пёна, ведь, возможно, он знал еще что-то. Возможно, он мог привести нас к настоящему убийце, а теперь он мертв. По моей вине.

Вы ни в чем не виноваты! воскликнул Фанг, но Юн лишь тоскливо взглянул на него и отпил из стоящей на столе чаши остывший чай.

Впредь будем внимательнее, произнес он. Привлеките больше людей на поиски настоящего убийцы, а также найдите мальчишку, что доставил письмо. Надо поймать этого дьявольского Призрака, чего бы нам это ни стоило.

***

Бледно-розовый лепесток сливы покружил над моей головой и упал в чашу с чаем у меня в руке. Глядя на него, я подумала, что теперь императрице незачем будет вырезать фальшивые лепестки из бумаги. Если, конечно, она не бросила это дело.

– О чем думаешь? – спросила Минчжу, внимательно глядя на меня.

Мы сидели на веранде под теплыми солнечными лучами и пили невероятно вкусный и совсем не горький, как тут любят, чай. Близился вечер, на улице становилось прохладно, но мы с Минчжу уходить не хотели. Последнюю неделю мы принадлежали сами себе, полностью обделенные вниманием наших мужчин.

После казни Пёна Юньвэнь замкнулся в себе. Он несколько дней не выходил из своего кабинета, почти не ел и не разговаривал ни с кем, кроме Фанга и Яо Линя. Как и ожидалось, император бросил все силы на поимку настоящего убийцы. Количество стражи и патрулей увеличилось раза в три. Теперь пройти по Запретному городу незамеченным было совершенно невозможно. Десятки живых камер следили за каждым твоим шагом. Особенно пристальными стражники были после комендантского часа – еще одного нововведения императора. С наступлением часа Кабана всем без исключения полагалось вернуться в свои покои и не выходить до рассвета.

Пару дней назад я намеренно нарушила комендантский час. Понадеялась, что меня, как жену императора, приведут лично к нему, а не к командиру дворцовой стражи, однако ничего подобного не произошло. Стражники поклонились мне и вежливо попросили вернуться в свои покои и больше не нарушать правила, установленные императором. Так провалился четвертый план увидеть Юньвэня. До этого же я просто приходила к нему, но каждый раз слуги сообщали мне, что император занят и никого не принимает.

Я прекрасно понимала, что он сосредоточен на делах, и что не хочет ни на что отвлекаться, но чувство, что я больше ему не нужна, точило мою душу, как червь точит спелое яблоко. Почему он не хочет поделиться со мной своей болью? Почему не хочет, чтобы я его успокоила? Ведь я же знаю, как тяжело он переживает смерть невиновного. Знаю, что полностью возложил эту вину на свои плечи, намеренно не позволяя себе радоваться и быть счастливым.

– Я задумалась о том, как мне увидеть этого мазохиста, – ответила я на вопрос Минчжу.

– Мазохиста?

– Человека, который получает удовольствие от боли. Юньвэня то есть, – пояснила я. – В случае с ним – от душевной боли. Поняла?

Девушка усиленно закивала головой и пару раз тихонько произнесла слово «мазохист», стараясь его запомнить. Я криво улыбнулась. Пора бы уже ей заводить словарь, чтобы записывать за мной слова и фразы из будущего.

– Сколько знаю Юна, он всегда так реагирует на трагические события, которые, по его мнению, произошли из-за него, – сказала Минчжу, скептически разглядывая сушеную сливу.

– Вот только как ему объяснить, что вовсе не он в них виноват? – вздохнула я, отправив в рот сразу две сушеных хурмы.

Минчжу пожала хрупкими плечиками и, не соблазнившись сливой, тоже потянулась к хурме. Я с удовольствием отметила про себя, что аппетит девушки в последнее время значительно возрос. Минчжу прямо-таки кипела здоровьем. Ее щеки часто алели, кожа больше не была мертвенно-бледной, а худоба не казалась такой болезненной, как раньше. Если бы не знала ее так хорошо, то решила бы, что девушка беременна.