Я сел на пепелище и закрыл глаза.
Пахло горелым деревом и ещё чем-то.
В своих мыслях я попрощался с Сэндлером, и со всеми замечательными персонажами, с которыми свела меня судьба туриста. Я гордился собой и считал, что выдержал испытание с достоинством, и мне не стыдно будет смотреть в глаза Патриции. Да и всем остальным, пожалуй, тоже.
Я ощутил уже знакомую мне неземную лёгкость.
Потом Сэндлер выругался на неизвестном мне языке, и запах гари сменился запахом жареного фазана под лучшим соусом во Вселенной!
Часть 3
01
Я открыл глаза.
Патриция смотрела на меня, а молодой слуга уже нёсся к нашему столику с вином, фазаном и чем-то менее значительным.
– Боже, какой запах! – сказал я.
Патриция улыбнулась и сжала мою руку.
– Поздравляю тебя, Якоб! – сказала она.
Второй раз в жизни я почувствовал себя счастливым.
Блюда и бутылки с вином расставили на столе. Слуга получил от меня заказ на дополнительную порцию фазана и удалился.
– Я хочу есть! Я очень голоден, Патриция!
Она засмеялась.
– Я тебя понимаю! Но давай сперва выпьем! За твой успех!
Мне показалось, что она по-другому смотрела на меня, чем до моего чудесного вояжа. Но подумал, что показалось – и не более.
– Я очень скучал по тебе, Патриция, – сказал я и почувствовал как накатились слёзы.
Тут я понял, что устал. Всё-таки годы, которые я провёл в чужом мире, вымотали и выжали меня как красную губку. Но в то же время я чувствовал, что приобрёл такой опыт, который библиотекарь Якоб Гроот не получил бы даже за пару-тройку своих унылых жизней. Так что усталость моя была, скорее, приятной.
Каннингем, без сомнений, был прав, когда говорил, что я вернусь другим человеком. Я как будто начинал новую жизнь. Даже к старому библиотекарскому телу пришлось снова привыкать – после скромных габаритов ростовщика все члены казались мне длинными и неудобными для использования, кроме, пожалуй, одного.
– Ты права! Давай выпьем! – сказал я и поднял бокал.
В тот день мне всё казалось изумительным и прекрасным, в особенности – Патриция и фазаны.
Я не отводил от Патриции своего взгляда, а она тоже смотрела на меня.
Я с жадностью уплетал сочных фазанов, а Патриция предпочла молчание.
– Расскажи, – сказала Патриция, когда последний кусок фазаньего мяса, который я смочил в лучшем соусе, отправился в библиотекарскую глотку.
Мы сидели, пили прекрасное вино, а я рассказывал Патриции о своих приключениях.
Мы смеялись, бодрые едоки за соседними столиками оборачивались, а слуга просил нас веселиться с умеренной громкостью, чтобы не нарушать ресторанной чопорности.
Но как же можно было уменьшить громкость, если эмоции переполняли нас? И ведь это были настоящие эмоции! Этот смех я выстрадал, в конце концов, – многое становится смешным, когда остаётся в прошлом.
Правда, порой, Патриция прикрывала свой чудесный рот, как это делают женщины, когда видят или слышат что-нибудь безобразное или страшное. Да, конечно, были в моей истории сцены, которые способны потеребить слабую женскую психику. Но, я уверен, у Патриции нервы были железными, и эти жесты в её исполнении – не более чем игра.
Я уложился в два-три часа, в течение которых мы прикончили-таки пару-тройку бутылок лучшего вина – их нам вынес сам хозяин заведения, потому что их стоимость не оставила его равнодушным к нашей скромной и шумной компании.
Мы разговорились – он оказался славным малым с отличным чувством юмора – полагаю, весёлая жизнь на бескрайних русских просторах располагает к тонкому, но местами циничному, и даже чёрному юмору.
Потом мы вспомнили, что нас ждёт Каннингем, распрощались с любезным хозяином, и на таксомоторе поехали к особняку нашего дорогого профессора. Всю дорогу Патриция держала меня за руку, а я гордился собой.
Профессор был в добром расположении духа, но мы и сами не уступали ему в душевности.
– О-о-о! Я приветствую победителя! Сегодня твой день, Якоб! – кричал Каннингем из окна своего кабинета, когда мы вылезали из повозки.
Мне было приятно – я и вправду чувствовал себя победителем в смертельной, но приятной схватке.
Профессор усадил нас в мягкие кресла и разлил чудесный коньяк.
– Я вижу, вы уже отметили нашу удачу! Но хороший коньяк никогда не бывает лишним, господа! Я хочу, чтобы вы запомнили этот «закон Каннингема». Я как учёный вам говорю – тысячи экспериментов на лучших представителях нашего вида доказывают справедливость моего закона!
Мы согласились, профессор поправил парик, а я тут же вспомнил про золотой ключ.
– Якоб, ты хорошо выглядишь! И сутулость твою как рукой сняло! Ходил вопросительным знаком и с нелепым выражением лица, а теперь – уверенный взгляд, чёткий шаг, прямая линия плеча – обожаю такой стиль! Выпьем за наше дело! И за прибавление в нашем скромном коллективе! Надеюсь, ты не забыл про артефакт?
– Как можно, профессор? Он не со мной, конечно же, – я только что из дырки – не успел забрать Ваш подарок.
– Не беда! Завтра, полагаю, у тебя найдется время, чтобы побаловать старика.
– Несомненно.
– Только не говори мне что это! Пускай будет сюрпризом!
– Поверьте, это будет отличным сюрпризом! Вам и не снилось…
– Я верю тебе, Якоб. Верю! Ведь ты мне теперь как сын.
Мы выпили за нас, и за меня в частности.
– Ну, раз ты вернулся, чему я очень рад, и вернулся, как мы видим, мужчиной с яйцами – если быть по-научному точным в определениях, мы можем обсудить и дела наши скорбные. А? Патриция? Я имею в виду наши сложные отношения с Мадам.
Якоб Гроот уже успел позабыть об этой Мадам, пока спасал свою жизнь в чудесном туре. Возвращение обещало новые приключения, и, честно говоря, мне это нравилось – меня стало тянуть на подвиги, знаете ли.
– Сложные отношения мы непременно упростим! – сказал я.