– Но, геер Стейвесант, нельзя ли как-то иначе уладить этот вопрос? Я бы хотел отбыть в Европу, – сказал я.
– Уважаемый Даан, курите! – сказал Стейвесант. – Что скажете?
Индеец закурил свою нехитрую туземную трубку.
– Поймите меня, геер Стейвесант. Для тамагочи брачный союз священен. Тем более, что на свадьбе были наши друзья и союзники. Они перестанут уважать тамагочи, когда узнают, что дочь вождя бросил европеец. Сами тамагочи перестанут уважать и меня, и Вас, если станет известно, что мы с Вами отпустили Вальдера без его жены – моей дочери. Они не станут ловить для вас негров в лесах и снимать скальпы с сувару. Если Вы позволите, я выпью ещё вина.
Стейвесант позволил и задумался.
– Да. Вальдер, это дело политическое. Я вынужден просить Вас остаться. Я выделю для Вашей семьи лучший в Новом Амстердаме дом. Самый большой! После моего, конечно. Живите, рожайте детей! Вы получите должность на негритянской бирже! Вы же большой специалист в торговле! И пускай наш союз с тамагочи крепнет!
– Но это невозможно, геер Стейвесант, – запротестовал я.
– Вы сомневаетесь в крепости тамагочи-голландского союза?
– Нет. Я уверен в его крепости, и готов сам укреплять его всеми силами, но мне нужно в Европу! Я вынужден отказаться от Вашего предложения, геер Стейвесант.
– А я вынужден отказать Вам в возможности отказа. Для меня укрепление голландских колоний в Америке важнее Ваших личных дел, Вальдер. Это мой долг! Что я скажу Генеральным нашим Штатам? Извините, мол, мы рассорились со всеми нашими союзниками, потому что Вальдеру приспичило в Европу? Так?
Стейвесант выпил вина и встал на свою ногу.
– Англичане наступают нам на пятку! Не сегодня – завтра вспыхнет война за Новый Свет! Нам, как никогда, нужны союзники! А Вы? Вы бросаете своих соотечественников на съедение долбаному английскому льву, чёрт бы его побрал!
Я почувствовал стыд и неловкость, и, возможно, даже раскраснелся, как Даан. Хотя никого я тогда бросать не хотел, а хотел лишь вернуться к Патриции.
– Я запрещаю Вам покидать пределы Новых Нидерландов, Вальдер! Если ослушаетесь, я Вас повешу, ей богу.
Стейвесант был из тех, кому можно и нужно было верить.
А вот Даан повеселел и налил себе вина.
Мне нечем было возражать – Стейвесант был, как всегда, убедительным, что и говорить.
Мне пришлось подчиниться уважаемому губернатору.
Но не всё ещё было потеряно, и у меня было ещё время для побега. Нужно было что-то придумать, как вы, наверное, понимаете.
На следующий день Даан привёз Скайлер в город. Она была счастливой от того, что судьба не разлучила нас, а я играл роль счастливого мужа.
Стейвесант, как и обещал, поселил нас в большом доме. Он выделил нам пару-тройку слуг-негров и выдал мне грамоту для работы на негритянской бирже – я стал главным брокером по продаже чёрного дерева с увеличенным жалованием.
Надо сказать, что вражда с англичанами никоим образом не сказывалась на нашей с ними торговле – негры были нарасхват, а в Новом Амстердаме продавались вкуснейшие английские булки.
Начались мои семейные и трудовые будни, но каждый день, каждую минуту я думал о том, как мне пересечь океан и добраться-таки до Лондона.
В течение долгого времени обстоятельства не желали благоприятствовать мне.
Индейская Скайлер успела забеременеть и уже носила для Сэндлера ребёнка, а я всё ещё сидел в Новом Амстердаме.
Я уже собирался нарушить приказ Стейвесанта и рискнуть бежать, когда англичане, наконец, нарушили покой Нового Амстердама, чем и помогли мне.
Они не изменили своей тактике – на этот раз они решили отжать у голландцев Новые Нидерланды.
В начале осени в городскую бухту вошли четыре больших военных корабля.
Мы в тот день обедали у губернатора и как раз обсуждали предстоящую новую войну с мутным Альбионом, когда англичане пальнули из своих пушек.
– Что за чёрт?! – сказал Стейвесант. – Неужто англичане пожаловали?
Мы вышли на балкон, а губернатор посмотрел в свою подзорную трубу.
– Да. Легки на помине. К нам направляется парламентёр. Интересно, что они задумали?…
– Они задумали оккупировать Новые Нидерланды, – сказал я.
– Что за чушь? Кто ж им позволит?
Я промолчал.
В дом провели английского парламентёра. Он сообщил, что адмирал Ричард Николсон желает поговорить с геером Стейвесантом.
Договорились встретиться утром на нейтральной территории – на воде между кораблями и городом.
– Кто такой этот Николсон? Впервые слышу о нём, – сказал Стейвесант.
– Знал я одного Николсона, но, полагаю, это не он, – сказал я.
Губернатор кинул в мою сторону многозначительный и серьёзный взгляд.
– Вы пойдёте со мной, Вальдер, – сказал он и положил руку на моё плечо. Это было выражением огромного доверия, и я вытянулся.
– Как прикажете, геер Стейвесант!
Я возрадовался, ибо это был он, мой шанс, которого я ждал.
Я полагал, что если англичане начали мутить воду, то у меня будет возможность слиться под шумок войны в Европу.
Утренние переговоры были сорваны внезапным штормом – штормило три дня, а я набрался терпением и вином, и ждал.
На четвёртый день пришёл, наконец, штиль. Мы со Стейвесантом оделись в парадные мундиры, и наша шлюпка отплыла на встречу с англичанами.
Мы сидели на корме и молчали, потому что неизвестность волновала и пугала – дипломатия не терпит лишних слов, скажу я вам.
Лодки связали в корме, и мы, наконец, разглядели, друг друга.
Ричард Николсон оказался приятным джентльменом. Ему было за сорок, он был одет по последней английской моде и вызывал наше доверие.
Мы договорились вести переговоры по-английски, потому что тогда это тоже стало модным.