– Меня зовут Питер, – сказал незнакомец и протянул мне свою руку.
Я не ожидал увидеть индейца с таким именем. Я читал про индейцев, но в книгах они именовались иначе: Большой Змей, или Красный Медведь, например. Или Старый Хрыч, на худой конец. Это настораживало, конечно, но индейскую руку, на всякий случай, я пожал.
Я заинтересовался несоответствием моего представления с реальностью.
– Но почему у тебя европейское имя? Ты же индеец… И почему говоришь по-голландски?
– Голландцы – наши друзья. Англичане – наши враги. В нашем племени все с голландскими именами. Ты хочешь есть?
Я ответил, что хочу.
Индеец попросил меня подождать, и ушёл, но через пару-тройку минут вернулся со змеёй в каждой индейской руке. Всё-таки равных индейцам в охоте нету, можете мне поверить!
Уже смеркалось, и Питер разжёг огонь. Затем он разделал змею, пожарил мясо на костре, и мы принялись ужинать.
Индеец рассказал мне, что его племя тамагочи уже долгие годы дружит с голландцами – они выменивают дичь на сукно, оружие и соль. А ещё индейцы помогают вылавливать в лесах беглых негров – голландцам это нравится, и они не нападают на племя Питера. Такая вот дипломатия, знаете ли.
А в последнее время голландцы враждуют с англичанами, и тамагочи встали на сторону своих друзей. Но есть другие племена, которые поддержали англичан, и теперь у них война, а Питер – самый главный разведчик тамагочи.
Надо сказать, что этот Питер был симпатичным малым с отличным чувством юмора. В тот вечер моё представление об индейцах как об угрюмых, жестоких и кровожадных дикарях полностью изменилось.
Я, в свою очередь, рассказал индейцу свою замечательную историю. Не всю, конечно, но начал с моих горейских приключений. Вальдера в своём рассказе я переименовал в Джонсона – думаю, мой друг не обиделся бы на меня.
Всю ночь мы с Питером чесали языками и смеялись, потому что истории, которые рассказывал мой новый знакомец, были комичными и не всегда пристойными. Индейца почему-то развеселила моя история с африканским питоном, хотя мне она смешной не казалась.
Утром мы двинулись в деревню тамагочи – Питер хотел познакомить меня со своим племенем и своим отцом – вождём. И сказал, что они помогут мне вызволить Скайлер из английского плена. Я тут же воодушевился и согласился знакомиться с добрыми индейцами.
Шли целый день, а к вечеру пришли-таки в индейскую деревню. Она была большой и шумной – множество вигвамов, играющих детей, собак и лошадей радовали глаз.
Питер привёл меня в центр деревни к шатру вождя племени. Вождь не был старым – полагаю, они с Сэндлером были примерными ровесниками, но лицо было разукрашено ещё шикарнее, чем у Питера. Вождь есть вождь, знаете ли.
– Это Вальдер. Голландец. Англичане пытали его, – сказал Питер и задрал мне рубаху, чтобы вождь мог разглядеть мои шрамы.
– Суки! – сказал вождь по-голландски.
Отмечу, что при мне индейцы, вероятно, из деликатности, говорили на европейском языке.
– А это вождь тамагочи – Даан. Он мой отец.
– Приветствую тебя, Вальдер, – сказал Даан. – Окажи нам честь – раздели с нами нашу скромную трапезу.
То, что вождь называл «скромной трапезой» не умещалось на огромном индейском столе. Тут была и оленина, и бельчатина, и глухари, и бобровые мозги, виноград, и даже грибы.
За стол сели самые уважаемые индейцы.
Перед этим каждого знатного индейца представили мне, и мы пожали друг другу руки.
По центру сел сам вождь, его жена Вайона, сын Питер, и дочь Скайлер. Да-да, дочь вождя тамагочи носила такое же имя, как и дочь губернатора Горее. Вот такие бывают удивительные совпадения.
Ей было лет двадцать, и, в сравнении с другими индейками, она была красавицей.
Индейцы, как ни странно, пили бренди – они получили его от голландцев за пойманных беглых негров. Я тоже не отказывался выпить, а Сэндлер всё время требовал добавки, и мне приходилось идти ему навстречу.
Весь ужин я рассказывал индейцам свою историю. Тамагочи веселились и гоготали на весь лес.
Каждый раз, при взрыве туземного хохота, лесные птицы срывались с деревьев и устремлялись к небу – этим пользовались самые ушлые, но не авторитетные тамагочи, которых не пригласили за стол, – они стреляли в птиц из своих луков и сбивали напуганную дичь. Из каждой неприятности можно извлекать выгоду, как видите.
– Расскажи ещё раз, как питон проглотил Джонсона, – просил меня Питер.
И я рассказывал, а весёлые индейцы надрывали свои животы.
Я заметил, что Скайлер, дочь вождя, смотрит на меня и не отрывает своего милого взгляда. Видать, я ей приглянулся тогда, хоть и был уставшим, небритым и нестриженым. Но последний пункт индейцев смущать не мог – они, похоже, и сами не стриглись, а на их лицах растительность вовсе не водилась.
– Ты хорошо рассказываешь, Вальдер! Мы поможем тебе освободить ту женщину, – сказал Даан.
Я уже опьянел, и на радостях полез к вождю обниматься. Питер меня остановил и объяснил, что обниматься с вождём могут только его родственники и геер Стейвесант. Я не знал, кто такой Стейвесант, но на конфликт не пошёл и поблагодарил вождя в устной форме.
Вечер удался, и мы со Сэндлером кое-как добрались до выделенного нам вигвама.
Я уже засыпал, когда ко мне пришёл Питер и зажёг свечу.
– Ты нравишься Скайлер.
Я сначала не понял индейца.
– Какой Скайлер?
– Моей безумной сестре, конечно.
– Я рад. Но прости меня, Питер, – я хочу спать, – сказал я.
– Ей восемнадцать, но она до сих пор не замужем. Это позор. Всё веселится и ждёт своего героя.
– Но я-то при чём? И я не герой.
– А ты женись на ней!
– Ты с ума сошёл! А как же та Скайлер, которая другая Скайлер? Когда мы освободим её, она тоже захочет, чтобы я на ней женился. Меня не хватит на всех Скайлер!
– Ты меня обидишь, Вальдер. Я не стану помогать тебе, если ты не поможешь мне.
Я оказался в непростом положении, но решил пойти-таки навстречу молодому индейцу. Полагаю, бренди вскружило мне голову, и я не смог отказать новому другу.
Я согласился.
И тогда Питер вышел, а внутрь вошла индейская Скайлер. При скудном освещении она показалась мне ещё красивее, чем при дневном свете. Мой милый Kewpie молчал, а я сдался индейке, но, правда, ничего не запомнил.
Утром я протрезвел, конечно, но все уже готовились к моей свадьбе – слабый пол наряжался в лучшие платья и красил свои женские лица, мужчины ушли на охоту за праздничными молочными кабанчиками, а детям было всё равно – они играли в индейцев, как ни в чём не бывало.