– Верю. Но как мы проберёмся в город незамеченными?
– Нам поможет Питер. Он мне должен, поэтому не откажет. Вы переоденетесь суварами, – это союзники англичан – они продают англичанам дичь. Вы залезете ночью в пекарню и подмешаете порошок в тесто. Англичане любят булки. Я тоже люблю, но отец не позволяет их есть – он считает, что у меня и так большая задница. Но ведь это не так? Скажи!
– Нет. Ты очень красивая. И задница у тебя аппетитная! Даже лучше английских булок!
Для убедительности, я схватил Скайлер за задницу и притянул к себе. Индейка растаяла в моих объятиях. Ну, а я был на высоте.
Потом мы поговорили с Питером. Он сидел один у костра и точил свой нож с костяной рукоятью.
– Я ещё не рассказала отцу о тебе, – сказала Скайлер Питеру.
Индеец раскраснелся и стал ещё более краснокожим – то ли от злости, то ли от стыда.
– Но нужна твоя помощь. Вальдер пойдёт к англичанам сам.
– Один?
– С тобой. Переоденетесь суварами. Отцу не скажем.
– Когда?
– Нужно торопиться, – сказал я. – Пойдём сегодня!
– Лучше утром – придём как раз к вечеру.
Ночью мы перевоплотились в суваров – мне пришлось побриться наголо, измазаться чёрной краской и нацепить какие-то дешёвые шмотки.
Питер посмеялся над моим «луком», как он, почему-то, называл мой новый образ. При чём тут лук? Но зеркала не было, поэтому я не разделил с индейцем его радости. Кроме того, мне было плевать на то, как я выгляжу.
А Питер снял свой длинноволосый парик, чем меня удивил и тоже повеселил – я тут же вспомнил о Каннингеме, а потом и о Патриции.
Так как моя жизнь тогда изобиловала событиями и впечатлениями, то я стал забывать о другой своей жизни – о жизни Якоба Гроота. Годы, проведённые в шкуре Сэндлера, позволили мне по-настоящему вжиться в роль еврея-ростовщика, которого судьба-злодейка потрепала и перебросила через океан.
Но, хвала богам, индейский парик и неожиданные воспоминания вернули мне долгосрочную память. В ином случае, всё могло бы повернуться менее благополучным образом, и я никогда бы не записал рассказ о своих невероятных, но имевших своё место в действительности, приключениях.
Мы выходили с рассветом, чтобы остаться незамеченными. Скайлер провожала нас – она дала мне мешочек с чудесным порошком.
– Высыпь его в тесто. Я буду ждать тебя! И не забывай о своём обещании!
Я пообещал не забывать об обещании, хотя мой Kewpie был против. Девушка поцеловала меня, но плакать не стала, хотя возможность такую имела.
– Если кто остановит – молчи. Притворись немым. Говорить буду я, – сказал Питер.
– А бывают немые индейцы?
– Бывают индейцы с отрезанными языками. Обычное дело. Так что лучше молчи!
По дороге молчали оба – каждый из нас думал о своём.
А к вечеру мы вышли-таки к английскому поселению.
– Нам нужна дичь, чтобы ни у кого не возникало лишних вопросов, – сказал Питер.
Мы охотились не более часа – Питер был мастером охотного дела, а нашей добычей стал кабанчик, который весил не более таланта. Мы закрепили его на жерди, взяли её с обеих сторон и понесли.
На нас никто не обращал внимания – англичане были заняты своими делами, а дел у них было в достаточном для переселенцев количестве.
Морячки болтались по городу пьяными и пытались задеть индейское самолюбие – они выкрикивали какие-то ругательства в наш адрес.
Мы не обращали на них внимания – морской шовинизм казался мне смешным и несерьёзным. Кроме того, я был ненастоящим индейцем, а лишь играл чудесную роль.
Правда, Питер разволновался, и пару-тройку раз хватался за свой красивый нож с костяной рукоятью – он был готовым перерезать английские глотки, но я жестами отговорил его – незапланированное кровопролитие посреди города могло провалить наше предприятие, а я бы никогда не простил себе такого смешного провала.
Пару раз встретились с настоящими суварами – Питер перекинулся с ними несколькими фразами так, что лысые индейцы ничего не заподозрили. Они как будто знали его в лицо. Но наши физиономии были спрятаны под толстым слоем чёрной краски, так что меня это не удивило.
Питер знал где находится пекарня, тюрьма и мясная лавка – мне показалось, что молодой тамагочи уже был здесь. А городок был небольшим – всё располагалось рядом.
В мясную лавку мы продали нашего прелестного кабанчика.
Потом мы зашли в пекарню и купили вкусный хлеб, а заодно прикинули план здания.
Пекарня была двухэтажной – на первом этаже пекари лепили свои булки, а на втором этаже они жили.
Мы решили, что проникать в пекарню будем через склад с мукой.
Затем мы наведались к тюрьме – она была тоже двухэтажной, но убогой – даже Ньюгейт с её оранжевыми стенами, по сравнению с ней, выглядел шикарным казино.
У входа в тюрьму стоял солдат. На ломаном английском Питер попросил его пустить нас внутрь, чтобы посмотреть, – индейцы умели удивлять своей наивностью и пользовались этим, знаете ли.
Солдат выругался и не пустил нас, потому что мы – индейцы, и, по его словам, должны целовать ему задницу. Он даже пнул меня ногой и приказал убираться.
Я разозлился, и уже открыл рот, чтобы опробовать на военном человеке лондонские нецензурные обороты, но Питер одёрнул меня, и тем самым спас наши индейские задницы от разоблачения.
В этот момент из тюрьмы выходил мой старый друг – Уизли. Эта долбаная скотина навещала Скайлер, не иначе.
Мне показалось, что его бельма увлажнились-таки слезами, но уверен, что мне показалось, потому что такая скотина, как Уизли, прослезиться никак не может.
Меня виконт не узнал, но тоже пнул. Я подумал, что, наверное, для суваров быть союзниками англичан выгоднее, чем воевать с ними.
Мы зашли в трактир, но нас оттуда выгнали – указали на непристойный внешний вид и наше индейское происхождение.
Питер не привык к такому уничижительному отношению и поскандалил. Надо признать, ругательства тамагочи отличаются от европейских – они имеют лаконичную, даже сдержанную форму, но понять их можно без знания индейского языка – смысл своих коротких но, вероятно, ёмких выражений Питер показывал на пальцах.
Я стал сомневаться в том, что виконт был в тюрьме у Скайлер, а не по каким-то иным делам – ведь его с таким вздорным характером тоже могли арестовать, чтобы потом отпустить.
– Сходим к дому Уизли. Нужно убедиться, что Скайлер ещё не вернулась туда, что она ещё в тюрьме, – предложил я Питеру.
Мы пришли к дому Виконта и засели в кустарнике неподалёку. Огромная собака виконта надрывалась, но крепкая цепь не позволяла ей приблизиться к нам и пощекотать наши нервы.