Писец. История одного туриста

Перед домом разгуливал аппетитный фазан – он приковал мой взгляд, и мои тревожные мысли в одно мгновение переключились на гастрономию. Но я справился с искушением с такой же лёгкостью, с какой справлялся с вредными повадками моего милого Kewpie.

Мы с Питером решили понаблюдать за особняком, пока не стемнеет. Вышел пожилой негр-слуга и выдал собаке кусок фазаньего мяса. Псина увлеклась негритянской подачкой и успокоилась.

– А почему ты согласился помочь мне? – спросил я. – Скайлер сказала, что она чего-то не рассказала отцу.

– Да. Я пошёл, потому что она попросила. Я не могу отказать.

– Она что-то знает?

Питер засмущался, взял паузу и не отпускал её, а я не торопил доброго индейца.

– Я встречаюсь с сувару, – сказал он через пару-тройку минут.

– С девушкой?

Питер повернулся и посмотрел на меня с укором.

– Тамагочи встречаются только с девушками! Это закон наших предков! И каким бы он не был, никто из нас не в праве его нарушить!

Мой невинный вопрос задел доброго индейца, и я извинился за свою бестактность.

Через какое-то время к дому подъехал экипаж, и я надеялся, что в нём приехала Скайлер.

Но из кареты вышел Уизли, а за ним какой-то сувару. Я тут же взгрустнул.

– Это не она, – сказал я.

Питер отчего-то напрягся и принялся нервничать.

– Нет! Это она! – крикнул он.

Залаял пёс, а индеец встал и направился к экипажу. Я ничего не понимал, но за Питером не пошёл.

– Ата-та! Ата-та! – кричал Питер.

Издалека я слышал как индейцы ругаются между собой на туземном языке. Сувару говорил женским голосом и я, наконец, понял, что это и была девушка Питера. Оказалось, что женщины из племени сувару тоже бреются наголо и тоже перекрашивают лица в чёрный цвет. И одежда их не отличалась от мужской.

Я понял, для чего Питеру нужен был парик – он снимал его, когда ходил на свидание со своей сувару, и надевал, когда возвращался домой. Таким образом, соплеменники не могли догадаться о двойной жизни молодого человека и его любовных отношениях с врагами. И сувару знали Питера, и его появление в английском городе их не удивило.

Уизли тоже опешил, когда увидел решительного индейца, который направлялся в его сторону. Но виконт опомнился и жестом приказал выскочившему из дома негру-слуге спустить собаку с цепи.

Я дёрнулся на помощь, но что-то меня остановило. Скорее всего, это был мой Kewpie. Или, может, я вовремя вспомнил о своих Скайлер? Я не знаю.

Знаю, что иначе я тогда поступить не мог. Или-таки мог?

Негр отцепил собаку, и она повалила Питера на землю. Девушка кинулась к виконту и умоляла его отогнать пса, но Уизли не был бы аристократом в седьмом колене, если бы позволил себе уступить какой-то разукрашенной индейке – не такое было у виконта воспитание, знаете ли.

Уизли ударил девушку в лицо, и та свалилась наземь. Потом он что-то сказал негру, тот взвалил молодую индейку на своё плечо и уволок её в дом.

Пыль стояла столбом, а зверь рычал – мёртвой хваткой он вцепился Питеру в горло и норовил растерзать влюблённого юношу. Индеец боролся до последнего, а последним для него стал выстрел в сердце из пистолета, который, с аристократической театральностью, сделал Уизли.

Полагаю, Питер даже не успел улыбнуться перед своей смертью.

А виконт засунул пистолет за пояс и скрылся в доме, чтобы развлечься с индейкой.

Я не слышал, но думаю, Уизли сказал: «долбаный индеец», или «долбаные сувару», или «долбаные дикари».

Я хотел выбежать из своего укрытия и проверить, жив ли Питер. Но из особняка вышел всё тот же негр, взвалил индейское тело себе на спину и потащил в сарай.

Я пробрался к сараю и стал подглядывать через щель. Старый слуга взял топор и принялся разделывать тело индейца.

У меня перехватило дыхание, я отвернулся и представил себе встречу с отцом Питера и его сестрой. Что я мог сказать им?

Нелепость развязки меня тогда поразила и удручила. Смерть, порой, удивляет своей внезапностью, скажу я вам.

Негр закончил и вышел из сарая с большими кусками мяса в руках. Он подошёл к собаке и кинул ей сначала один, потом другой. Та принялась с удовольствием уплетать свежий деликатес, а старый слуга погладил пса, вернулся, сложил останки в мешок и куда-то делся, но мне было уже всё равно.

Так как я симпатизировал Питеру, у меня снова появилось горячее желание отомстить мерзкой гниде Уизли, которая доставляла людям одни неприятности. Но я решил не выдавать себя и довести до конца дело, ради которого мы с риском и бедным Питером явились в тот вражеский городок, ради которого я дал несбыточное обещание своей новой жене, и ради которого погиб славный индеец.

Я дождался, пока стемнеет, и направился к пекарне. На первом этаже свет уже не горел, а через полчаса его потушили и на втором. Ещё полчаса я дал хлебопёкам на то, чтобы они уснули.

Луна светила на полной своей мощности, и город не смог погрузиться во тьму.

Дверь мучного склада освещалась луной с особенной тщательностью, и мне пришлось скорректировать первоначальный план.

Я решил лезть в пекарню с противоположной, тёмной её стороны. Там было небольшое окно, а у меня уже был опыт проникновения в окна такого малого размера, поэтому я не сомневался в своих силах.

Я с аккуратностью выломал рамный замок, открыл окно и пролез внутрь.

Я попал в сортир и, когда слезал, чуть было не угодил в яму с пекарским дерьмом. Честно сказать, я не ожидал обнаружить в пекарне, где лепят вкуснейшие английские булки, которые обожают даже индейцы, такой примитивный туалет. Я задержал дыхание и нашёл дверь.

Из сортира я попал в зал, где готовилось тесто. Через мутное оконное стекло луна кое-как освещала четыре больших чана с поднимающимся, но ещё жидким, тестом.

Я достал свой чудесный мешочек и разделил чёрный порошок на пять равных частей. Затем я засыпал четыре части в чаны – одну я решил оставить себе, как говорится, на всякий случай.

Я перемешал смесь рукой, чтобы порошка в чанах не было видно.

Меня тоже не заметили, и я вылез из пекарни тем же путём, что и проник в неё.

За день я так устал, что направился в лес, чтобы поспать, потому что следующий день обещал быть тяжёлым. Хотя я даже не представлял, что будет происходить, и как я буду спасать Скайлер. Но я чувствовал сильное волнение, как вы, наверное, понимаете.

19

Меня разбудили первые лучи солнца, и я вернулся в город.

Булки уже были испечены, и их развозили по трактирам и лавкам.

Я сел у тюрьмы и с удовольствием наблюдал как сонные солдаты употребляют хлеб с индейским сюрпризом. Они съели все булки, но ничего не происходило.