Писец. История одного туриста

Не прошло и месяца, как мы открыли первую термополию в Новом Карфагене. Как и ожидал Триксий, народ распробовал фазаньи крылья, и за ними выстраивалась очередь, в которой можно было встретить и морячков, и местных матрон, и чиновников. Даже рабы, у которых водилась медная монета, старались обменять её на пару-тройку сочных крыльев.

Триксию пришлось даже утроить количество кассиров и поваров, чтобы обслуживать всех желающих полакомиться новым блюдом от никому тогда не известного Кайсара.

Так получилось, что о кайсарских крыльях в Европе узнали ранее, чем о нём самом.

Триксий сдержал своё слово и завалил-таки Пиренеи жареными фазанами – «Жареные крылышки Кайсара» появились в каждом испанском городишке.

Дорис каждый день куда-то уходила, но я не знал куда.

Пока в один из чудесных испанских дней я не встретил её в гладиаторской школе. Я пришёл туда переписать всех гладиаторов и подготовить пару-тройку бойцов к продаже, и когда я беседовал с Базилием, к нам подошёл гладиатор в защитном шлеме и кожаных доспехах, но в маске обезьяны. Формы у воина были женственными – меня не проведёшь.

– Базилий, собак привезли? – спросил гладиатор женским голосом.

– Да. Через час можно будет начинать.

– Отлично!

Гладиатор ушёл, но я узнал его голос.

– Это Дорис? – спросил я.

– Да. Но не говори никому. Это наш секрет.

– Но зачем?

– Ей нравится всё, что связано с боями. С детства занимается атлетикой. Видел, как у неё развиты мышцы? Красавица! Мать запрещала ей быть парнем, но… если Дорис чего-то очень хочет, то добивается своего. Это у неё от отца!

– Она хочет быть гладиатором?

– Мечтает стать лучшим бестиарием. Женщины в нашем деле – большая редкость, Писец. Тем более свободные. Это не приветствуется, так что помалкивай. Понял?

Я пообещал не распыляться, а на обратном пути думал о Дорис. Её страстное увлечение военным искусством могло быть причиной её незамужнего статуса. Редкий муж захочет иметь жену-атлета с воинственными наклонностями, знаете ли. В Древнем Риме это выходит за все существующие рамки и переходит все мыслимые рубиконы, пожалуй.

Вероятно, поэтому Дорис выбрала гладиаторские игры – это была единственная возможность удовлетворить её атлетические и бойцовские амбиции.

В тот же день я стал свидетелем разговора Дорис с родителями в таблинуме, потому что они разговаривали на повышенных тонах, и даже переходили на крик. Тот разговор лишь подтвердил мои чудесные предположения.

– Я всё равно буду этим заниматься! – кричала Дорис.

– Дорис, ты заклеймишь позором весь наш род! Карфаген не знал таких наглых и распущенных девиц, как ты! – кричала её мать.

– Карфаген пал, мама! Плевать на Карфаген! Это моя жизнь, и я хочу жить так, как мне нравится!

– Твои подруги уже замужем и вовсю рожают детей, а ты…

– А я убиваю на арене собак! И мне нравится! И у меня получается! Базилий сказал, что скоро можно будет на быка замахнуться! Или медведя! Папа, купи медведя!

– Триксий, чего ты молчишь? Скажи ей! – кричала Гера.

– Во-первых, орите тише! То, что Дорис выбрала себе такое занятие – это её право! Но я не хочу испытать на себе радости инфамии! Никто не должен знать! Во-вторых, Дорис, медведи нынче дороги! На быках тренируйся!

– Триксий, зачем ты идёшь у неё на поводу? – говорила Гера.

– Затем, что считаю запреты худшим из зол! Каждый волен сам выбирать свой путь! Если бы я пошёл на поводу у своих родителей, я бы не…

– Твои родители умерли, когда тебе было семь лет!

– Неважно! Я знаю, чем бы всё кончилось! Они тоже жили древними понятиями, как и ты, Гера! Мир меняется!

– Но нужно же продолжать род! С этим ты не будешь спорить, дорогой?

– Мама! Нахера мне эти мудни, которых ты мне сватаешь? Они могут только вино амфорами пить, да цересом его запивать! Да лошадей бесконечно обсуждать! Или гладиаторов! А сами-то даже собак боятся! И поговорить с ними не о чем – они не знают кто такой Ганнибал!

– Хватит! Я уверен, найдётся достойный человек, который примет Дорис такой, какая она есть! И кончим на этом! На обед – крылья и тунец в лучшем гаруме!

Дорис вышла из таблинума и заметила меня.

– Ты всё слышал?

Я замялся.

– Не болтай! – сказала Дорис и поднесла указательный палец к губам.

Мне нравилась Дорис, как её ни покрути.

18

Она стала давать мне разные поручения и задания: то сходить в лавку за сладкими персиками, то станцевать для неё, то написать ей стишок. Я не мог отказать дочери своего доброго хозяина. Да и не хотел отказывать, пожалуй.

Гера заметила, что её дочь интересуется Марцеллусом, и старалась мешать нашему с Дорис общению – она тоже стала давать мне поручения, но такие, выполнение которых требовало моего долгого отсутствия на вилле.

Это привело к тому, что женщины стали соперничать в своих поручительных устремлениях и соревновались в том, кто из них первой займёт меня каким-нибудь неважным делом. Но в таких жёстких условиях я перестал справляться с делами важными и срочными, потому что на них не оставалось времени. Разумеется, это вызывало справедливое недовольство Триксия.

– Писец, почему ты не подготовил отчёт по фуражу? Я тебе ещё позавчера приказал посчитать и расписать!

– Я не успел, господин.

– Не успел? Почему ты перестал успевать? Раньше справлялся и с более сложными задачами! Писец! Я недоволен тобой!

Я молчал, потому что не хотел впутывать в дело Дорис. Да и жаловаться на Геру было делом опасным – Марцеллус побаивался её и начинал волноваться всякий раз, когда супруга Триксия обращалась к нему своим низким голосом.

– Завтра будешь голодать! Весь долбаный день! Вечером жду отчёта!

Я отправился готовить отчёт для Триксия, но в атриуме встретил его жену.

– Бездельничаешь, смазливая харя?! Писец, я хочу, чтобы ты сходил в город и… и узнал сколько стоит пурпурное полотно на тунику! И не делают ли они скидки по субботам!

– Но, госпожа… Триксий ждёт отчёта по фуражу, который…