– Гера, попробуй – пальчики оближешь! Зуб даю!
Женщина попробовала, но своим равнодушным видом дала понять, что фазаньи крылья её не возбуждают.
– Тебе не понравилось, мама?
– Хамон лучше во стократ! – сказала Гера и посмотрела на Триксия.
Тот, похоже, ожидал такой реакции своей супруги, поэтому не стал обращать на неё своего внимания.
– Скоро «Жареные крылышки Кайсара» покорят Испанию, Дорис!
– Я верю, папа!
Гера ухмыльнулась, но промолчала.
– Ну вот и отлично! Сегодня я начну переговоры с поставщиками фазанов и подберу помещения в городе. А после завтрака сходим в школу. Как там дела? Базилий ничего не передавал?
– Нет, папа.
– Нужно показать Писцу мои владения. Эй, Писец, хватит валяться! Вставай! Сейчас пойдём в школу, а то эти школяры без меня – как без рук!
17
После завтрака мы с Триксием пошли в гладиаторскую школу. Она находилась в полумиле от виллы и представляла собой трёхэтажное здание с большим перистилем, в котором десяток потных мужчин без туник дрались деревянными мечами.
– О! Тренируются, мои крепыши! Базилий!
К нам подбежал самый рослый и старший мужчина со шрамами на всех частях его боевого тела и блестящей лысиной на крупной голове.
– Да, мой господин! Я приветствую тебя!
– Привет, привет. Ну, как дела, Базилий? Докладывай! Что произошло, пока меня не было?
– Тренируемся каждый день по пятнадцать часов с двумя перерывами, как ты и приказал!
– Выдерживают?
– Один сдох. Остальные держатся.
– Это хорошо. Я думал, будет хуже. Ты увеличил им дневной паёк?
– Да, но…
– Что? Говори, Базилий!
– Не гневайся, мой господин, но боюсь, что этого недостаточно.
– Думаешь, нужно ещё больше кормить?
Базилий кивнул и уставился в пол.
– С вами разориться недолго! Хорошо, я подумаю и посчитаю! Мне нужно, чтобы они побеждали! Через год в Риме будет очередной большой праздник в честь победы над Карфагеном. Будет парад и гладиаторский турнир – съедутся воины со всех провинций. Каждую школу будут представлять лучшие гладиаторы. Я говорил тебе?
– Да, мой господин.
– Мне нужно, чтобы в турнире победил один из моих молодцов! Ты слышишь, Базилий?
Шрамованный мужчина снова кивнул и уставился в пол.
– Если этого не произойдёт, то… я продам тебя Леонтию, пожалуй! Будешь крокодилов в Африке ловить!
Базилий посмотрел на Триксия как смотрят дети, когда у них без предупреждения отбирают любимую игрушку.
– Это Писец. Будет вести учёт гладиаторов и хозяйственных расходов. Всё. Иди занимайся! И помни об Африке!
Базилий стрелой улетел к своим ученикам, а мы отправились по делам термополий.
– Базилий – отличный боец с большим опытом! Я отдал за него почти целое состояние. Своё дело он хорошо знает. Думаю, первый приз в Риме будет-таки моим! – сказал Триксий.
– А какой приз? – спросил я.
– А… Деньги. Небольшая, как я считаю, сумма и вялая должность с нищенским жалованием, на которой даже подарков никто не предлагает! Но меня больше интересует слава. Обо мне должны узнать в Риме, Писец!
С того дня я и приступил к своим обязанностям.
Мне приходилось заниматься тем же, чем я занимался у Кайсара, но в большем объёме, потому что хозяйство Триксия было огромным по меркам Испании. У меня не было свободного времени, но это было скорее плюсом.
Жизнь моя со временем наладилась – я получал хороший паёк и меня наказывали не чаще, чем раз в неделю.
Другим рабам перепадало каждый день – Гера не давала спуску даже за малейшую оплошность, и рабы считали удачей, если их секли, а не заставляли неделю сидеть в бочке с морской водой или есть своё же дерьмо. Да-да, Гера была великой выдумщицей в том, что касалось наказаний и унижений.
Мне рассказывали, что одного раба она своими нежными ручками лишила пальцев на обеих его руках и с бесполезными культями выгнала из дома.
Полагаю, она компенсировала своими проделками какие-то свои неудачи или комплексы. А может, и нет. Кто её знает, эту Геру…
К слову, меня она не любила более других, потому что считала любимчиком Триксия и называла не иначе как «смазливой харей». Но в лице её мужа я нашёл надёжного покровителя, и Марцеллус ни разу не ел дерьмо – боги снова были на моей стороне.
Триксий приказал наказывать меня лишением обеда. Или завтрака, но не ужина, потому что ужина у рабов и так не было.
В общем, по сравнению с другими невольниками, я катался сыром в масле и был у богов за пазухой.
Надо сказать, рабы меня за это тоже недолюбливали, но мне было всё равно – я старался с ними не общаться.
А Дорис я нравился как мужчина. Я чувствовал это, потому что на меня она смотрела не так, как на других рабов. Но она держала себя в руках и не давала воли своим добрым чувствам. Подозреваю, она опасалась мести своей доброй маменьки.
Меня удивляло, что девушка в её возрасте остаётся незамужней, хотя её отец мог дать за неё достойное приданое, но эту странность я тогда объяснить не мог.
Меня тоже тянуло к Дорис, но я опасался вдвойне, потому что любил жизнь и дорожил ею, и если мне случалось проходить мимо девушки, то я делал это с завидной скоростью и не смотрел на красавицу.