Старый дом под черепичной крышей

– Всё можно, Муха, только подлецу, а я себя таким пока не считаю. Теперь мне власть нужна, чтобы перед мерзавцами не гнуться и этих мерзавцев на место ставить.

– А к власти будешь идти на полусогнутых? Перед менялой на полусогнутых, перед доцентом. Смотри, колени сотрёшь… Без этого ни до одного кресла не долезешь.

– Был на полусогнутых, да весь вышел… Одним словом – у тебя, Вадик, своя дорога, а у меня своя.

– Как это? – опешил Муха. – Ты что меня сейчас, здесь,… бросаешь?

– Никто тебя, дурку вяленую, не бросает, – вставай потопали… Давай,… ходу!

– Так я и так уж задохся.

– Задохся, потому, что смолишь с утра до вечера.

– Сам только вчера чадил?

– Положим – не вчера, это раз. А бросил, потому что дыхалка слабеет.

– Ты смотри, какая самокритичность. Раньше я за тобой, Лёня, этого не замечал. – Пегас не ответил.

Дальше шли молча. Пегас шёл, не оглядываясь, Муха едва за ним поспевал.

Глава 56. Драконы и Иванушки

– Всё-таки мы с тобой, Гуделка, трусы и негодяи… – проговорил Свистопляс, после того как с ним стал проходить очередной испуг и они увидели себя снова прячущимися за бочкой.

– Ты так думаешь. – Не спросил, а сказал Гуделка, что бы только не молчать.

– Бегаем с тобой по свалке, как трусливые мыши, да среди мусорных куч прячемся, разве это дело? На чердаке мамушкиного дома у нас в сражениях всё гладко выходило, победа была всегда за нами, а тут?.. Помнишь, нам мамушка говорила, что надо в правильные игры играть, что, кто в какие игры в детстве играет, тот такой и вырастает?

– Помню, не у одного у тебя память имеется.

– А ты не сердись. Это я к тому говорю, что видимо, мы с тобой, Глиня, в неправильные игры играли, раз всё время как мышиные хвосты за этой тухлой бочкой оказываемся.

– Твоя правда, Свистопляс, – и Гуделка глубоко вздохнул.

– Тогда, Глиня, всё было понарошку, а теперь…. Видишь, Змей Горыныч к оврагу едет, видишь, контейнер в овраг столкнул, к горящему домику направляется.

Друзья из своего укрытия стали наблюдать за действиями дракона.

– Что это? – спросил Гуделка, когда в той стороне, где находилась лачужка приживалов, поднялся к небу сноп искр, а трактор, развернувшись, блеснул стальным ножом.

– Наверное, дракон заваливал свои жертвы, чтобы потом съесть, я его повадки знаю, – ответил кентавр.

– Какие повадки!? Что ты мелешь?! – вскричал раздосадовано Гуделка. – Это обыкновенная машина, которую придумали люди, и тот человек, что сидит в кабине и ею управляет, думаю и есть твой мистический дракон, только в человеческом обличье.

– А так что, разве бывает? – удивился Свистопляс.

– Проснись,… чучело – мучило, … ты в каком веке живёшь!? Пора бы уже понять, что вокруг происходит и почему?

– И что же, по-твоему, скажи, происходит, если ты такой сообразительный и не признаёшь драконов? – спросил Свистопляс.

– А то, что люди делятся на драконов, которые зарывают живых людей в мусор, и Иванушек, которые этому сопротивляются. Мамушка же читала нам сказку про Иванушку. Там всё правильно написано, только немного иносказательно, понял?!

– Я всё понял! – прокричал Свистопляс. – Садись на меня быстрее.

– Чего ты понял?!

– Я понял, что в контейнере, который столкнул в овраг и завалил мусором человеческий дракон, наши друзья,… я знаю, что надо делать.

Глава 57. Выбор

Муха сопел и еле тащился, Пега убыстрял шаг.

– Да не гони ты… – взмолился Мухаев, – чего оглобли раскидал. Обрадовался, что ноги длинные.

– Торопиться надо, – отрезал Пегас.

– Может курнуть?

– И так задохся, а курнёшь – совсем скиснешь…

– Ты что, по правде курить бросил или от балды сказал?

– Ничего не от балды.

– Родаки что ли на хвост сели?

– Причём здесь они. Пора самому думать. Начинали курить глупенькими, думали быстрее повзрослеть – не получилось.

– А что получилось?

Пегас промолчал.

– Знаешь, Муха, – начал Пегас спокойно и как-то задумчиво, – в жизни оказывается бывает такое, когда ни на кого не сошлёшься. Вот ты – и напротив твоя совесть. Она смотрит на тебя и ждёт,… ждёт твоего поступка. И от тебя зависит, улыбнётся она тебе или отвернётся, закроет лицо руками и заплачет. Эти моменты человека на всё по-другому смотреть заставляют. Сейчас человек такой, а через час уже он совсем другой. Совсем,… совсем,… понимаешь… Не знаю, как это получается, но другой.– Пегас глубоко вздохнул и докончил. – Тебе вот игрушки дороги, ты на них разбогатеть хочешь. А ведь ты на крови разбогатеть хочешь.

– Я никого не убил, – буркнул Вадик. – И не надо на меня волну гнать. Я никого машиной не давил и бульдозером не закапывал.

– Правильно, не закапывал, может быть даже и в глубине души против этого, но смиряешься,… разве не так? И действия свои, и малодушие потихоньку оправдываешь, причины ищешь. Только ты не подумай, что я о тебе говорю,… я о себе сейчас говорю,… только вчерашнем; мысли вслух называется.

– Смиряюсь, не смиряюсь – какая разница. – Сказал Муха неожиданно зло и резко. – А ты, что хочешь, чтобы я игрушку нашёл, продал и на вырученные деньги в честь погребённых церковь построил? Да?

– Думаю, Муха, в эту церковь люди молиться ходить не будут, какой бы ты её красивой не сделал, хоть сусальным золотом все купола покрой. От совести откупиться нельзя. Замолить грехи можно, а вот откупиться нельзя. Перед ней и оправдаться ничем нельзя…

Пегас замолчал. И если б не темнота, можно было увидеть, как от напряжения ходят на его скулах желваки.

– Об этом, будут в эту церковь люди ходить или не будут, не тебе, Лёнечка, судить.

– А кому?