Муха не поспевал за Пегасом и всё время просил его идти потише, но Пегас не сбавлял темпа. Леонид живо представлял, каково там в контейнере под слоем мусора. «И на много ли там хватит воздуха для шести человек», – думал он, хотя не был абсолютно уверен, что все из них живы. Из тех, на кого доцент машиной наехал, вряд ли. Потом, он видел как их Сима тащил за ногу к обрыву.
Муха в темноте едва различал впереди себя спину Пеги. Он, пыхтя, двигался следом за этой спиной, боясь отстать, а Пегас всё убыстрял и убыстрял шаги и Муха видел, что он всё больше и больше отстаёт. Муха был недоволен собой – «надо было тащиться сюда сегодня? – думал он. – Это всё Пега со своими расчётами, вот и рассчитал». Вадик понял, что он в первый раз просчитался в действиях Пегаса и теперь совершенно не знает как ему вести себя дальше. Вместо того, чтобы спрятаться и выждать, Пега вдруг рванул в город, да и не куда-нибудь, а в ментовку, от которой всегда сам шарахался. Светиться Мухе в милиции не хотелось, будут задавать вопросы. А так? Ушли бы потихоньку и всё. Всё равно воздуха им не хватит и никто к ним на помощь прийти не успеет.
– У тебя что, на лбу прибор ночного видения, что ли? – отпыхиваясь, сказал Муха, настигнув Пегаса у самого леса. Как ты эту дорожку видишь?
– А ты побегай на свалку с моё, тоже прибором ночного видения сделаешься…
– Передохнуть бы. Надо было к шоссе выходить, там идти поспособнее.
– Зато дальше идти,… топай давай!
– Не могу больше в таком темпе,… выдохся, – и Муха опустился на лежащее дерево. Сел рядом и Пегас. Немного помолчали. Молчание прервал Пегас:
– Пошли, давай, не на именинах. – Муха нехотя встал и шагнул за Пегасом в лесную поросль. Жирная липучая темнота обступила ребят со всех сторон. Спереди, с боков, сзади стояли её сумеречные грязные разводы. Лесной воздух, тягучий как берёзовый дёготь, зачавкал в бронхах, проникая всё глубже, в лёгкие. Муха закашлялся, пытаясь справиться с учащённым дыханием, вытер рукавом нос. И куда бы он ни посмотрел – всюду на расстоянии вытянутой руки и чуть далее стояли и скользили слева направо и обратно лохматые таинственные тени.
– Ты, Муха, из-за чего со мною шляешься?– спросил Пегас, не оборачиваясь и ныряя под едва различимые ветви. – Особо старину не любишь. Интереса я в тебе не вижу. У тебя вся и забота – какую старинную латунную ручку от двери отломить, побыстрому сдать черметчикам, да бутылку лимонада в свой толстущий живот вылить, вот и вся твоя жизненная философия. Философия живота называется.
– Это что, плохо?.. Все так живут, – парировал Мухаев, приноравливая свой мелкий шажок к широкому шагу Пегаса. Получалось, что в одном Лёнином шаге умещалось почти два Мухиных.
– Не все, а многие, – поправил его Лёня, – ты меня к своим всем не причисляй.
– А ты что, из другого теста? – удивился Муха. – Всё тоже самое, только с фасоном…
– Все люди, Муха, из одного теста, у всех кости, а на костях мясо и кожа…
– Ну и что? К чему ты это сказал?
– А то, что тебе этого не понять…
– С каких же это пор ты, Пега, так заговорил?
– А с тех самых пор, как в дом на Большой Горной слазили,… вот с какого, а может быть и минут с десять назад. Мозги хорошо прочищает.
– Небось, после того, как тебя дворник метлой шваркнул, – хихикнул Муха. – Так он же тебя не по голове, а по спине огрел.
Ветка больно хлестнула Вадика по щеке.
– Не ёрничай. Просто с тех пор я задумываться стал…
– А это, Пега, в нашем возрасте опасно… задумываться, – съехидничал Вадик, выставляя для безопасности вперёд руку и предохраняя лицо от неожиданных ударов и касаний.
– Говорю – не скалозубь…
– Вас понял, мин херц,… уже замолчал.
– Так вот, – продолжил Пегас, – я думал раньше, что бизнесом занимаюсь. Бизнес на искусстве. А вообще всё это настоящее воровство. Помнишь наш разговор на чердаке? Я ещё тебе говорил о быте предков?
– Помню… Я тогда ещё отметил, Пега, твой сдвиг по фазе.
– Так вот, Муха. Мы есть самые настоящие воры. Собственную историю крадём и сбыть дяде Сему подороже, мечтаем. А он нам «Ой, ля-ля!» говорит, да по спине хлопает… Чем мы отличаемся от того же доцента или Червонца? Да ничем… Каждый из нас старается нажиться.
Ты вот ручку медную, литую тогда отломил, а за неё, может, императрица держалась?
– Ты, Пега, об императрице пошутил? Да?..– сбился с шага Муха.
– Это я к слову, чтоб пример поярче. Только мне на эти шмотки с сегодняшнего дня стало наплевать.
– Ты, Пега, даёшь… То о крутом велике мечтал, а то раз,… и, на тебе, – в канаву свернул.
– Не в канаву я, Муха, свернул, а наоборот, хочу из канавы выбраться. Кончились старые мечты. В милицию надо идти и про Симу рассказать.
– А как же игрушки? – встревожился Мухаев, – их же найдут без нас тогда,… сам понимаешь, оприходуют, да ещё взгреют, ты что, об этом забыл?
– А люди, что в контейнере в овраге, помирать должны? – озлился Лёня.
– Нам-то что? – натуженно проговорил Муха. – Я их туда не пихал.
– Ну и гад… Ты не пихал… Так видел же!
– Так что из этого, что видел? Видел, не видел – какая разница.
– За игрушки, за доллары значит труханул?..
– Ничего я не забоялся. Просто у меня идея. У тебя своя идея, а у меня своя…
– Поделись идейкой,… раз образовалась… –иронично сказал Пегас, – неожиданно сбавив темп ходьбы, и Вадик буквально ткнулся ему головой в спину.
– Я сам по себе – вот так? – проговорил Муха, осаживая ход.
– Хороша идея…
– Не хуже твоей. – Парировал Вадик.
– А ты мою идею знаешь?
– Догадываюсь,… не глупый. Сам говорил – «В люди выбиться», там, в Глебучевом овраге,… забыл?
– Ничего я не забыл. Я от этой идеи и сейчас не отказываюсь. Власть – это большая сила. Только эту силу с умом употреблять надо, тогда польза всем.
– Конечно, сильному во власти всё можно, – вставил Муха, – куда уж мне с бледным задом. Твоя философия шире – грести деньгу, так чтоб лопатой, а не ручки на лимонад менять. Ручки – это удел слабых, таких как я. Сильному всё можно. Сильные ручки не тырят; сильные их в слитках вывозят, так что ли, Пега? Твоя философия… Я ведь тебе говорил, что у меня память особенная, что скажут, того я не забываю.
Пегас на выпад Вадика никак не отреагировал, он просто вдруг остановился и сел на едва различимый ствол полусвалившегося дерева.
– Отдохнём чуток,… дыхалка не работает.
– Чо, молчишь? Сказал бы чего-нибудь, поучил, а то скушно. – Иронично и немного с подколом проговорил Муха. – Очень уж охота нравоучительную речь от сверстника услышать.
Пегас продолжал молчать, а потом вдруг сказал: