Старый дом под черепичной крышей

– Это, ребята, просеянная глина. И, судя по тому, что здесь имеется сетка, то значит на этом приспособлении и просеивали.

– У верхнего ящика ручки только на одном конце, – заметил Костя, – а другой конец подвешен на ремнях.

– В ящик на сетку насыпалась глина, а затем мастер брался за ручки с этой стороны ящика и резко двигал к себе и от себя. Приспособление позволяло одному человеку справляться с этой работой.

– Умно, – сказал Антон, – раньше технического прогресса не было, а приспособления уже были.

– Бурного развития научно-технического прогресса не было, – заметил Пал Палыч, – а вообще этот процесс создания чего-то нового, что облегчает физический труд, никогда не прерывался со дня сотворения мира, просто с развитием науки и техники стал возможен рывок.

– А вы, Пал Палыч, верите, что мир был сотворён? – спросил Костя. Я вас об этом спросил, потому что в этом вопросе ничего не ясно; по телевизору и в газетах на этот счёт чего только не пишут.

– Удачное ты время для такого вопроса выбрал, – сказал Пал Палыч, снимая со стены какую-то материю или ветошь и внимательно её рассматривая. – Этот вопрос, ребята, относится не к научной сфере; он из области духовной. Можно, конечно, верить в то, что ты произошёл от обезьяны, вольному воля, только мне что-то этого не хочется, чтоб она была моей прародительницей.

– Генетики, Пал Палыч, доказали, что у человека ничего общего с обезьяной нет, я читал.

– Это хорошо, что ты, Костя, читал, только я повторяю, что это относится к духовной сфере, а не научной. Я вот верю, что мир сотворён и мне не надо никаких этому доказательств. Доказательства нужны в материальной сфере, например, чтобы объяснить, каким образом просеивали глину в старину.

– Так через сетку же, мы это выяснили, – и Антон показал на приспособление.

– Металлическая сетка, это ноу-хау, изобретение не такого уж далёкого прошлого, а до неё как просеивали? – и педагог внимательно посмотрел на ребят.

– Когда найдём, вот тогда и скажем, – уклончиво ответил Костя.

– А я уже нашёл, – и Пал Палыч кивнул на материю, что была у него в руках. – Это рядно, со старых времён здесь висит. Видите, какая редкая ткань. Ею младенцев от комаров укрывали и муку с глиной просеивали. В нашем случае она служила для просеивания глины, среди нитей есть застрявшие кусочки глины. Через рядно процеживали глину и в жидком состоянии.

– Вот это да! – выдохнул удивлённо Костя.

– Пал Палыч, а я корыто толстое нашёл, – воскликнул Антон. – Вот оно, на полу стоит. Интересно, для чего оно было нужно?

– Конечно, в наше время трудно сказать о полном назачении каждой вещи, но, исходя из жизненного и профессионального опыта, нетрудно догадаться. Думаю, что в нём вот этим билом, – и Пал Палыч указал на небольшой чурбашок с ручкой, – дробили крупные куски глины.

– А вот пятно тёмное на лавке, – сказал Антон, – без пыли; здесь по всей видимости, что-то стояло.

– Мельничка здесь стояла, – только её вперёд нас кто-то взял.

– Это Пега с Мухой здесь шастали, – заметил Костя, – вот и позарились.

– Надо у них её конфисковать, – произнёс Антон.

– Для нашего музея в студии это был бы неплохой экспонат, только как её у дружанов выманить? Об этом тоже подумаем, только, ребята, не самодеятельничать, дело это тонкое, придётся вести переговоры на самом серьёзном уровне, – заметил учитель.

– По башке дать, – сказал зло Антон, – чтоб не хапали без спроса.

– Этим ничего не добьёшься, «не пойманный – не вор» – буркнул Костя.

– Выходим, ребята, из помещения, более тщательно осмотрим его в следующий раз, – сказал Пал Палыч и ребята стали выходить из сарая.

Пал Палыч подошёл к Никите. Дворник немного стал отходить от шока. Никита стал говорить учителю об игрушечнице, показывая рукой то на место, где был дом, то на сарай, то на овраг:

– В сарае она глиной занималась: сеяла, через крупорушку пропускала.

– А я что-то крупорушки не увидел, – сказал учитель.

– Там она должна быть, куда ей деться, – заключил Никита.

– Так в сарай не прошеные гости заглядывали, доска узкая сзади отодрана… – вставил Костя.

– Мальчишки лазили, – уточнил Никита, – вот и оторвали доску.

– Зачем им широкая? Они и в узкую пролезут, – заметил Пал Палыч.

– Верно, – сказал Никита, – шастали тут двое. В сарай – не знаю, а в дом лазили это точно. Даже стекло в полуподвале воровским способом выдавили. И сегодня я их видел.

– Один маленький с рыжей шевелюрой, а другой высокий в клетчатой фуражке, отутюженных брюках, франтоватый? – спросил Антон.

– А вы их знаете? – спросил сторож.

– Антон кивнул.

– Моя метла с ними тоже познакомилась, – и Никита постучал метлой о землю, – маленькому точно досталось.

– Спасибо, – сказал Пал Палыч, обращаясь к Никите, – много вы мне рассказали, присматривайте пока за сараем. Мы для своего кружка из него заберём кое-что. Пусть дети смотрят. Это важнее всяких наставительных бесед.

– Чего уж там… Рад, что в добрые руки всё попадёт… – и, помолчав, добавил. – На один день вы опоздали. Такая участь,… такая участь… Дом свалился, а об игрушках ли речь… – И сказано это им было с таким большим сожалением, что мальчишкам стало не по себе.

– Судьба игрушек, это сейчас самое главное,– сказал Пал Палыч. Так что мы уезжаем, но не прощаемся. Мне надо нанять автомобиль и вывезти в «Спутник» всё что уцелело, в руках этого не унесёшь. Дворник согласно кивнул и сказал.

– Сейчас возьму молоток и заколочу дверь.

– Про доску сзади не забудьте, – напомнил Костя.

– Это само собой, – сумрачно проговорил Никита. – Кто бы мог подумать?! Как в страшном сне! – Он покачал головой. – Вот гат-паразит, как всё обернулось, – и пошёл в свою комнату за молотком и гвоздями, а Пал Палыч, Костя и Антон отправились на троллейбусную остановку.

Глава 30. Кто съел Федю?

Как только все ушли со двора, на самую вершину мусорной кучи выбежал из своего домика паук Федя. Ему было интересно узнать, что же произошло? Он почесал ворсистыми лапками брюшко, огляделся, внимательно посмотрел на мусорную кучу, и, не увидев старого доброго дома, пошевелил усами и сказал одну единственную фразу: «Вот тебе на-а-а!!». Эта фраза вместила у Феди кучу других фраз, например, таких как: «что теперь делать?», «как быть?», «куда податься?» и «где все?».

Случилось в это время пролетать мимо воробью Крошкину. Крошкин сел рядом с Федей на щепку и произнёс не менее глубокомысленное: «Не фига себе…», затем, обращаясь к пауку, сказал:

– Ты бы поостерёгся, а то не ровен час склюют. Дом – и тот склевали. Я, пожалуй, полечу, вон, кажется, ворона летит, а мне с ней пересекаться не резон, сам знаешь, – и воробей, взмахнув крылышками, перелетел с кучи на забор. С забора паука уже не было видно. Зато было хорошо видно, как на ту же кучу мусора села старая горбатая ворона и, вперив единственный зрячий глаз в то место, где стоял мамушкин дом, ехидно проговорила:

– Допрыгались, голубчики! Кра-хе-хе, – и, смеясь, закашлялась,– кха-кха!! Хы-хы-хы!! – Затем взмахнула растрёпанными крыльями и нелепо, кренясь то налево, то направо, перелетела через забор и буд-то провалилась в Глебучев овраг.

Крошкину этот визит не понравился. Он с забора снова перелетел на мусорную кучу и, не увидев на ней паука, риторически произнёс:

– Кто съел Федю?

Ему никто не ответил, так как во дворе никого не было.