Запах дождя

На перроне пахло дождём и мятной жвачкой. Над свежей, еще не запылённой листвой тополей и лип виднелась пара многоэтажек. Из вагона высыпало немало народу – должно быть, этим петербуржцам электричка заменяет городской трамвай. Можно пойти за ними следом. Но это же не «через рельсы и парк». А в объявлении ясно написано…

Электричка отъехала, и Руфе стало неуютно. По другую сторону насыпи тянется узенькая тропка. Два-три пассажира просто спрыгнули на шпалы. Похрустели гравием, ступили на эту тропинку и исчезли за кустами. Ага, мне туда.

Девочка задумчиво пожевала резинку и поглядела на золотые часики. До обратной электрички пятнадцать минут, сказать точнее, даже семнадцать. Но это ж надо садиться с другой платформы. А та во-он где.

Если я намерена гулять тут по парку, то часы лучше снять с руки и положить в сумочку, возникла в голове сухая рациональная мысль. Да и вообще надевать не надо было часики сегодня. Чисто психологически, спокойствия ради.

Руфа не рискнула прыгать с платформы. Спустилась по бетонным ступенькам и обнаружила, что придётся идти, да к тому же по песку. Это трудно, а бежать тут ещё труднее.

От кого бежать-то? Что ж ты сегодня такая трусливая, существо? – сама на себя прикрикнула Руфина Рахманова. И где был твой здравый смысл и осторожность, когда вчера решила приехать на платформу Садки, никого не поставив в известность?

Не так-то просто за семнадцать минут найти в незнакомых кустах мужчину, про которого знаешь только, что он подписался «БМААКС». Это её «парк» сбил с толку. В объявлении написано «парк». Она и решила, что тут качели, карусели, скамейки, лотки с газировкой и незнакомый красавец с книжкой в руке.

Вот ограбят тебя сегодня в этом парке, существо! – пообещала сама себе Руфа уже совсем без озорства в мыслях. Останешься без часов и без сумочки, и без карманных денег, и без билета на электричку. И ни в какую гимназию ты вернуться вовремя не успеешь. И будет суета, большой крик и много нервов. Антона папка уволит к чертям собачьим. Он ведь вполне может, он же у меня крутой, папка-то.

Хорошо хоть не туфли на каблуках обула, а кроссовки. Спуск по мокрому песку с насыпи сильно смахивал на слалом. А слалом Руфа Рахманова так и не освоила, потому что в поездке на Домбай умудрилась подвернуть ногу, а в секцию ходить отказалась, предпочла испанский. Ну вот, оставайся теперь со своим Сервантесом в подлиннике и полными кроссовками песка, существо. Нет, идти так невозможно, нужно вытряхнуть.

Стоя посреди мокрых кустов на одной ноге, она отчётливо поняла, что никаких книжек у незнакомого Большого Макса покупать уже не хочет и не станет. Жаль приключения. Жаль запаха дождя. Но ты, маленькое глупое трусливое существо, сейчас вернёшься и спокойненько подождёшь обратной электрички на перроне, там, где люди и безопасно, строго приказала сама себе Руфа.

– Я вас не напугал?

Не упала, но босой ногой пришлось наступить на траву. А трава тут совсем не зелёная муравка, а замызганная песком. В ней валяются окурки и мятая бумага.

Конечно, ты меня напугал, придурок!

– Вы меня извините, ради бога. Надо было вас сразу у поезда встретить, я не сообразил!

Он улыбался приветливо, но Руфе его улыбка не понравилась. Макс Гудков никогда так погано не улыбается, уж на что озабочен и глуп. Гудков может зубоскалить, может пошлить, но точно никогда не скажет «извините, ради бога». Никогда не нацепит такие очки и так не причешется, хоть он и редкий обалдуй из блатной гимназии.

– Я вас вроде и не просила меня нигде встречать. А вы кто такой вообще? – спросила девочка, стараясь чтобы голос звучал, как будто она каждый день ездит в электричках и никогда не читала Сервантеса в подлиннике.

– Я студент. А вы же Руфь? Необычное имя у вас, – вообще-то не похож он ни на студента, ни тем более на читателя газеты «Трепач». Но удивился так, будто всю жизнь только её и читает. Убедительно удивился, и от этого стало чуточку спокойнее.

– Меня зовут Руфина. Руфь – это древнееврейское имя. А Руфина – латинское.

У парня сделалось озадаченное лицо. Это я молодец, это я его психологично осадила, подумала Руфа. Теперь надо закрепить успех.

– А вы не хотите сами-то представиться?

– Извините. Меня зовут Максим, – сказал он, делая виноватое лицо. Виноватое показалось ещё неприятнее. – Мы же в газете общались. Вы же книжки ищете.

– Какие ещё книжки?

В руках у несчастного полиэтиленовый пакет, и там что-то завёрнуто. Прижав пакет к груди, он нараспев процитировал по памяти текст её объявления:

– «Р-294. Куплю третий, четвёртый том „Песчаных мечей“ Алана Мейерса. Хочу дочитать про милых кролей, которых на всю жизнь полюбила. Плиизе». Подписано «РУФА». Я вам ответил, назначил встречу здесь. В прошлом номере. Живу тут рядом.

Всё верно. Выдохни уже, существо. Постарайся улыбнуться, чтобы совсем не обижать человека. Он не виноват, что внешностью не вышел. Скажи что-нибудь нейтральное.

– У меня одноклассника тоже Максимом зовут. Это он мне газету дал почитать.

– Уф! – выдохнул потенциальный продавец «Песчаных мечей». – Это вы типа проверяли, что я – это я? Напугал я вас, Руфина? Необычное у вас всё-таки имя.

– Струхнула немножко, – призналась Руфа и сама себя похвалила за честность.

– Держите ваших зайцев. Откуда вы такая недоверчивая?

– У меня папа недоверчивый.

Это тоже подействовало. Парень явно просто оказался не готов к тому, что Руфе так мало лет, да вдобавок у неё и строгий папа. Ну и что же? И она не ожидала, что на парне окажутся смешные, делающие невозможным всякое романтическое общение очки. Все мы обманываемся в своих ожиданиях. Eso es vida.

Девочка увидела книжки и обрадовалась – те, что надо! На обложке такой же кролик с алебардой в лапе, что и на первых двух, зачитанных до дыр томах. Только дилетант может назвать кролика зайцем. Фон у обложки сиреневый на третьем томе и малиновый на четвёртом. Мечта! Гудков обзавидуется!

– «День паука» и «Возвращение Йорика», – вслух прочёл названия этот зануда.

– Да я в курсе. Круть, – сказала Руфа и полезла расстёгивать сумочку, чтобы достать деньги. Пришлось ещё порыться под фломастерами…

– Честно говоря, хотел вас пригласить на чашку кофе. С девушками о фэнтези поболтать всегда интересно… Но…

Нет уж!

– Мне на электричку обратную успеть нужно, – твёрдо сказала Руфа. – Да и рано мне пока с вами кофе пить.

– Честно говоря, да, – засмеялся он с каким-то даже облегчением в голосе и стал чуть симпатичнее. – Только предупредить хочу, там на форзаце надпись есть дарственная… Вот вы откройте… Чтобы претензий потом не было.

Она стояла и взвешивала в руке приятную тяжесть, означающую как минимум неделю увлекательного чтения по вечерам. Хорошо бы пакет под книжки попросить, только он не даст. У него кроме книжек в пакете что-то тряпочное – свитер, что ли? Нет, не свитер, а пальто, точнее сказать плащ, коричневый. Он под дождём по парку в рубашке шлындает, а плащ зачем-то в пакете таскает.

Его рука протянулась через её плечо. Ткнулась в фиолетовую глянцевитую обложку, чтобы показать, что там на форзаце не так. И вот только в этот момент Руфа узнала пальцы и тыльную сторону ладони этого странного мужчины.

Он не живёт «тут рядом», «через рельсы, через парк», поняла Руфа. Не живёт, потому что десять минут назад он ехал в одной электричке со мной. Это он делал вид, что спит у окна, справа от толстяка в шляпе, сразу за ревнивыми супругами. Дремал, ткнувшись головой в оконное стекло и прикрыв от света глаза ладонью. Вроде как очень устал. Но оставил между пальцами едва заметную щёлочку. Его не зовут Максимом, и он соврал, что хотел встретить Руфу на перроне. Он первым выскочил из вагона, спрыгнул с платформы на шпалы и исчез в мокрых кустах, дожидаясь, пока никого рядом не будет. Пока трусливая школьница решится подойти. А плащ он за это время снял, свернул и спрятал в полиэтиленовый пакет. Чтобы не узнали…

– Я же вас видела в поезде, – сказала Руфа. – А зачем вам эти очки?

И не успела даже удивиться, когда свободной рукой он резко и сильно обнял её за плечи. Книги в сиреневой и малиновой обложках, кувыркаясь, полетели вниз, одна раскрылась, взмахнув листами. Школьница Рахманова почувствовала сильные пальцы щеками, подбородком, горлом. Сильный удар по ногам сзади. Голыми коленками Руфа упала в мокрую от дождя траву.

Успела подумать сама про себя: «Дурочка ты, существо!». Потом воздух кончился.

Серия убийств «ОКРАИНА». 5 случаев

Двадцать четвёртого мая 1996 года стажёр Денис Пелевин сидел на подоконнике распахнутого настежь окна и пытался заточить карандаш. Размышляя о вещах, скажем прямо, невесёлых, хотя и возвышенных.

Думал он о том, что любой человеческой мечте грозят два равно трагичных исхода. Мечта может умереть, сгинуть, оказаться несбыточной. А ещё мечта может воплотиться. И оказаться не такой, как мечталось.

В большой темноватой комнате присесть, кроме как на подоконник, некуда. Стульев нет вообще, а письменный стол накрыт литой металлической вывеской

ЦЕНТР ПО БОРЬБЕ С СОЦИАЛЬНО ОПАСНЫМИ ДЕЯНИЯМИ

Поверх брошена дрель и стоит жестяная банка от растворимого кофе, битком набитая болтами, шурупами и так называемыми «победитовыми» свёрлами. Вывеске место не на столе, а у входа в учреждение. Кому-то её предстоит там вешать.