Запах дождя

Костя Лесовой, окажись он тут, непременно сделал бы вывод: «Ты ей, Димка, понравился, но она замужем». Костя ведь не только гениальный сыщик, но и тонкий психолог. Во всём, что его самого не касается.

Нет, правда, жаль, что нельзя теперь Лесового позвать с собой искать сбежавшего Майкиного дога. Майя вообще сначала одна нацелилась ехать в этот приют. Сумасшедшая.

И тут Лавров наконец признался самому себе, почему именно в эту поездку хочется прихватить с собой бывшего приятеля. С которым пять лет дружили, а теперь практически не разговариваем.

Недавно на кафедре судебной медицины говорили о задушенных молодых женщинах. Весь прошедший год убитых находили недалеко от платформ пригородных электричек на окраинах Петербурга. В больших городах такое случается и на языке профессионалов называется серийным убийством. Профессионалы из угрозыска – нередкие гости на кафедре, где опытные медицинские эксперты растят себе смену.

Адрес приюта «Каштанка» особой тревоги не внушает – нету там рядом железной дороги. И всё же Дима Лавров, не вдаваясь в подробности, настоял, чтобы без него за догом не ездили. Пусть Майя не поленится и выйдет из автобуса у больницы.

Вот как она в данный момент и делает.

– Спасибо, извините за беспокойство, – сказал Лавров медсестре.

– Да звони ещё, если надо, – великодушно предложила та. И поняла, что совершила роковую ошибку. Студенты-медики за шесть лет обучения привыкают к обращению на «вы» и по имени-отчеству. Пациенты обращаются к студентам на «вы». И пожилые профессора – тоже. Панибратства симпатичные курносые шестикурсники не прощают. Особенно медсёстрам средних лет.

– Да там меня уже девушка ждёт на остановке…

Лавров подхватил на плечо удобную спортивную сумку, где кроме выглаженного халата, фонендоскопа и пары учебников хватило места ещё для термоса и пары бутербродов. Обаятельно улыбнулся и вместо нормального «спасибо» нараспев проговорил:

– Кто меня на остановке ждёт,
Тот нас всех сегодня и убьёт…

Медсестра обиженно дёрнула бровями. Но Дима уже вышел, понимая, что вряд ли сможет объяснить, почему пропел именно эти две строчки на мотив известной ещё советским школьникам песни «Лесной олень».

А виноват всё тот же Костя Лесовой.

Давным-давно приятелям, как и другим студентам, доводилось скучать на институтских лекциях. Лекарство от этого было найдено простое: из тетради для конспектов вырывался листок клетчатой бумаги. Один пишет две строчки, загибает бумагу так, чтобы их не было видно, и называет рифмы. Другой придумывает на эти рифмы ещё две строчки, чтобы получился нелепый стишок.

Костя Лесовой в ту пору мнил себя сумрачным гением и сочинял стишки в основном про смерть и убийства. И не признавал стихотворных размеров, кроме того, которым написана песенка про лесного оленя.

Ибо имелась у Кости Лесового в своё время девушка, точнее возлюбленная, точнее знакомая, с которой он познакомился на перроне пригородной электрички в мае месяце. Девушка тогда была ещё девочка-старшеклассница, сидела на лавочке и чистила апельсин. А Костя был уже студент-медик и со свойственной ему проницательностью уловил, что похожей на беззащитного оленёнка девочке грустно и одиноко. Он сел на ту же лавочку. Школьница-оленёнок чего-то у него спросила. Или он у неё что-то спросил…

За пять лет дружбы Лавров слышал эту незамысловатую историю в тысяче разных вариантов. Как и фразы «Вот с этого вокзала я ездил за город вместе с Бемби», «Вот эта электричка довезёт до пляжа, где у Бемби дача», «Вот на этой станции метро я кормил Бемби мороженым».

Один раз купил девушке мороженое. Один раз в жизни! И долгие годы убивается, что расстались. Пару лет убивался, потом утешился, безжалостно уточнил свою мысль Лавров. Этим летом любовь Кости Лесового к оленям наконец-таки отбросила копыта.

Странное дело. Давняя любовь умерла. Былая дружба иссякла. А привычка на ходу выдумывать и вслух декламировать нелепые стихи въелась в Димку Лаврова намертво.

Из больничного корпуса Димка выбежал чёрным ходом, примеченным заранее. Там грузили бидоны с кашей и супом для пациентов, ароматы стояли не ахти какие, зато два шага до ворот и автобусной остановки. Лесовой, конечно, уже уехал, но Майя-то ждёт. И так даже намного лучше. Не нужна нам с Майей помощь сумрачных гениев, сами как-нибудь собаку потерявшуюся найдём.

Но подходя к остановке, Лавров с удивлением заметил Костю Лесового, который мило трепался о чём-то с Майей Сорокиной. Придётся теперь напомнить бывшему приятелю о забытом на занятиях рюкзаке. Чтоб проваливал за ним.

Газета «ТРЕПАЧ», №9, май 1996 года

Рюкзак у юноши оказался цветастый – фиолетовый с наклейками, как у первоклассника. Застёжка-молния сломана на середине, но так ему даже удобнее.

В вагоне электрички пахло дождём и фломастерами.

– Простите за очередное беспокойство! – проорал юноша, распахивая двери из тамбура и глядя по сторонам с потаённой греховностью во взоре, будто и не в переполненный вагон лезет, а в альков к любовнице, голося при этом: – Прекрасный недорогой подарок!

Симпатичный, светленький, с поцарапанными кулаками. Руфа сразу подумала, что парнишка здорово похож на Макса Гудкова, да и по возрасту такой же. Совсем пацан.

Однако этот пацан немедленно заметил её голые коленки. Шагнул ближе и только тогда предупредительно заглянул в глаза. Юный коммивояжёр.

– Девушка, шестнадцать цветов, всего за четыре тысячи российских рублей, только вам!

Руфине Рахмановой сделалось самую чуточку досадно. Ведь сейчас придётся лезть в сумочку за деньгами. Покупать эти фломастеры, хотя и видит уже, что их не шестнадцать, а только дюжина.

«Дурочка ты, существо», – обругала себя Руфа.

А вся беда в том, что в вагоне электрички Руфа Рахманова едет впервые в жизни. Как это ни смешно для четырнадцатилетней девицы. И притом одна-одинёшенька, в смысле – без провожатых.

Для кого-то трястись в дождливую погоду на электричке – это будничное и даже осточертевшее занятие. А для Руфы это авантюра и вызов. Знал бы папка – вышел бы из себя. Знал бы Антон – шофёр, телохранитель, почти родственник – просто с ума бы сошёл. Чисто психологически это понятно. Потому что Руфин папка, Теймур Ильхамович Рахманов, таких промахов не прощает, даже родственникам, не говоря уж о шофёрах.

Его драгоценная доча едет бог знает куда и чёрт знает на чём! На электричке!

Руфа расплатилась «российскими рублями», ощутив прилив неподдельной гордости. Зимой, когда ныряла с аквалангом в Красном море, и тогда так собой не гордилась. Нырять с инструктором и сопливая девчонка сможет. А в электричках ездят и фломастеры покупают лишь самостоятельные девушки четырнадцати лет от роду. Не такая уж ты и сопливая, существо!

Весь вагон смотрит. По крайней мере, незнакомые мужчины. Они тут все незнакомые, и это совсем не то, что таможенник в аэропорту или портье в заграничном отеле. Здесь они не обязаны смотреть. А всё равно таращатся и главное – все на её коленки. И одышливый толстяк в пропотевшей панаме, у которого в матерчатой сумке совок и маленькие грабли. Хмырь в плаще, что пытается спать, ткнувшись башкой в кулак с полиэтиленовым пакетом, приоткрыл глаза и зыркнул. Даже унылый тип, которого уже минут пять пилит жена:

– Сколько тебе повторять, Юрка? Это был просто мой знакомый. Понимаешь, Юр? Знакомый! Случайно встретила на платформе. Могут быть друзья детства у меня?

– Могут… – уныло тянет муж и в свою очередь переводит взгляд на Руфины коленки. Не надо бы ей сегодня короткую юбку надевать. Папка, кстати, наряд одобрил. Но папка-то уверен, что доча после уроков сядет в автомобиль к Антону и поедет изучать испанский язык с Ромуальдом Ицковичем. А Ромуальд Ицкович человек старый и практически святой.

Номера «Трепача» таскал в гимназию Макс Гудков, который сам уже год без этой газетёнки жить не может, и Руфу соблазнял. Не в прямом смысле. Но очень уж ему хотелось, чтоб неприступная интеллектуальная одноклассница начала заполнять прикольные купончики, как это делает сам Гудков. Купон она в итоге из газеты вырезала, сама разобралась, как их отправляют. Но Максу в своём грехопадении не созналась, вот ещё! Хватит того, что попросила разузнать расписание поездов-электричек.

Поезда добрый Макс продиктовал ей по телефону, отзвонившись вчера вечером. А проводить вот не предложил. Видимо, тоже не мог и помыслить, чтобы дочка Теймура Рахманова отправилась куда-то одна на электричке, да ещё в учебное время.

А у Руфы на это весь расчёт. Если прогулять последний урок, проехать от Ямской две остановки в одну сторону и две в обратную, никто никогда не узнает о сумасшедшей авантюре. Шофёр Антон час спустя распахнёт дверцу авто, будучи свято уверен, что дочка хозяина только что покинула гимназию.

Ну а что может нарушить гениальный план? Поезд опоздает? С рельсов сойдёт?

Хотя чисто психологически, существо, тут и должно грянуть разоблачение. «А где ты купила эти дурацкие дешёвые фломастеры?» – грозно спросит папка, заглянув вечером в сумочку.

Скажу, что Макс Гудков подарил! Пусть его и допрашивают!

Настроение прекрасное, хотя и прохладно тут, конечно. Учебный год на излёте, а весна ещё холодная, как ни крути. Пара окон в вагоне не закрываются, их перекосило, потому что вагон старый. На забрызганную скамейку никто не сядет, а там, где сесть можно было бы, Руфа поставила сумочку. Ей показалось, что именно так должны поступать в электричках опытные пассажирки в мини-юбках. Если, конечно, они порядочные и разумные девушки.

Заныли тормоза, под потолком неразборчиво захрипело. Это скоро нужная станция будет. Руфина заглянула в сумочку, где лежали школьные тетрадки, упаковка мятной жвачки и майский номер газеты «Трепач», сложенный так, чтобы не искать ответ на своё объявление. Номер объявления Б-141, это прикольно. Потому что обозначает подпись неведомого пока что Руфе собеседника-подателя. БМААКС. Тоже Макс, но, видимо, «большой».

«Б-141. Примерно в час дня выдвигаюсь к ж/д платформе. Идём навстречу друг другу, через рельсы, через парк. Кролики при мне. БМААКС».

Интересно, что там за парк на богом забытой железнодорожной платформе Садки?

Пока поезд ещё не остановился, Руфа сорвала зелёную обёртку и запихнула в рот белую гнущуюся полоску жевательной резинки. Вообще-то, даже столь безобидной вредной привычкой Руфина Теймуровна Рахманова пока не обзавелась. Но самостоятельная опытная девушка четырнадцати лет, когда едет на тайное свидание, должна быть хоть немного порочна. С этой озорной мыслью Руфа вышла в тамбур. Тут поезд и остановился.

И где тут парк? Вот эти кусты и деревья вокруг станции – это и есть парк, что ли?