Бабка

Бабка
Павел Козлов

В России 1118 городов и 1179 посёлков, и, возможно, ни одной жизни не хватит, чтобы узнать все их тайны. Среди этих забытых временем мест притаились ужасающие секты, древние поверья и мрачные легенды. Что скрывают запылённые улицы, заброшенные дома и тёмные подвалы? Какие силы ждут своего часа в тени?

В центре этой истории – Заря-10, самый быстро вымирающий город России, когда-то закрытый для посторонних глаз Молодой документалист Паша и его друг отправляются туда, чтобы снять фильм, но обнаруживают нечто большее, чем просто реликвии советского прошлого. Они сталкиваются с древней силой, которая обитает в таинственной церкви и носит обличие обычной старухи.

Павел Козлов

Бабка

Предисловие

Россия – это страна бескрайних горизонтов. Здесь 1118 городов и 1179 посёлков, каждый из которых будто бы спрятан под отдельной вуалью истории и времени. Сколько бы жизней мы ни прожили, их никогда не хватит, чтобы увидеть и понять всё.

Но что мы знаем о них? Достаточно ли поверхностных фактов и статистики? Мы можем изучать карты, читать справочники, искать информацию в интернете, но ни один из этих способов не покажет нам, что скрывается за закрытыми дверями, под покровом ночи или за бледными стенами заброшенных зданий.

На огромной территории от Калининграда до Чукотки есть места, о которых никто не говорит. Места, исчезнувшие с карт. Они остаются серыми пятнами в памяти людей, которые боятся даже упоминать их имя. Что за ритуалы там проводились? Какие культы процветали в их тени? Какие тайны похоронены под вековой мерзлотой, в глухих лесах или под слоями снега, который никогда не тает?

Но даже среди таких мест выделяются те, где зло носит обманчиво знакомый облик. Теплый взгляд, дрожащие руки, заботливый голос. Образ доброй бабушки, у которой дома пахнет вареньем и свежеиспечённым хлебом, – как легко этому поверить. Но что, если под этой маской скрывается тьма, чьи корни уходят глубже, чем можно себе представить? Что, если привычный символ тепла и уюта – это не более чем обман?

Среди забытых городов есть те, где доброе слово превращается в проклятие, а ласковая улыбка становится предвестием кошмара. Там, где бабушка зовёт вас домой, она может вовсе не быть тем, кем кажется.

Это не просто рассказ о месте, которое вы не найдёте на карте. Это история о том, что может скрываться за повседневностью.

Глава 1. Прибытие.

Сквозь грязное стекло видавшей виды «буханки», Заря-10 напоминала декорацию к фильму про пост-апокалипсис, который поленились доснять. Серые пятиэтажки, точно прогнившие зубы, торчали из покрытой бурой травой земли. Апрель на Чукотке выдался на редкость теплым, но это не делало пейзаж приветливее. Снег лишь начинал таять под весенним солнцем, оставляя за собой мокрую грязь и озера серой воды, равнодушно отражающие тусклое небо.

Меня всегда беспричинно притягивал Север. Возможно, это специфическая романтика, укрытая в холоде и суровом безмолвии. Я родился в Москве, где климат совсем другой и холодное лето мне не знакомо, но стремление к исследованиям манило меня прочь из родных мест. Вечный серый пейзаж местных городов вызывал лишь чувство уныния и безнадежности, но я продолжал мечтать оказаться в подобном месте. Быть может, в этой запустелой красоте скрывалось нечто большее, нечто, что жаждало быть открытым.

Выехав на главную улицу, я увидел, как дома с заколоченными окнами и обшарпанными стенами, несмотря на свой жалкий вид, странным образом гармонировали с суровой красотой местной природы. По дороге нас встречали редкие прохожие – их лица, затянувшиеся серостью и усталостью, выглядели так, словно сами здания поглотили их жизненные силы. Я поймал себя на мысли, что все здесь как будто существует в тени, прячась от света.

Артём, мой друг и напарник, сидел рядом, лениво ковыряя трещину на кожаной обивке, лишь изредка поглядывая в окно. Мы здесь не просто так, целью нашей поездки снять документальный фильм о жизни людей в отдалённых регионах России. Это была моя дипломная работа: я мечтал показать миру истории, скрытые от посторонних глаз.

«Уникальное путешествие», – говорил я, планируя поездку.

Но серые стены Зари вселяли сомнения. Смогу ли я, новичок в этих краях, понять и рассказать о жизни местных, ответить на главный вопрос: стоит ли жить в такой глуши? Я хотел снять что-то необычное, показать, что и здесь есть место радости, но теперь это казалось сложной задачей. Моей задачей было показать что-то особенное, контраст и радость, которые есть даже в таких отдаленных местах.

– Приехали орлы, – водитель сплюнул шелуху от семечек прямо на приборную панель.

– Гостиница – «Пустыница», три звезды, не меньше! – он усмехнулся, увидев наши лица. —Ладно, шутка. Через три дня после обеда жду здесь. Это мой последний рейс на ближайшее время, потом и сам отсюда сваливаю

Идея застрять здесь, меня не сильно пугала. Я человек пунктуальный, обычно прихожу заранее. А вот Артём – раздолбай, может проспать или просидеть в туалете до последнего. Впрочем, водитель за небольшую плату наверняка согласился бы подождать.

Мы вышли из машины, немного размялись и начали забирать багаж. Его было немного, помимо одежды, с собой мы взяли камеру, микрофоны, дрон, и дополнительные аккумуляторы. Этот набор придавал мне чувство собственной значимости. Мысль о том, что я смогу заниматься любимым делом, а не работать на стройке или заводе, очаровывала меня.

– Ну что? Настали дни веселья! – радостно и резко вскрикнул Артём после молчаливой поездки.

– Шутишь? – в ответ спросил я.

– Конечно, нет. – ответил, улыбаясь, Артём. – Мы вдвоём на краю света. В портфеле у меня два литра водки и три дня впереди. Почему-то я уверен, что они пройдут незабываемо.

– Ты какой-то слишком радостный, даже для тебя это перебор, хотя твой позитивный настрой быстро передаётся мне. – пробурчал я, не заметив, как уголки моих губ приподнялись. – Ещё раз спасибо, что попёрся со мной, один бы я не справился.

Артём – хороший друг, я бы сказал, идеальный, на фоне моих прошлых знакомств. Перед поездкой у меня были проблемы со здоровьем, сильно болела голова, снились странные, пугающие сны, а самое необычное, это то, что мои воспоминания, словно карты в казино, начали тасоваться между собой. Я стал плохо есть, тупить, залипать в одну точку или вовсе вырубаться где-нибудь в транспорте. Месяцами ходить к врачу за диагнозом ВСД, я посчитал бессмысленным. И хоть я так или иначе осуществил поездку в Зарю, поддержка Артёма на фоне моего плохого самочувствия была не лишней. Путешествие сюда – верное решение. Как только я открыл глаза в самолете, мои головные боли, длящиеся очень долго, прошли. Я наконец-то снова почувствовал себя здоровым юношей, а не старым потрёпанным дедком.

После того, как с разгрузкой вещей было покончено, мы двинулись в сторону гостиницы. Здание напоминало крепость, бетонные стены, без лишних украшений. Единственное, что выделялось, это тусклая вывеска с несколькими обломанными буквами и обшарпанными дверями. Всё же, я был рад, что в этом маленьком городе есть действующая ночлежка. Если бы не она, то пришлось бы искать людей, которые смогут приютить нас, а жить с кем-то чужим в их доме или квартире мне всегда не нравилось. В такие моменты я чувствовал себя бедным родственником.

Оставив снаружи ледяной ветер, что нес с собой гнилостный запах, смешанный с непонятной, душной сладостью, мы вошли внутрь.

Внутри гостиницы воздух был тяжёлый и пахнул затхлостью, смешанной с чем-то напоминающим старую бумагу и сигаретный дым. Огромный холл раскрылся перед нами. Цветочный орнамент на облезлых обоях почти скрылся под пятнами сырости и плесени. В тусклом свете ламп, стойка регистрации казалась бесконечно далекой.

На стойке регистрации, в уютном окошке за металлическими прутьями, нас встретил немолодой мужчина, весь в морщинах, с неизменной сигаретой во рту. Он отвлекся от просмотра телевизора, посмотрел на меня и Артёма с выражением недоумения и недовольства.

– Заехали всё-таки, – пробормотал он, окинув нас взглядом. – На три дня, да?

–Да, как раз, – ответил я, стараясь говорить как можно вежливее.

Мужчина молча кивнул и протянул ключ, тяжёлый, с прикреплённым ржавым брелоком в виде номера комнаты.

– У вас, наверное, редко бывают гости? —поинтересовался Артём.

– Не сейчас, – отрезал старик. – Неделю назад тут шизофреник объявился, а за ним ещё один – дебил в деловом костюме, будто глава горкома. У меня два варианта: либо Москва сюда всех содомитов на перевоспитание сослала, либо это к шабашу какому-то.

– Содомский шабаш. – с ухмылкой съязвил Артём.

Дедок в ответ лишь окинул нас своим презренным взглядом. Повернувшись в своем кресле к старому телевизору, он продолжил просмотр передачи про военную технику.

– Комната восемь, второй этаж. Теперь вся компания дурачков в сборе и будет жить вместе. – из-за спины, напоследок сказал он.

Мы взяли багаж и начали подниматься к своему номеру. Путь до него лежал через старую, деревянную советскую лестницу, которая, в отличие от здания, не скупилась на детали и была красиво украшена резными узорами. Атмосфера здешнего места потихоньку начала переносить меня в прошлое: портреты лидеров революции, информационные стенды на стенах, интерьер сохранял историчность. На этом фоне выбивались лишь новые коммуникации, но и те уже не в лучшем состоянии: проводка вырвалась с хомутов и местами провисала чуть ли не до пола холла, а трубы, не закрепленные и криво спаянные, протекали, оставляя плесневый след на стенах.

– Будь осторожнее, Артём, – сказал я, поднимаясь к номеру. – Если нас выселят, жить придется с собаками на улице.

– Не парься ты, Паш, мы здесь редкие гости, в гостеприимстве нам не откажут – ответил Артём, при этом очевидно задумавшись о чем-то.

Когда мы поднялись на второй этаж, коридор встретил нас вязкой тишиной. Стены, украшенные пятнами от сырости, исписаны чьими-то бессмысленными каракулями. Путь к нашему номеру казался бесконечным, здание словно нарочно простирало коридор, увлекая нас всё дальше.

Но вот, свернув за угол, мы замерли на месте: у дверей одной из комнат стоял человек, высокий, полноватый, в мятом, застёгнутом лишь на одну пуговицу халате, из-под которого виднелись полосатые трусы. Его волосы были сальными, видимо, он не мыл их месяцами, а взгляд – тревожным и бессмысленным, каким-то диким, как у загнанного зверя. В руках он держал икону, старую и потемневшую, с потрескавшимся ликом неизвестного святого, и с остервенением ломал её, медленно разламывая деревянную рамку пальцами, сжимая как чужую кость.

Мы переглянулись, и Артём, как всегда, оказался первым, кто решился заговорить:

– Эй, мужик, ты чего делаешь? Ты же понимаешь, что за порчу таких вещей в России, вообще-то, статья полагается? – Он усмехнулся, в его голосе чувствовалась нотка иронии, но за ней скрывалось едва заметное беспокойство.

Человек остановился, медленно повернул голову к нам и мрачно хмыкнул. Его глаза блеснули так, что стало не по себе. Казалось, он видел нас, но в то же время погружён в какой-то свой мир, недоступный остальным.

– Ложный пророк, – выдавил он, глядя на икону с брезгливостью. – Её мне подкинули в номер, пока я спал, чтобы отравить меня. Пытаются отравить душу, не дождутся! – Голос его звучал странно, на грани шёпота и крика, как у тех, кто уже давно перестал с кем-то спорить и говорил теперь только для себя.

–Кто «они»? – спросил я, пытаясь сохранить спокойный тон, хотя его бредовые слова сбивали с толку.