– Ты что? И не думал. Это ж простая вещь. Разве не слыхала?
– Что-то не припомню.
– Берёшь полоску бумаги, пишешь в одну строку алфавит, затем берёшь вторую и тоже записываешь на ней алфавит. Кладешь вторую полоску под первую и совмещаешь буквы. Если «А» на верхней полоске соответствует букве «А» на нижней, то никакого сдвига нет. Сдвиг – «0». Если сместить нижнюю полоску на одну букву влево, то букве «А» на первой полоске будет соответствовать буква «Б» на второй. Значение сдвига – «1» и т. д. Вместо «А» везде пишем «Б». Так можно шифровать сообщения. Что, собственно, и делали в армии Цезаря. Ключом для прочтения служило значение сдвига.
А Рекаса добавила:
– Мы так любовные записки в десятом классе шифровали!
– Только ведь мы играем не в шифрование, а в новый язык! – раздалось из коридора, откуда тотчас появился иностранный гость. Посвежевший, с улыбочкой на лице, он не преминул зыркнуть в сторону смущённо глядевших на него Анфаль и Алексея, и, не подав виду, прошагал к своему стулу. – Согласен, изначально принцип составления пар очень похож на простой шифр. Тем более ничто не мешает использовать для этого алфавиты разных языков. Но что такое язык, как не постоянный процесс шифрования и дешифровки, кодирования и раскодирования интенций, смыслов и мыслеобразов с целью общения! То, во что мы с вами играем сейчас, происходило на заре человечества – звуки соединялись с образами, последовательность звуков закреплялась за определёнными явлениями, предметами и действиями, эта последовательность запоминалась и использовалась в определённом коллективе и передавалась, как говорится, по наследству.
– Значит, вы полагаете, что владение языком – это свойство, приобретённое человеком в процессе эвлюционного развития, а не потенциально заложенное в нём? Приятно слышать это от иностранного учёного, да ещёе и верующего в Аллаха! – с язвинокй заявила Елепа.
– Я этого не утверждал, а лишь в грубых чертах описал процесс появления праязыка. Скажу вам одну очень крамольную вещь, вы только не удивляйтесь, – и Заккэль расхохотался, словно Мефистофель. – Так вот, скажу вам одну крамольную вещь – общение с помощью языка заложено во всех живых существах. Другое дело, что это за существа, что это за язык и для чего он нужен. Я бы сказал, что грозный рык и отчаянный рёв – самые настоящие «слова» действительного праязыка, причём универсального, понятного всем – и животным, и людям. Было время, когда его было вполне достаточно, скажем так, для обозначения границ дозволенного. А основное общение происходило на ментальном уровне.
– То есть Вы намекаете на то, что человек мысленно разговаривал с животными? – не унималась Елепа.
– Можно сказать и так. Примерно так же, как это до сих пор делают сами животные.
– Значит, животные – телепаты?
– Ну, нет, конечно. У них ограниченный набор шаблонов поведения и такой же ограниченнный набор «мыслей». Именно поэтому для общения между собой им достаточно «языка рёва и рыка» и умения считывать сигналы тела: движения, запахи, цвета, размеры и т. д.
– Жаль, я уж было подумала, что раз мы когда-то понимали друг друга, то тоже были телепатами. Или могли бы ими стать. Жаль! А так иногда хочется почитать мыслишки некоторых, понимаешь, товарищей! – и Елепа демонстративно убрала руку Валгена, которую тот незаметно положил на её колено.
– Опять-таки я не сказал, что полноценное общение только на ментальном уровне, без использования речи, невозможно. Но это особый случай. Знавал я таких… – таинственно произнёс Заккэль, но тут же переключился на прежнюю тему: – Однако что же это мы? Давайте, наконец, закончим игру, и, возможно, для вас кое-что прояснится! – звучным голосом взбодрил он слегка осоловевшую компанию. Друзья встрепенулись, и Михпет включил свою бубнилку:
– Скажем так, это было непросто. Вот мы тут с Мальвой кое-что накалапутили…
– Постойте, постойте! – прервал его Заккэль. – Я не договорил. Чтобы было интереснее, пусть каждый прочитает наиболее удачное, на его взгляд, предложение на нашем новом языке, а остальные попытаются его перевести. Кто быстрее и больше всех сделает правильных переводов, тот и выиграл. Я буду следить за «грамматикой». Итак, начнём. Вот теперь, Михпет, пожалуйста!
– Пам-рама-укабос-кергуду-рама-ширвази. – Из уст здоровяка это прозвучало, как приговор палача – все на секунду замерли.
– «Мы хоть собаку зарежем, хоть кошку!» – тотчас послышался уже почти забытый голос Алексея.
– Верно, Алекс! – Мальва подмигнула молодому человеку в знак одобрения.
– Верно, Ильины, с вас станется! – подыграл им Алексей.
Компания грохнула со смеху.
– Так, Алекс, ты же отказался от участия? – сквозь смех, но всё же ревниво спросил Валген, которого Алексей явно опередил.
– Извини, тогда я был на службе!
– Ну ладно, давай посоревнуемся, – примирительно ответил Валген. – Кто следующий?
– Слушайте! – когда все успокоились, игру продолжила Рекаса. – Канун-вартаген-пам-пара!
Валген с Елепой, как заправские стенографисты, записали фразу на бумаге и принялись подставлять новые слова.
– «Прекрасный вечер, когда мы дурачимся», – вновь без особого труда перевёл Алексей.
Валген не выдержал и нервно отбросил крандаш.
– Правильно! – подтвердила Рекаса. – Ну у тебя и память!
– Стоп! – вмешался Заккэль. – Не совсем. Это вольная интерпретация, а она здесь недопустима.
– Нет там «когда»! И порядок слов не соблюдён. Не считается! – «добил» оппонента Валген.
– Ладно – это профессиональное, – попытался оправдаться Алексей. – Всегда хочется улучшить, подправить оригинал.
– Так всё же как правильно, Алексей? – переспросил Заккэль.
– Прекрасный вечер – мы дурачимся! – исправил свою ошибку переводчик.
– Хорошо. Зачтено. Елепа? – Заккэль вопросительно посмотрел на девушку.
–– Да, вот моя версия: Бам-такака-штамон-гарибал-гаа-рама-суа-укабос.
– «Если весной…», – начал Валген и закончил одновременно с Алексеем: «…цветёт сакура, влюбись хоть… в собаку!»
– Прекрасно звучит! – похвалил Елепу Рафибр, – и по-русски, и по… э-э…
–…не по-русски, – помогла ему Рекаса. – Действительно, Низами бы не возражал!
– Елепа, у вас поэтический дар!
Женщина от похвалы профессора нисколько не смутилась, а, наоборот, расправила плечи и свысока глянула на мужа.
– Сдаюсь! Недооценил, – покорно опустил голову Валген.
– А всё-таки у кого-нибудь есть идея, как мы назовём наш новый язык? – не унимался Рафибр.
– Новомосульский диалект Заккэля! – предложил Михпет, улыбнувшись иностранцу.
– Ивремгазский! – послышалось от Валгена.
– Почему? – уточнил профессор.
– По первым буквам наших имён! Иф, Валген, Рекаса, Елепа и так далее.
– Ясно, давайте ещё идеи!
– Язык «кызя»! – в шутку брякнул Иф, чем вызвал очередную волну смеха.
– А что? Почему бы и нет? Кто за «кызю»? – Рафибр предложил проголосовать. Все подняли руки, некоторые даже обе.