Гость из Дамаска

– Ну хорошо – только сегодня. Завтра, надеюсь, Алекс навестит тебя. А сегодня можешь уйти к себе. Сделай тогда это сейчас, пока я ещё здесь.

Анфаль покорно отступила на шаг и поклонилась.

– Благодарю, мой господин.

Зеккель великодушно махнул рукой в знак того, что она вправе удалиться. Девушка ринулась из сада, словно птица из клетки.

– Постой! Ты забыла подарок! – окрикнул её учёный и протянул шкатулку. «Глупая, так и бросит где-нибудь в комнате в углу. Ubi amor ibi stultitia est

» – подумал он ей вслед, перефразировав известное крылатое выражение

…

После ухода Анфаль Зеккель неспешно упаковал в рюкзак всё необходимое для предстоящего путешествия, переоделся в походную форму и вызвал такси. Около десяти часов вечера иностранец подъехал к железнодорожному вокзалу. Там он приобрёл билет в спальном вагоне до Басры и в ожидании отправления поезда расположился в ресторане поблизости. Ни в какой Дамаск он не собирался, как, собственно, и в Басру. Сделано это было для отвода глаз. Конечная цель маршрута, проложенного агаралем после прочтения координат, оставленных Нанайей, располагалась в 120 километрах западнее Басры. Зеккель намеревался добраться на поезде до Эн-Насирии и оттуда двигаться далее на попутках.

Несмотря на спешку, херас сделал выбор в пользу железной дороги: так комфортнее и менее заметно. Местные, как правило, предпочитают путешествовать по стране на автобусах или такси, которые, обычно переполнены и плохо приспособлены для длительных междугородних перевозок. Полёт же на самолёте подразумевает обязательную регистрацию пассажира, что сводит на нет всякую конспирацию. В полночь Зеккель отыскал свой вагон и, заняв верхнее место в пустом купе, после нескольких попыток наконец-то задремал под стук колёс.

Проснувшись довольно поздно, он весь день потом коротал время, наблюдая из окна раскинувшийся по обе стороны железнодорожного полотна живописный евфратский ландшафт, прислушиваясь к происходящему за стенками купе и в проходе. За всё время следования его почти никто не потревожил. Только в самом начале, когда поезд тронулся, и после стоянки в Багдаде к нему в сопровождении двух полицейских заглянул строгий усатый кондуктор, проверявший наличие билетов. Там же, в Багдаде, в пустовавший до этого вагон подсели несколько весёлых пассажиров, которые почему-то никак не могли угомониться и всю оставшуюся дорогу то выскакивали в проход и что-то бурно обсуждали, то хлопали дверьми и требовали у проводника чаю. На подходе к Эн-Насирии Зеккель загодя покинул купе и проследовал в тамбур, зная, что стоянка будет короткой, и не желая попадаться кому-либо на глаза. И это бы ему удалось, если бы не его буйные попутчики. Когда Зеккель уже миновал перрон и направился к расположенной неподалёку от станции импровизированной стоянке такси, он краем глаза заметил, как буквально на ходу из спального вагона один за другим выпрыгнули уже знакомые ему весельчаки. Через минуту они пристроились за ним и теперь уже вполголоса перекидывались фразами и подшучивали друг над другом. Зеккель сел в подъехавшее такси и сообщил водителю, куда ему надо. Немного поторговавшись, они сошлись в цене, и тут водитель, решивиший по-видимому, что возить одного пассажира в пятиместке – сплошное расточительство, вместо того, чтобы тронуться в путь, вышел из своего драндулета – назвать иначе его транспортное средство не поворачивался язык – и окрикнул стоявших в ожидании мужчин, мол, не желают ли они присоединиться, если им, конечно, по пути. Иностранец, не желая показаться подозрительным, решил не протестовать, и вскоре впятером они уже неслись по трассе в направлении древнего Урха.

Разделаться с ними не представляло для Зеккеля никакого труда, но этим он только привлёк бы внимание полиции и властей, которые потом обшарили бы в этом районе каждый куст. Ситуация в стране была непростая – на севере недовольные половинчатыми реформами Саддама курды подняли восстание, которое поддержал иранский шах, что привело к боевым действиям. Повсюду сновали военные, шли проверки. Поэтому он решил не противиться внезапно возникшим обстоятельствам, а постараться вовремя, без ущерба для себя, разрешить ситуацию. Так, дабы удовлетворить любопытство попутчиков, доктор Заккари рассказал им, что он учёный и что его больше интересует не сам зиккурат, а курганы с развалинами в его окрестностях. Так, слово за слово мужчины предложили ему помощь в сопровождении. Но Зеккель вежливо отказался, ссылаясь на то, что он здесь уже не в первый раз и не нуждается в проводнике, ибо никогда не покидает официально разрешённых для посещения и осмотра зон, а что касается ночлега, то он знает, где можно остановиться. За мирной беседой они добрались до селения Телль-эль-Мукайяр, расположенного неподалёку от зиккурата, и, расплатившись с водителем, херас смог наконец отделаться от назойливых свидетелей. Троица пожелала ему удачи и посоветовала, если понадобится помощь, держаться северо-западного направления, поскольку там обычно раскидывают свои шатры кочующие бедуины из Васита. Наконец такси тронулось, а Зеккель ещё некоторое время продолжал стоять, наблюдая за быстро удаляющимся автомобилем.

Когда вдали замер шелест лысых шин старенького форда, Зеккеля окружило молчание наливающейся пурпуром пустыни. Это солнце клонилось к закату, орошая однообразное жёлто-коричневое пространство каплями вечернего красного света. Херас вынул из рюказака агараль и просканировал территорию, чтобы убедиться, что ему никто больше не помешает. Затем путешественник разделся догола и аккуратно сложил вещи в рюкзак. На мгновение он представил, что стоит посередине огромного лунного кратера, который, словно гигантское вогнутое зеркало, собирает и направляет прямо на него медленно затухающую энергию светила. Зеккель закрыл глаза, чтобы насладиться стерильной чистотой пронизывающего его излучения, и вернул себе первозданный образ.

Когда херас открыл глаза, его взору предстала не просто полуживая пустыня, а переливающаяся всеми цветами радуги долина с тускло светящимимся в сумерках размытыми фантомными контурами пробегающих древних диковинных животных, пышных деревьев, старинных построек, узких улиц и прогуливающихся людей. Строго по центру резко выделялся силуэт таинственного и зловещего зиккурата, на вершине которого, будто привидения, на мгновение появлялись и тотчас исчезали воздушные фигурки жрецов и жриц. Он видел, что есть и что было. Наконец пришелец установил агараль на затылке ниже гребня. Прибор плотно присосался к голове, запустив при этом часть щупалец в имевшиеся в черепе и шее хераса отверстия, отчего тот, словно подтверждая успешную стыковку, произнёс: «Рха!»

Поиск тайника Нанайи вошёл в завершающую стадию. Огромное, почти трёхметровое существо, в которое обернулся доктор Заккари, совершая прыжки, кувырки, развороты и пробежки, быстро пересекло долину и, оказавшись за пределами еле угадываемых на фантомной карте и уже давно не существующих городских ворот, остановилось перед большим, отчасти вскрытым курганом. Сверху он напоминал подверженный эрозии глиняный холм, опоясанный оврагом странной правильной формы. С одной стороны были видны поваленные и торчащие из земли каменные плиты, свидетельствующие о безуспешных попытках раскопать его. «Дилбуд тва мурузу!»

– уверенно произнёс Зеккель и взялся за дело.

Херас в связке с агаралем представлял собой не просто безупречное живое существо, но и универсальное живое орудие, которое могло выполнять любую работу, в иных ситуациях непосильную и сотне людей. Просветив курган и произведя расчёт необходимых средств и усилий, Зеккель из прихваченных с собой металлических трубок с помощью агараля за считаные минуты изготовил аннигилятор и антигравитационные рамки. Аннигилятором он проделал отверстия в плитах и между ними и затем с помощью рамок без труда растащил их в стороны, обнажив проход. Засыпанные глиной, илом и песком каменные глыбы оказались руинами каких-то дворцовых построек.

Протиснувшись через зияющий чернотой лаз, Зеккель проник в просторный круглый холл с высокими сводами и тремя хорошо сохранившимися выходами. Один из них, меньшего размера и почти незаметный, скрывала некогда искусно расписанная дверь. К ней он и направился. Внимательно оглядев её, херас немало удивился: несмотря на чрезвычайную массивность, дверь буквально была выдавлена вместе с петлями из каменной стены и держалась, как говорится, на честном слове. Зеккель отставил её в сторону. Скрючившись, он вошёл в спрятавшуюся за ней комнату.

Под ногами что-то громко хрустнуло, и он едва удержал равновесие. Приглядевшись, пришелец обнаружил на полу хорошо сохранившиеся, словно кем-то подвяленные, останки крупного существа, на которое он и наступил. «Где же остальное?» – удивился Зеккель и напрасно пошарил глазами по сторонам в поисках недостающих частей тела. Он уже примерно представалял, кто бы это мог быть. «Плохи дела. Кто-то совсем недавно с хирургической точностью разрезал пополам мощного эбра. На такое способны только херасы или лалы, последних я исключаю, ибо тогда бы здесь не осталось фантомных следов – они стирают всё. Отпечатки же херасов почти воздушные, древние, а контуры эбров – более яркие, свежие. Вот ещё двое напуганных людишек прятались за столом – они-то как здесь оказались? Расхитители курганов? Им такое не под силу. Но тогда кто и как?» – размышлял Зеккель, продолжая осматриваться.

Он уже заметил в глубине помещения огромное кресло херасов-навигаторов, но не решался признаться себе в этом – настолько неправдоподобным казалось всё, что сейчас происходило с ним. «Отопот мба вазген!

Наконец-то! Не может быть!» – херас в два шага приблизился к креслу и с большим трепетом положил обе руки на край. Буквально через мгновение яркой вспышкой дал о себе знать словно чему-то обрадовавшийся агараль. Образовавшееся внутри него светящееся облачко сгустилось до размеров бильярдного шара, а затем, как по трубам, неторопливо скатилось вниз по шее и руке Зеккеля и утонуло в обшивке кресла. Последнее тотчас вспыхнуло в ответ и заиграло разными цветами, озаряя всё помещение будто музыкальный стробоскоп. «Живое, – удовлетворённо констатировал Зеккель. – Это, наверное, лучшая новость. Надо подумать, как его отсюда забрать и незаметно перевезти через границу». Убрав руки, он ещё несколько секунд испытывал лёгкое приятное покалывание в своих многочисленных чёрных «пальцах».

Когда свечение прекратилось, херас продолжил осматривать развалины. Вглядываясь в оформление стен, Зеккель пришел к выводу, что это был не просто тайник Нанайи, а, возможно, её дом, убежище, место обитания. В некоторых росписях ещё угадывался рисунок, похожий на кожу челноков. А может, это и была обшивка, которую Нанайя сумела уберечь и впоследствии нарастить с помощью агараля, но которая со временем отмерла и окаменела. Проверять это у хераса не было времени. «В другой раз. Кстати, у неё тоже был агараль. Что с ним стало?» – вспомнил он, пересекая холл. «Ладно, дальше будет видно. Что здесь?» – Зеккель направился в расположенный рядом проход.

Короткий тёмный коридор заканчивался тупиком в виде квадратного зала с каменными скамейками вдоль стен и большой гранитной купелью посередине. По-видимому, это помещение освещалось только тогда, когда это требовалось. Никаких намёков на лампады, держатели факелов и прочее не было. Если бы Зеккель пришёл сюда как человек, то не увидел бы ничего, кроме использованных в оформлении зала камня и мрамора, да и то только с помощью мощного фонарика. Но для глаз хераса не составляло труда прочесть на купели тайную надпись, вытравленную только для посвящённых: «Ги-штрел»

. Он передвинул купель на пару метров в сторону. В тот же момент обе боковые стены с лёгким рокотом скрылись в полу, обнажив два крыла. Из них повеяло ледяным холодом, и от пола и стен заструился пар. В левом Зеккель увидел плотно приставленные друг к другу тележки с уложенными на них коконами херасов. «А вот и подкрепление! – возликовал он. – Вот он, по-видимому, и ответ, что заставило гирей-кхина Грейкина выдать «свиток Нанайи». Он хотел, чтобы те, кто его прочтёт, позаботились о коконах?! Но как он сам, будучи в СССР, узнал об этом месте? Неужели бывал здесь?» Херас прошёл вглубь холодильника и осмотрел коконы. На вид все казались целыми и запаянными слюной эбров.

Затем он перекочевал в крыло напротив, выходившее на другом конце в какой-то коридор. Зеккель пробрался и туда и вновь был поражён очередной находкой. В коридоре в углу красовалась массивная стелла с вмонтированным в неё зеркалом. «Портал! Теперь всё ясно! Грейкин наведывался сюда! Но тогда почему он не дал хода свитку здесь? И почему оставил коконы в тайнике? Куда ведёт этот ход?» – задавался вопросами херас. Заметив, что, помимо стеллы, в коридоре зияют несколько дверных проёмов, он поспешил проверить, куда они ведут, чтобы потом вернуться и попытаться открыть портал. На этот раз осмотр не дал каких-то особых результатов. Всё, что он обнаружил, это остатки истлевших ковров, домашней утвари и чьи-то кости. Скорее всего, здесь когда-то находились жилые комнаты и подсобные помещения.

Зеккель вернулся к стелле и провёл рукой по краю зеркала. Раздался едва уловимый звук вспыхнувшей спички, и рядом с херасом разверзлось пространство. Тогда он провёл рукой по зеркалу ещё раз, и портал исчез. Херас на секунду задумался, стоит ли ему совершать переход в своём истинном обличии, и решил, что не стоит.

Обернувшись, доктор Заккари оделся, спрятал в рюкзак агараль и, вновь активировав портал, шагнул в неизвестно куда ведущую бездну. В туннеле он сначала удостоверился в наличии второго выхода, чтобы в случае чего успеть выбраться обратно, пока портал открыт. Но причин для волнения не было – где-то впереди, если данное понятие вообще применимо к тому, что находится между порталами, уже забрезжила дыра. Быстро преодолев пространственную червоточину, иностранец выбрался наружу и, убедившись в отсутствии враждебного окружения, тотчас принялся разыскивать второй активатор. Было уже темно, и время действия портала заканчивалось, а он никак не мог найти зеркало.

Зеккель оказался на окружённой смешаным лесом большой опушке, на которой повсюду были разбросаны какие-то железобетонные плиты, обуглившиеся доски да колотые кирпичи. Он уже приготовился вернуться, как в последний момент под ногами в груде битого стекла ему бросился в глаза осколок зеркала, торчащий из куска раскуроченной рамки, и тогда он рискнул и провёл по нему ладонью. Дыра тотчас увеличилась в размере. «Ну вот и славно!» – утешил себя херас и повторным движением закрыл портал. Притаившись за плитами, он достал агараль и с его помощью «прощупал» территорию в радиусе нескольких сотен метров. «Ни души. Замечательно!» – обрадовался он и ткнул находкой в щупальца агараля. Пока прибор восстанавливал активатор портала и освещал всё вокруг мягким белым светом, Зеккель прошёлся по опушке, то и дело вороша попадающиеся на пути кучи строительного мусора, и подобрал несколько заинтересовавших его фрагментов, в том числе обгоревший клочок бумаги. Поднеся его ближе к агаралю, он смог разобрать сохранившийся на нем печатный и рукописный текст. При беглом осмотре читались отдельные слова: «институт», «психиатрия», «профессор». «Кириллица. Ага, так всё-таки Русь, то бишь СССР, – констатировал он. – Значит, Грейкин мог беспрепятственно курсировать из Союза в Ирак. А коконы всё же остались там!» Херас засунул листок и другие трофеи в рюкзак, а когда агараль закончил с ремонтом, установил его у себя на груди и животе. Агараль заурчал и, выпустив перед собой пучок лучей, стал методично просвечивать опушку и всё, что на ней находилось.

По прошествии четверти часа кропотливых изысканий аппарат вдруг прекратил манипуляции и стал переливаться радугой. Одно из щупалец отделилось от тела доктора и потянулось вниз, указывая на что-то. Зеккель опустился на колени и, пошарив перед собой, нащупал какой-то небольшой, но удивительно увесистый тёмный предмет. Одновременно звуковым сигналом агараль дал понять, что свою работу он закончил и не намерен далее участвовать в поиске, после чего бесцеремонно потух. Доктор Заккари прихватил и эту находку с собой и решил, что на сегодня достаточно приключений. Прежде чем вернуться на развалины древнего Урха, он закрепил и тщательно замаскировал восстановленный активатор портала. Вновь оказавшись в доме Нанайи, он забаррикадировал единственную сохранившуюся дверь, ведущую в потайную комнату, оставил агараль следить за происходящим снаружи, а сам расположился на ночь в кресле навигатора и ввёл себя в состояние покоя.

Ближе к рассвету Зеккеля заставил очнуться тревожный сигнал агараля. Херас постарался бесшумно выбраться из кресла и подошёл к двери. Закатив глаза, он, словно змея перед броском, замер и прислушался. Звенящую тишину предрассветного часа нарушили неторопливый топот и блеяние баранов и изредка выделявшийся на их фоне нежный звон колокольчика. Какой-то пастух гнал небольшое стадо через развалины. «Нашёл где пасти овец!» – возмутился Зеккель и при помощи антигравитационных рамок осторожно освободил проход. Он решил воочию проверить, что происходит снаружи, и действовать по обстоятельствам вплоть до крайних мер. Подойдя к лазу, херас тайком проследил, где находится пастух, и пригляделся к нему повнимательнее, желая понять его дальнейшие намерения. Тот же, подгоняя длинным посохом медленно плетущегося барана, делал несколько шагов, оборачивался и ждал, пока остальные овцы подтянутся за ними. Так повторялось до тех пор, пока бедуин не исчез из виду. В какой-то момент Зеккелю даже показалось, что по фигуре, осанке и манере передвигаться вперевалочку пастух ему явно кого-то напомнил. Однако он отбросил эти мысли, ведь тех бедуинов, которых он знал лично, уже давно не было и в помине, а внешнее сходство среди людей не такая уж и редкость. И всё же, видя, как доступно это место для посторонних, и осознавая, что при желании с помощью современной техники пробраться сюда не составит большого труда, тем более что подобные попытки уже явно предпринимались, Зеккекль решил забрать зеркало-активатор с собой и понадёжнее заложить подход к лазу.

Когда дело было сделано, он направился в сторону трассы и, выбравшись из низины, обернулся, чтобы ещё раз окинуть взглядом разведанное им место. На другом конце кратерообразной долины глаза хераса ещё хорошо различали медленно удалявшегося пастуха с отарой овец. Он присел на камень, чтобы немного собраться с мыслями перед обратной дорогой. «Всё-таки надо было избавиться от него!» – с досадой подумал Зеккель, но тут же отмахнулся от этой мысли, ведь цель поездки была достигнута и результат превзошёл все ожидания. Оставалось прояснить до конца судьбу и мотивы Грейкина и позаботиться о переезде тайника в более безопасное место. Надо было спешить, чтобы его содержимое не оказалось добычей таких вот случайных «прохожих», как этот бедуин, или иных лихих людей…

Добравшись до Эн-Насирии на попутках, доктор Заккари провёл там полдня в ожидании обратного поезда и наконец, на четвёртые сутки после своего скоропостижного отъезда, вернулся в Мосул. Его буквально раздирало от желания действовать. Прибыв на виллу, он поначалу был обескуражен тем, что ни прислуга, ни Анфаль не вышли его встречать. Но потом решил, что это ему даже на руку – никаких лишних распросов и свидетелей. Он заперся у себя в кабинете и активировал агараль. Ему не терпелось вплотную заняться привезёнными трофеями. Учёный вывалил их перед аппаратом и принялся ждать. Находки пошли, что называется, «по рукам» агараля: каждым предметом занималось отдельное щупальце, и прибор буквально выдавал фейерверк световых оттенков. Длилось это не более четверти часа, после чего «многоножка» выдула из себя огромный прозрачный пузырь и начала демонстрацию результатов проведённого анализа. В пузыре, как на экране монитора, стали транслироваться понятные херасу знаки и изображения. Так, напоминавшие горелый каучук фрагменты оказались останками двух разных херасов. Использовать их для клонирования не представлялось возможным, поскольку в результате мощнейшего теплового воздействия были разрушены почти все генетические связи. Когда доктор Заккари воспринял эту информацию, ему вдруг захотелось воскликнуть: «Бедный Йорик!» – и он поймал себя на мысли, что думает, как человек. В этот момент он, возможно, впервые по-настоящему прочувствовал, как долго находится в заточении на этой планете. Зеккель невольно замотал головой в желании избавиться от навязчивого образа и, подскочив, принялся расхаживать по кабинету взад-вперёд, пытаясь сосредоточиться на других сведениях, поступавших от агараля.

Меж тем прибор сообщил, что полностью виртуально воссоздал клочок бумаги. Последний представлял собой бланк советского научно-исследовательского института психиатрии с текстом заявки на медикаменты и оборудование, подписанный директором института профессором Н. Я. Сумерской. После этой новости доктор Заккари уже не сомневался, кому принадлежали эти серовато-бурые, похожие на экскременты обугленные завитушки: «Итак, “бедный Йорик” Грейкин и Нанайя были вместе. Какое примитивное и одновременно элегантное шифрование! Всё на виду, вот же, смотрите – “Гирей-кхин” и “На-на-Йа из Шумера” – и всё равно никто ровным счётом ничего не понимает – никто, кроме своих, ну, и посвящённых. Отопот мба вазген! Кстати, если это не несчастный случай, а в него я верю всё меньше и меньше, то кто взорвал или сжёг их? Кто они – эти “посвящённые”? Если здесь замешаны лалы, то им нужны помощники», – нарезая по комнате круги, размышлял Зеккель, пока агараль высвечивал последний результат, повергший его в конце концов в ступор. Херас остановился и несколько секунд, как мантру, повторял то, что сообщил агараль, пытаясь осознать значимость полученных сведений: оказалось, что найденный им массивный чёрный кусок не то камня, не то металла был идентифицирован как носитель чрезвычайно важной информации – ментальной сущности. Хотя его целостность была нарушена, возможность инфильтрации записанных на нём данных в соответствующее тело или организм оценивалась агрегатом как чрезвычайно высокая. «Этого не может быть! Им удалось создать новый вид носителя! Вот это удача! У меня контейнер с “душой”, а в тайнике – коконы с выращенными телами. Остаётся только вдохнуть в них жизнь!» Обнадёженный такой новостью, Зеккель уточнил у агараля, может ли он определить, когда была произведена запись и с чьей ментальной копией он имеет дело. Пока прибор, играя световыми бликами, обрабатывал данные, доктор Заккари постарался повнимательнее разглядеть находку. Он вывел на «экран» изображение чёрной болванки и дал агаралю команду восстановить изначальный вид. Через несколько секунд перед ним «красовалась» великолепная резная трость с массивным набалдашником, который и достался Зеккелю, правда, в сильно оплавленном виде, в качестве трофея. Сразу за этим агараль сообщил, что точная датировка невозможна, поскольку запись производилась сеансами, и показал хераса и несколько организмов, привитых ему. Среди них был и homo sapiens – молодой, красивый землянин со смуглой кожей и чёрными вьющимися волосами. «Эйрра!» – вспомнил Зеккель гирей-кхина, входившего в состав его группы, укрывшейся от лалов в Загросе. «Возможно ли полное восстановление?» – задал он вопрос агаралю, на что мгновенно получил отрицательный ответ: «Нет. Только инфильтрация в уже сформировавшийся стабильный организм с целью совершенствования. Применение “пустого тела-оболочки” не рекомендуется из-за непредсказуемости результата». Такой ответ, конечно, удручал. Зеккель чуть было не бросился обратно на вокзал, чтобы вернуться к коконам и немедленно «воскресить» копию Грейкина. Ведь тогда бы тот сразу всё рассказал и всё встало бы на свои места, но увы.

«Итак, что дальше? – плюхнувшись в кресло, решил подвести итог Зеккель. – Эйрра и Нанайя хотели, чтобы как можно больше ещё живых херасов по возможности быстрее узнало о тайнике. Вопрос – для чего? Предположим, они были бы еще живы. И вот я читаю их послание, нахожу секретное место, через портал связываюсь с ними. Они мне показывают созданный ими новый носитель и инкубатор. Мы снова вместе. Это всё великолепно и небесполезно, и вот мы живём и действуем сообща, что-то придумываем, строим планы и козни, в общем, всё, как обычно. Так, скорее всего, и было бы, если бы их не уничтожили! А уничтожить их могли только лалы. Ну а если их уничтожили лалы, то не из-за нового носителя и инкубатора, поскольку тогда бы они о них узнали и тоже уничтожили бы. Значит, причина в другом. И я уже начинаю догадываться в чём…»