Гость из Дамаска

– На этот счёт у меня не было никаких указаний. Но можете не волноваться, мы в любом случае за ней присмотрим.

– Прекрасно! А если ты лично займёшься этим, то буду тебе премного благодарен! Ну что, поедем?

Усадив Заккэля и Анфаль, Алекс дал газу и довольно быстро домчал гостей до музея. Компания высадилась у служебного входа и быстрым шагом направилась в административную часть комплекса. Там в одном из просторных кабинетов доктора Заккари уже ждали Иф и ещё несколько сотрудников советского министерства и института востоковедения, а также работники иракского музея. Профессор Муфтаев и Мальва представляли институт археологии. Собственно, благодаря рекомендации первого доктор Заккари вообще стал рассматриваться как специалист, ко мнению которого следовало бы прислушаться. К работе над экспонатами изначально планировалось привлекать собственные силы и учёных из Ирака, участвовавших в совместных проектах.

Алекса и Анфаль попросили подождать за дверьми, и после короткого приветствия и знакомства участники встречи расселись вокруг большого стола, на одном конце которого покоился небольшой деревянный ящик. Профессор взял на себя функцию председательствующего:

– Ну что ж. Не будем терять времени. Полагаю, небольшая справка об экспонате уважаемому доктору Заккари не помешает? Мария Львовна, просветите, пожалуйста, коллегу. – Муфтаев, задавая официальный тон происходящему, перешел на «вы».

Пухленькая, до этого момента всё время улыбавшаяся Мальва преобразилась: поднявшись, она обеими руками упёрлась в край стола, сдвинула бровки и по-деловому, хорошо поставленной речью, отчеканила, изредка заглядывая в заранее заготовленную «шпаргалку»:

– Артефакт зарегистрирован у нас в каталоге института под номером 4586Г-1974. Поступил в результате акта дарения. Протокол от 18 февраля 1974 года, подписали гражданин Грейкин (ныне покойный), сотрудник государственной библиотеки и заместитель директора института товарищ Гафуров. Экспонат ранее нигде не упоминался, не выставлялся и, согласно сведениям дарителя и одновременно последнего владельца, являлся фамильной собственностью, в течение многих поколений передававшейся по наследству. Проверить это утверждение не представлялось возможным, поскольку даритель погиб в результате несчастного случая, поиски в архиве ЗАГСа и домашнем архиве покойного результатов не дали. Мы исходим из легенды, специально придуманной дарителем.

Забегая вперёд, скажу, что, несмотря на столь туманное происхождение данного предмета, его древность, с нашей точки зрения, очевидна и более не подвергается сомнению. Собственно, единственным веским аргументом в пользу того, что это искусная подделка, является его непонятное происхождение. Все остальные признаки говорят о том, что мы имеем дело с неизвестными науке материалом, из которого изготовлен артефакт, и языком, на котором написан содержащийся там текст. Данный экспонат мы для удобства называем рукописью, хотя и способ записи текста нам тоже неизвестен.

В развёрнутом виде размеры свитка примерно соответствуют размерам половины журнального листа 15 на 20 сантиметров, а его толщина составляет не более миллиметра. Края неровные. Проведённый нами химический анализ подтвердил органическое происхождение материала. Радиоуглеродный метод датировки не внёс ясности, поскольку указал на фантастический возраст артефакта в несколько десятков тысяч лет, что, конечно же, маловерятно. Мы связываем это с тем, что объект, находясь в руках владельцев, постоянно подвергался внешнему воздействию, возможно, пожарам.

Справедливости ради добавлю, что рукопись содержит два вида текста, один из которых написан на языке Шумера и уже расшифрован. Именно эта запись даёт нам право утверждать, что артефакт исключительно древний. У меня всё, – Мальва, не дожидаясь разрешения, опустилась на стул.

– Спасибо, Мария Львовна! – поблагодарил её Муфтаев.

– Как, вы сказали, звали того, кому принадлежал манускрипт? – уточнил доктор Заккари.

– Грейкин! Вам это о чём-то говорит? – с удивлением переспросила Мальва.

– Ги-рей-кин, Гирейкин, – на восточный лад разделяя гласными все согласные звуки, несколько раз задумчиво повторил Заккэль. – Хм. Нет-нет, ничего, показалось. Жаль, такая судьба – погиб. У нас бы такой получил какие-нибудь почести от властей в качестве благодарности.

– Не волнуйтесь за него. Насколько мне известно, у нас его тоже не обделили. – успокоила иностранца Мальва. – Николай Яковлевич! Вы помните, чем его наградили тогда? – обратилась она к седовласому академику Марбергу, всё это время протиравшему застиранным платочком толстые стёкла очков.

– Машину заграничную дали, милая, – медресес, по-моему, называется! – с улыбкой прошамкал старик.

– Николай Яковлевич! Ну, вы в своём амплуа. Даже тут умудрились восточный колорит увидеть! – профессор Муфтаев пожурил старшего коллегу. – Не путайте мерседес с медресе!

– Да и к тому же не «мердесес» это вовсе был, а «Опель-Кафтан»[19 - Имеется ввиду автомобиль марки «Опель», модель «Капитан» – Прим. автора.]! – продолжил подтрунивать Иван Фёдорович.

Милая перебранка развеселила всех и немного разрядила деловую атмосферу, но Муфтаев тут же всё пресёк и деловито продолжил:

– Может, коллеги из министерства хотят что-то добавить? – обратился он к присутствующим.

С места поднялся долговязый мужчина с пышными усами и орлиным носом. По жёлтым пальцам и лёгкому покашливанию в кулак в нём легко угадывался заядлый курильщик.

– Разрешите мне?

– Конечно-конечно, Яков Михайлович! Прошу! – Рафибр жестом пригласил его присоединиться к обсуждению.

– Уважаемые коллеги, уважаемый доктор Заккари! Вы лучше меня понимаете, как важна для престижа советской науки данная выставка. Это первая ласточка, так сказать, и своего рода подведение итогов многолетней кропотливой работы наших археологов и востоковедов, в том числе работающих здесь, в нашей первой иракской экспедиции в Двуречье. Данный экспонат не является главным событием этой выставки и даже тематически не вписывается в неё. Мы просто воспользовались удачным стечением обстоятельств: если бы не было выставки, он, наверное, пролежал бы ещё несколько лет в хранилище. Но так как на сегодня наши собственные попытки понять, с чем мы имеем дело, не принесли ощутимых результатов, было принято решение привезти рукопись сюда, чтобы привлечь широкий круг учёных для её изучения. Надеемся, что ваше заключение, уважаемый доктор Заккари, поможет нам развеять сомнения в исторической ценности данного экспоната или, наоборот, убедит нас отказаться от его демонстрации. Иными словами, с вашей помощью мы хотели бы минимизировать репутационные риски.

– Благодарю за доверие. Полагаю, что и вы согласитесь с тем, что я не меньше вашего рискую своей репутацией, берясь за столь деликатное дело. Поэтому с самого начала хочу расставить точки над «i». Если у меня не будет достаточной уверенности в подлинности или лингвистической ценности рукописи, то никакого заключения вы от меня не получите. И да, для этого мне потребуется, возможно, больше времени. Вряд ли я смогу за один раз прийти к какому-то однозначному ответу.

В разговор вмешался Иван Фёдорович:

– До начала выставки вы можете приезжать сюда хоть каждый день и работать с экспонатом под нашим наблюдением. Изготовить личную фотокопию мы вам уже разрешили. Если понадобится помощь с нашей стороны или со стороны музея, просто дайте знать.

– Хорошо, тогда давайте уже наконец посмотрим на предмет нашей встречи! – нетерпеливо подвеёл черту Заккэль. Все присутствующие оживились, с разных сторон послышалось одобрительное: «Действительно, ближе к делу!»

– Мария Львовна! Будьте добры!.. – профессор Муфтаев вновь обратился к Мальве, на сей раз с просьбой извлечь артефакт.

Мальва достала связку ключей и, подобрав подходящий, вскрыла замок и сорвала пломбу с проушин. Затем она разложила на столе кусок белой мягкой материи и надела хлопковые перчатки. Все затаили дыхание. Иф при этом глаз не отрывал от доктора Заккари. Осторожно вынув артефакт из ящика, она сдула с него остатки защитной стружки и положила на ткань.

– Вот, доктор Заккари, убедитесь сами! Совершенно ни на что не похоже! – Мальва обеими руками указала на экспонат и сделала шаг в сторону, как бы приглашая иностранца занять её место.

Заинтригованный увиденным, Заккэль, как хороший карточный игрок, не стал скрывать своих эмоций, но выразил их ровно столько, сколько было необходимо для продолжения игры. Без лишней суеты отодвинув стул, он уверенно вышел из-за стола и направился к Мальве. Встав рядом, он сначала сложил руки на груди и задумчиво осмотрел манускрипт с разных сторон.

– Разрешите? – прищурив глаз и пошамкав губами, обратился к ней Заккэль.

– Да-да, конечно! – Мальва быстро сняла перчатки и передала их иностранцу.

– Так-так… – натянув их, Заккэль указательным пальцем прижал конец скрученного в трубочку свитка к столу и расправил его свободной рукой. – Интересно… Да, это не ткань и не целлюлоза. Но это вы и без меня знаете. Кстати, больше похоже на кожу, – Заккэль продолжил рассматривать лоскут из неизвестного материала, вертя его в руках.

Наблюдавшему за его манипуляцими Ифу показалось, что доктор лишь делал вид, будто знакомится с внешними свойствами свитка, в то время как его буквально застывший взгляд соредоточенно анализировал аккуратно нанесённые на него таинственные знаки. Внезапно Заккэль вернул артефакт на стол и полез во внутренний карман пиджака. Оттуда он вынул потёртый кожаный блокнот и, полистав его и найдя нужное место, принялся что-то сравнивать.

– Нужели прочли – вот так, с ходу, коллега? – профессор Муфтаев не скрывал удивления. – Ну, вы ас! Что я вам говорил! – повернулся он к остальным присутствующим, выражая своё восхищение.

– Что ж… На первый взгляд, очень заманчивый артефакт! Вы не думали о том, что это может быть фрагментом чего-то большего? Судя по неровным краям и неправильной форме! Он словно вырван или не очень аккуратно вырезан откуда-то, – пояснил своё предположение Заккэль.

Муфтаев и ещё несколько учёных окружили Заккэля. Рафибр взял у него лоскут и, поднеся край манускрипта к свету, воскликнул:

– А что? Действительно, почему бы и нет? Возможно, вы правы! Ответ на это нам может дать расшифровка текста, например, если он приведён здесь не полностью. Продолжайте, дорогой коллега!

– Не обязательно. В данном случае я имел в виду именно материал. Похоже на то, что лоскут был фрагментом куска ещё большего размера, содержавшего различную важную информацию. Её часть решила сохранить та, которая знала, что здесь написано. Это была некая Нанайя. Об этом она сделала запись на древнем шумерском языке и передала её кому-то по имени Эйрра.

– Вообще-то Нанайя и Эйрра – это имена шумерских божеств, причём довольно своеобразных! – вставила Мальва. – Не станем же мы утверждать, что это написано богами? Скорее всего, здесь подразумевается прямая речь, что-то вроде: «…и сказала Нанайя».

– Получается, что Эйрра владел шумерским, но не владел тем языком, на котором написано основное послание? Иначе зачем Нанайе писать на шумерском? С другой стороны, зачем передавать кому-то послание, которое тот не в состоянии прочесть? Это какой-то парадокс! – удивился Муфтаев.

– Никакого парадокса в этом нет, если представить себе, что Нанайя впоследствии помогла Эйрре прочитать надпись! – довольно неожиданно встрял в научную дискуссию Иф. – Например, если это был ребёнок или ученик.

– Великолепная мысль! – похвалил его доктор Заккари. – Можно сказать, что именно это предположение и вытекает из шумерского текста! Вот слушайте, буквально: «Это передаётся от той – здесь стоит знак «ан» – по имени Нанайя, тому, опять знак «ан», по имени Эйрра, когда он просиял, как солнце». Иными словами, Эйрра в этот день изменился, просветлел, т. е. был посвящён. Это было и остаётся обычной практикой – отмечать новый период в жизни юноши, ученика или члена какого-то сообщества. Кстати, Мария Львовна, я, конечно, не буду утверждать, что это написали боги, но перед именами стоят префиксы, указывающие на некую божественную привязку. Это похоже на жреческий вариант шумерского языка эме-саль.

– Мы перевели это как «Эйрре от Нанайи в День просветления. Храни этот свиток до лучших времён», – уточнила Мальва.

– Именно так! – подтвердил Заккэль.

– Дело за малым – расшифровать остальное! – полушутя подытожил с места старик Марберг.

– А что это вы у себя в блокнот заглядывали? Неужели там ключ к дешифровке? – с надеждой в голосе обратился к иностранцу долговязый Гафуров.

– Увы! Но пара обнадёживающих моментов всё же имеется!