Гость из Дамаска

Короткий тёмный коридор заканчивался тупиком в виде квадратного зала с каменными скамейками вдоль стен и большой гранитной купелью посередине. По-видимому, это помещение освещалось только тогда, когда это требовалось. Никаких намёков на лампады, держатели факелов и прочее не было. Если бы Зеккель пришёл сюда как человек, то не увидел бы ничего, кроме использованных в оформлении зала камня и мрамора, да и то только с помощью мощного фонарика. Но для глаз хераса не составляло труда прочесть на купели тайную надпись, вытравленную только для посвящённых: «Ги-штрел»[26 - «Удалить». – На языке херасов.]. Он передвинул купель на пару метров в сторону. В тот же момент обе боковые стены с лёгким рокотом скрылись в полу, обнажив два крыла. Из них повеяло ледяным холодом, и от пола и стен заструился пар. В левом Зеккель увидел плотно приставленные друг к другу тележки с уложенными на них коконами херасов. «А вот и подкрепление! – возликовал он. – Вот он, по-видимому, и ответ, что заставило гирей-кхина Грейкина выдать «свиток Нанайи». Он хотел, чтобы те, кто его прочтёт, позаботились о коконах?! Но как он сам, будучи в СССР, узнал об этом месте? Неужели бывал здесь?» Херас прошёл вглубь холодильника и осмотрел коконы. На вид все казались целыми и запаянными слюной эбров.

Затем он перекочевал в крыло напротив, выходившее на другом конце в какой-то коридор. Зеккель пробрался и туда и вновь был поражён очередной находкой. В коридоре в углу красовалась массивная стелла с вмонтированным в неё зеркалом. «Портал! Теперь всё ясно! Грейкин наведывался сюда! Но тогда почему он не дал хода свитку здесь? И почему оставил коконы в тайнике? Куда ведёт этот ход?» – задавался вопросами херас. Заметив, что, помимо стеллы, в коридоре зияют несколько дверных проёмов, он поспешил проверить, куда они ведут, чтобы потом вернуться и попытаться открыть портал. На этот раз осмотр не дал каких-то особых результатов. Всё, что он обнаружил, это остатки истлевших ковров, домашней утвари и чьи-то кости. Скорее всего, здесь когда-то находились жилые комнаты и подсобные помещения.

Зеккель вернулся к стелле и провёл рукой по краю зеркала. Раздался едва уловимый звук вспыхнувшей спички, и рядом с херасом разверзлось пространство. Тогда он провёл рукой по зеркалу ещё раз, и портал исчез. Херас на секунду задумался, стоит ли ему совершать переход в своём истинном обличии, и решил, что не стоит.

Обернувшись, доктор Заккари оделся, спрятал в рюкзак агараль и, вновь активировав портал, шагнул в неизвестно куда ведущую бездну. В туннеле он сначала удостоверился в наличии второго выхода, чтобы в случае чего успеть выбраться обратно, пока портал открыт. Но причин для волнения не было – где-то впереди, если данное понятие вообще применимо к тому, что находится между порталами, уже забрезжила дыра. Быстро преодолев пространственную червоточину, иностранец выбрался наружу и, убедившись в отсутствии враждебного окружения, тотчас принялся разыскивать второй активатор. Было уже темно, и время действия портала заканчивалось, а он никак не мог найти зеркало.

Зеккель оказался на окружённой смешаным лесом большой опушке, на которой повсюду были разбросаны какие-то железобетонные плиты, обуглившиеся доски да колотые кирпичи. Он уже приготовился вернуться, как в последний момент под ногами в груде битого стекла ему бросился в глаза осколок зеркала, торчащий из куска раскуроченной рамки, и тогда он рискнул и провёл по нему ладонью. Дыра тотчас увеличилась в размере. «Ну вот и славно!» – утешил себя херас и повторным движением закрыл портал. Притаившись за плитами, он достал агараль и с его помощью «прощупал» территорию в радиусе нескольких сотен метров. «Ни души. Замечательно!» – обрадовался он и ткнул находкой в щупальца агараля. Пока прибор восстанавливал активатор портала и освещал всё вокруг мягким белым светом, Зеккель прошёлся по опушке, то и дело вороша попадающиеся на пути кучи строительного мусора, и подобрал несколько заинтересовавших его фрагментов, в том числе обгоревший клочок бумаги. Поднеся его ближе к агаралю, он смог разобрать сохранившийся на нем печатный и рукописный текст. При беглом осмотре читались отдельные слова: «институт», «психиатрия», «профессор». «Кириллица. Ага, так всё-таки Русь, то бишь СССР, – констатировал он. – Значит, Грейкин мог беспрепятственно курсировать из Союза в Ирак. А коконы всё же остались там!» Херас засунул листок и другие трофеи в рюкзак, а когда агараль закончил с ремонтом, установил его у себя на груди и животе. Агараль заурчал и, выпустив перед собой пучок лучей, стал методично просвечивать опушку и всё, что на ней находилось.

По прошествии четверти часа кропотливых изысканий аппарат вдруг прекратил манипуляции и стал переливаться радугой. Одно из щупалец отделилось от тела доктора и потянулось вниз, указывая на что-то. Зеккель опустился на колени и, пошарив перед собой, нащупал какой-то небольшой, но удивительно увесистый тёмный предмет. Одновременно звуковым сигналом агараль дал понять, что свою работу он закончил и не намерен далее участвовать в поиске, после чего бесцеремонно потух. Доктор Заккари прихватил и эту находку с собой и решил, что на сегодня достаточно приключений. Прежде чем вернуться на развалины древнего Урха, он закрепил и тщательно замаскировал восстановленный активатор портала. Вновь оказавшись в доме Нанайи, он забаррикадировал единственную сохранившуюся дверь, ведущую в потайную комнату, оставил агараль следить за происходящим снаружи, а сам расположился на ночь в кресле навигатора и ввёл себя в состояние покоя.

Ближе к рассвету Зеккеля заставил очнуться тревожный сигнал агараля. Херас постарался бесшумно выбраться из кресла и подошёл к двери. Закатив глаза, он, словно змея перед броском, замер и прислушался. Звенящую тишину предрассветного часа нарушили неторопливый топот и блеяние баранов и изредка выделявшийся на их фоне нежный звон колокольчика. Какой-то пастух гнал небольшое стадо через развалины. «Нашёл где пасти овец!» – возмутился Зеккель и при помощи антигравитационных рамок осторожно освободил проход. Он решил воочию проверить, что происходит снаружи, и действовать по обстоятельствам вплоть до крайних мер. Подойдя к лазу, херас тайком проследил, где находится пастух, и пригляделся к нему повнимательнее, желая понять его дальнейшие намерения. Тот же, подгоняя длинным посохом медленно плетущегося барана, делал несколько шагов, оборачивался и ждал, пока остальные овцы подтянутся за ними. Так повторялось до тех пор, пока бедуин не исчез из виду. В какой-то момент Зеккелю даже показалось, что по фигуре, осанке и манере передвигаться вперевалочку пастух ему явно кого-то напомнил. Однако он отбросил эти мысли, ведь тех бедуинов, которых он знал лично, уже давно не было и в помине, а внешнее сходство среди людей не такая уж и редкость. И всё же, видя, как доступно это место для посторонних, и осознавая, что при желании с помощью современной техники пробраться сюда не составит большого труда, тем более что подобные попытки уже явно предпринимались, Зеккекль решил забрать зеркало-активатор с собой и понадёжнее заложить подход к лазу.

Когда дело было сделано, он направился в сторону трассы и, выбравшись из низины, обернулся, чтобы ещё раз окинуть взглядом разведанное им место. На другом конце кратерообразной долины глаза хераса ещё хорошо различали медленно удалявшегося пастуха с отарой овец. Он присел на камень, чтобы немного собраться с мыслями перед обратной дорогой. «Всё-таки надо было избавиться от него!» – с досадой подумал Зеккель, но тут же отмахнулся от этой мысли, ведь цель поездки была достигнута и результат превзошёл все ожидания. Оставалось прояснить до конца судьбу и мотивы Грейкина и позаботиться о переезде тайника в более безопасное место. Надо было спешить, чтобы его содержимое не оказалось добычей таких вот случайных «прохожих», как этот бедуин, или иных лихих людей…

Добравшись до Эн-Насирии на попутках, доктор Заккари провёл там полдня в ожидании обратного поезда и наконец, на четвёртые сутки после своего скоропостижного отъезда, вернулся в Мосул. Его буквально раздирало от желания действовать. Прибыв на виллу, он поначалу был обескуражен тем, что ни прислуга, ни Анфаль не вышли его встречать. Но потом решил, что это ему даже на руку – никаких лишних распросов и свидетелей. Он заперся у себя в кабинете и активировал агараль. Ему не терпелось вплотную заняться привезёнными трофеями. Учёный вывалил их перед аппаратом и принялся ждать. Находки пошли, что называется, «по рукам» агараля: каждым предметом занималось отдельное щупальце, и прибор буквально выдавал фейерверк световых оттенков. Длилось это не более четверти часа, после чего «многоножка» выдула из себя огромный прозрачный пузырь и начала демонстрацию результатов проведённого анализа. В пузыре, как на экране монитора, стали транслироваться понятные херасу знаки и изображения. Так, напоминавшие горелый каучук фрагменты оказались останками двух разных херасов. Использовать их для клонирования не представлялось возможным, поскольку в результате мощнейшего теплового воздействия были разрушены почти все генетические связи. Когда доктор Заккари воспринял эту информацию, ему вдруг захотелось воскликнуть: «Бедный Йорик!» – и он поймал себя на мысли, что думает, как человек. В этот момент он, возможно, впервые по-настоящему прочувствовал, как долго находится в заточении на этой планете. Зеккель невольно замотал головой в желании избавиться от навязчивого образа и, подскочив, принялся расхаживать по кабинету взад-вперёд, пытаясь сосредоточиться на других сведениях, поступавших от агараля.

Меж тем прибор сообщил, что полностью виртуально воссоздал клочок бумаги. Последний представлял собой бланк советского научно-исследовательского института психиатрии с текстом заявки на медикаменты и оборудование, подписанный директором института профессором Н. Я. Сумерской. После этой новости доктор Заккари уже не сомневался, кому принадлежали эти серовато-бурые, похожие на экскременты обугленные завитушки: «Итак, “бедный Йорик” Грейкин и Нанайя были вместе. Какое примитивное и одновременно элегантное шифрование! Всё на виду, вот же, смотрите – “Гирей-кхин” и “На-на-Йа из Шумера” – и всё равно никто ровным счётом ничего не понимает – никто, кроме своих, ну, и посвящённых. Отопот мба вазген! Кстати, если это не несчастный случай, а в него я верю всё меньше и меньше, то кто взорвал или сжёг их? Кто они – эти “посвящённые”? Если здесь замешаны лалы, то им нужны помощники», – нарезая по комнате круги, размышлял Зеккель, пока агараль высвечивал последний результат, повергший его в конце концов в ступор. Херас остановился и несколько секунд, как мантру, повторял то, что сообщил агараль, пытаясь осознать значимость полученных сведений: оказалось, что найденный им массивный чёрный кусок не то камня, не то металла был идентифицирован как носитель чрезвычайно важной информации – ментальной сущности. Хотя его целостность была нарушена, возможность инфильтрации записанных на нём данных в соответствующее тело или организм оценивалась агрегатом как чрезвычайно высокая. «Этого не может быть! Им удалось создать новый вид носителя! Вот это удача! У меня контейнер с “душой”, а в тайнике – коконы с выращенными телами. Остаётся только вдохнуть в них жизнь!» Обнадёженный такой новостью, Зеккель уточнил у агараля, может ли он определить, когда была произведена запись и с чьей ментальной копией он имеет дело. Пока прибор, играя световыми бликами, обрабатывал данные, доктор Заккари постарался повнимательнее разглядеть находку. Он вывел на «экран» изображение чёрной болванки и дал агаралю команду восстановить изначальный вид. Через несколько секунд перед ним «красовалась» великолепная резная трость с массивным набалдашником, который и достался Зеккелю, правда, в сильно оплавленном виде, в качестве трофея. Сразу за этим агараль сообщил, что точная датировка невозможна, поскольку запись производилась сеансами, и показал хераса и несколько организмов, привитых ему. Среди них был и homo sapiens – молодой, красивый землянин со смуглой кожей и чёрными вьющимися волосами. «Эйрра!» – вспомнил Зеккель гирей-кхина, входившего в состав его группы, укрывшейся от лалов в Загросе. «Возможно ли полное восстановление?» – задал он вопрос агаралю, на что мгновенно получил отрицательный ответ: «Нет. Только инфильтрация в уже сформировавшийся стабильный организм с целью совершенствования. Применение “пустого тела-оболочки” не рекомендуется из-за непредсказуемости результата». Такой ответ, конечно, удручал. Зеккель чуть было не бросился обратно на вокзал, чтобы вернуться к коконам и немедленно «воскресить» копию Грейкина. Ведь тогда бы тот сразу всё рассказал и всё встало бы на свои места, но увы.

«Итак, что дальше? – плюхнувшись в кресло, решил подвести итог Зеккель. – Эйрра и Нанайя хотели, чтобы как можно больше ещё живых херасов по возможности быстрее узнало о тайнике. Вопрос – для чего? Предположим, они были бы еще живы. И вот я читаю их послание, нахожу секретное место, через портал связываюсь с ними. Они мне показывают созданный ими новый носитель и инкубатор. Мы снова вместе. Это всё великолепно и небесполезно, и вот мы живём и действуем сообща, что-то придумываем, строим планы и козни, в общем, всё, как обычно. Так, скорее всего, и было бы, если бы их не уничтожили! А уничтожить их могли только лалы. Ну а если их уничтожили лалы, то не из-за нового носителя и инкубатора, поскольку тогда бы они о них узнали и тоже уничтожили бы. Значит, причина в другом. И я уже начинаю догадываться в чём…»