– Не пастух он, но воин! – поправил её дружинник и замолчал, полагая, что сказанного предостаточно.
Некоторое время они ехали молча. Милана прекрасно поняла то, что имел в виду Белояр.
– Ты поэтому не дал его продать? – спросила она и задержала взгляд на его лице – Потому, что он воин?
Белояр ответил не сразу. Он какое-то время сомневался, стоит ли откровенничать с знатной, но всё же женщиной, и наконец ответил:
– Не пристало воину в рабах. Если не смерти достоин, так свободы!
Они проехали городскими воротами и весь остальной путь следовали молча. Уже во дворе, у самого крыльца, княгиня жестом остановила бросившегося к ней слугу и, оставаясь в седле, обратила властный взгляд к Белояру.
– Помоги сойти! – приказала она.
Её слова удивили дружинника, но раздумывал он не долго.
– Прости, княгиня! – произнёс он смущённо – Моя служба мечом помахивать, стремя поддерживать не умею!
Княгиня, осознав неуместность выбранного ею тона, настояла, но теперь совершенно другим голосом.
– Ты всё не так понял, Белояр! – проворковала она и, потупивши взор, продолжила – Мне без твоей помощи не обойтись. От долгой скачки свело ногу, а слуга неуклюжь, боюсь, на руках не удержит…
Других слов больше не требовалось. Дружинник уже спрыгнул с коня и торопился к ней, обходя фыркнувшую в лицо морду лошади. А ещё через миг, протянув крепкие руки, он принимал в свои объятия раскрасневшуюся лицом княгиню.
Ингвар так и не заметил позднего возвращения своей жены. Все его мысли были заняты совершенно другим, тем, что всецело захватило его с утра, когда заезжие купцы принесли вести об удаче Святополка и Владимира. Таких потерь половцам не удавалось нанести никому из князей, а размеры полона и добычи просто поражали воображение. И конечно, через неделю – другую слава о ратном подвиге этих князей достигнет всех уголков Руси, и на каждом пиру последний гусляр станет воспевать хвалебные песни, воздавая почести их доблести и отваге!
Перед собранными на Совет боярами князь поставил один вопрос: время выхода в Степь! Причём, горя желанием обойти Святополка и Владимира в славе, Ингвар затеял поход не в приграничье, а далее, в глубину степей, дерзостью своей снискав ещё больше удачи. Как он и ожидал, мнения разделились. Одни утверждали, что поход в глубину мало изведанного поля сулит неминуемое поражение. Что, как бы ни были ослаблены кочевья скудностью зимнего корма, половцы сильны и по прежнему непобедимы на открытом со всех сторон пространстве. Другие, и их, к вящей радости, оказалось большинство, горячо поддержали своего князя. Выступать нужно, заявили они, и выступать именно сейчас, не медля ни дня! Кочевья только что совершили длительный переход из приморских зимовок, половецкие кони вымотаны скудным подножным кормом и не успели откормиться на молодой, едва пробившейся траве. Больше того – из Степи от надёжных людей поступают сведения, что ханы Тугоркан и Боняк, разорив предместья Киева и Переяславля, по возвращению в Степь столкнулись с недовольством ряда других, тоже влиятельных среди половцев ханов. Те ханы не хотят большой войны и настаивают на мире, считая, что Русь достаточно заплатила за предательство своих князей. Известно также, что оба хана, перессорившись со всеми остальными, увели своих воинов из Степи, направляясь на соединение с ордой Атрака, воюющего за грузинского царя. С ними за добычей и славой ушло множество могучих воинов из других орд и сейчас Степь слаба, как никогда! Князь внимал этим речам и радовался всем сердцем, предвкушая скорый поход и выгоду, извлекаемую из него. Единственным обстоятельством, омрачившем общее впечатление от Совета было то, что Вышата примкнул к несогласному меньшинству. При всей скрытой неприязни к нему князь отчётливо сознавал, что воевода в военном деле весьма сведущь и своих противников изучил хорошо, но прислушиваться к его словам не стал. В самом деле, сколько можно идти в поводу этого старика! Словно прочтя его мысли, с места поднялся сводный брат Родион.
– Я с тобой, брат! – заявил он с жаром – Настала пора преломить копьё о степь половецкую!
По залу пронёсся гул одобрения. Почувствовав, что пора, Ингвар встал и объявил о заранее принятом решении. Оставалось уточнить вопросы, сопутствующие любому походу, но на них ушло гораздо меньше времени. Князь отдал необходимые распоряжения и покинул зал. Он долго ещё бродил по терему в тяжёлых раздумьях, пока не вышел во двор. Лёгкий ветерок толкнул в лицо поток свежего воздуха, и Ингвар вдохнул его полной грудью. Сомнения оставили его и он прошёл несколько шагов, благодушно взирая на суетящуюся челядь. Князь поднял голову и посмотрел на безоблачное небо, и взгляд его упал на крытый переход между жилой и хозяйственной постройками. Меж кровельных опор он заметил двоих – княгиню и воеводу, о чём-то увлечённо беседующих. Ингвар не слышал разговора, но отчётливо видел выражение лиц беседующих. Вышата стоял, смущённо потупив взор, и что-то говорил, тщетно стараясь спрятать улыбку. Свою жену и вовсе было не узнать. Такой Ингвар не видел её давно. Он успел позабыть это умиление в её лице, возбуждённый блеск глаз и совсем девичью порывистость в движениях. Они перебросились ещё парой фраз и разошлись, а князь долго ещё стоял терзаемый подозрениями. Ему припомнились частые капризы жены, её холодность во взгляде и уже столь привычное безразличие в лице. Что до воеводы, то смущение, как таковое, для него совсем не было характерным явлением, по крайней мере, до сегодняшнего дня. Вдруг всплыло в памяти недавнее нежелание Вышаты поддержать предложение князя о походе и его нескрываемое раздражение, когда Ингвар озвучил своё решение. «Неужели опечалился тем, что предстоит расставание с чужой женой? – подумал князь – Видать, правду говорят: седина в бороду…»
Тем временем Милана вбежала к себе в горницу и схватилась за зеркало. На неё смотрело довольное лицо уже не юной, но молодой ещё женщины, с упругими щёчками и задорными, обведёнными сурьмой небесно голубыми глазами. «Да ведь я ещё хороша, и даже очень! – подумала она – Должно быть, не только я замечаю это, иначе на что ему глаза …!» Княгиня вспомнила серые, словно сталь, выразительные глаза Белояра, и сердце её затрепетало сильней. Расставшись с ним, она столкнулась в переходе с воеводой. Увидев её, Вышата облегчённо вздохнул. «Наконец-то, княгиня! – произнёс он – Я уже было заволновался о вас!» Конечно, Милана догадалась, что прежде всего он беспокоился о своей дочери. Снежанна, её боярыня, хотя и вышла недавно замуж, всё же оставалась любимицей Вышаты, и он, зная о затянувшейся прогулке, успел изрядно встревожиться.
– Что ты, воевода! – воскликнула княгиня – С твоим Белояром гуляй хоть до самого вечера, никакой разбойник не страшен!
Она запнулась, решив, что сказала лишнее, но воевода, казалось, не заметил её оплошности.
– Что, моя Снежанна не наскучила болтовнёй? – только и спросил он.
– Не наскучила! – рассмеялась княгиня – Хорошую ты дочь вырастил, умницу! Будет мне ближайшей помощницей.
Милана заметила, как от похвалы раскраснелся от удовольствия воевода. Она сама, недавно расставшись с мужчиной, к которому обнаружила в себе страсть, душой парила в облаках. Все и всё вокруг было милым и прекрасным, и она, объятая нахлынувшими чувствами, продолжила:
– И сын твой толковый, по всему видать, дружинник! Только не долго ли он в младшей дружине задержался?
Вышата, совершенно смутившись, потупил взор.
– Да какже, княгиня! – только и сказал он – Ведь пойдут разговоры…
– А ты не слушай глупых речей! – повысила голос Милана – Раз отец воевода, так сыну всю жизнь в простых дружинниках маяться?! Сегодня же попрошу мужа за него! Как только начальная должность освободится, вспомнит о твоём сыне.
Оба настолько увлеклись разговором, что не замечали взирающего на них князя. Воевода благодарил за заботу, хотя и не надеясь на благосклонность Ингвара, но всё же польщённый вниманием княгини. Он пошёл к себе, пряча довольную улыбку в усах, а Милана поспешила к себе, согревая сердце приятными воспоминаниями.
Совсем противоположные чувства испытывала в этот самый миг свекровь Миланы. Узнав о намеченном походе в Степь и непременном желании её родного сына присоединиться к нему, Ярина не находила себе места. Она только что возвратилась из покоев Родиона с ощущением надвигающейся беды. Её подросший мальчик совершенно отказывался внимать её доводам и слезам. Закончилось тем, что он порывисто обнял её и тоном, не допускающим возражений, произнёс:
– Мама, я давно уже взрослый мужчина! Ингвар задумал благое дело, и я не прощу себе, если ты сможешь удержать меня от участия в нём! Накажем поганых половцев, и я вернусь к тебе, живой и невредимый. Ты же, гордая за своего сына, скажешь «Вот, вернулся настоящий князь, достойный своего отца!»
«Настоящий князь! – вспомнила его слова княгиня, смахивая набежавшую слезу – Едва семнадцать исполнилось, а торопится ровняться со здоровенными воинами!» Она прекрасно знала, что в дружинники набирали уже с четырнадцати лет, и что под началом Вышаты таких юных, как её сын, было предостаточно, но ведь это были совсем чужие ей, грубые дети простолюдинов! И хотя Родиону, как княжичу, совсем не обязательно окунаться в гущу боя, сердце Ярины продолжала точить тревога. Снова припомнились слова сына и она вдруг услышала в них то, о чём сама думала неоднократно. Ну конечно, её Родион, довольно не глупый юноша, имел в виду то же! Хватит ему ходить в тени своего сводного брата, пришла пора заявить о себе. А где же ему не сделать этого лучше, как не на поле брани! Княгиня немного успокоилась, впустив в сердце сомнение: «А может, и прав мой повзрослевший сын?» – думала она, усаживаясь в резное кресло.
– Плед мне подай! – бросила она ожидавшей рядом служанке – И Ровду ко мне пригласи, быстро!
К советам боярина Ровды прислушивался не один только князь. Ярина прежде него уже имела возможность довольствоваться помощью столь мудрого мужа. Он, после смерти мужа, был одним из немногих, кому она доверяла, и со временем их отношения стали ещё теснее. Настолько, что их продолжение приходилось скрывать от посторонних глаз и ушей.
– Скажи мне, Ровда, – спросила княгиня вошедшего в комнату советника – насколько опасен затеянный Ингваром поход?
– Не больше, чем все остальные, моя княгиня! – ответствовал тот, подходя всё ближе.
Боярин приблизился вплотную и, пользуясь тем, что они наедине, приобнял её за плечи.
– Что заботит мою радость? – спросил он, заглядывая в лицо – Али привиделся плохой сон?
Ярина повела плечами, стряхивая руки своего любимца.
– Пусть сны заботят древних старух! – сказала она в раздражении – Я же спрашиваю о походе в Степь, понимаешь?! Наши воины у себя дома едва от них отбиваются, а там эти половцы хозяева!
– Не вижу причин для беспокойства! – настаивал Ровда – Святополк с Владимиром доказали, что этих разбойников можно бить и в их Степи, причём с большой выгодой для себя.
Последние слова советник произнёс, понизив голос и в совершенно другой интонации, давая понять их значимость.
– Выгодой! – хмыкнула княгиня – Давай хотя бы оставаясь вдвоём называть вещи своими именами! Этим двум неудачникам, до недавнего времени постоянно битым теми разбойниками, только и остаётся гордиться тем, что под родными стенами едва отбились от врага, уступающего им числом! И весь их успех в разгроме приграничных веж только в том, что смогли предать доверчивых степняков!
– Никогда не сомневался в твоём уме! – восхитился боярин, но княгиня отмахнулась, словно от назойливой мухи.
– Не лести от тебя жду, Ровда, но совета!
Боярин молча взглянул на неё совершенно другими, вдруг посерьёзневшими глазами, и Ярина продолжила:
– Тебе, верно, ведомо, что с Ингваром в поход собрался князь Родион?
– Ведомо. – подтвердил советник.
– Мы оба знаем, что в случае гибели Ингвара вотчину, согласно древней традиции, наследует его брат.
Ровда кивнул, и княгиня продолжила:
– Полагаю, что Ингвару закон известен не хуже нашего! Кто знает, не использует ли он удобную возможность убрать брата с пути своего сына? И что предпринять, чтобы не допустить гибель князя Родиона от стрелы – половецкой либо своей?!
– Нет нужды сомневаться в намерениях князя Ингвара, княгиня! – заверил боярин – Смерти твоего Родиона он не желает хотя бы по той причине, что не верит в скорое наступление своей. Если бы хотел погубить юного княжича, то не стал бы отговаривать его от участия в прошлом походе в Переяславль! Но скажу ещё: сейчас, когда по дошедшим вестям, в кочевьях остались жалкие остатки их сил, никакого серьёзного сопротивления не предвидется, и слава падёт в руки без лишних усилий и крови!