Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается

– Что за весть? – поторопил его Владимир, не желая выслушивать дальнейшие стенания – Да встань ты на ноги, наконец!

– Так вот, я и говорю! – продолжил Соломон – Едва я откупился от них, спасся, хвала Иегове! У самого Киева, на обратном пути, повстречался мне мой сородичь, тоже купец, третьего дня из Чернигова. Он мне и скажи, что у князя тамошнего, Олега Святославовича, сын половецкого хана гостит. Его отец – Итлар, вместе со вторым ханом, Кытаном, у того князя гостили и, прежде чем к тебе податься, своего сына ему и оставили!

В горнице надолго повисло молчание. Князь Чернигова Олег был давним соперником Владимира, и сам факт того, что половецкие ханы предприняли такой крюк на пути в Переяславль, наводил на мрачные мысли. Это значило, что половцы искали дружбы не только с ним, Владимиром, но и Олегом, а оставленный в гостях малолетний сын одного из них – явный признак того, что с черниговским князем у них тоже сладилось! Безусловно, половцы поддержат Владимира в предстоящем устранении от киевского престола Святополка, но чью сторону они примут, случись ссора с Олегом? «У меня Итлар Святослава в залог потребовал, а сам Олегу своего сына оставил!» – подумал Владимир, чувствуя себя обманутым.

– Сын Итларя гостит у Олега?! – словно не расслышав, вдруг переспросил Ратибор – Неужто они в такой тесной дружбе с ним стали?

– Если только в дружбе! – воскликнул Славята – А то ведь, больше похоже на залог. Только вот что такого они обещали в Чернигове, что даже сыном поручаться пришлось?!

– Послушай Святополка, князь! – продолжил увещевать Ратибор и, зачем-то понизив голос, сообщил – Я ведь, тем половцам, что за валом дожидаются, много бурдюков с вином отправил, да вино то не простое, сон-трава в нём изрядно намешана! Предадим всех поганых смерти прежде, чем Великий князь подойдёт, а там, с ним вместе, и на вежи ударим!

– Да как я могу это сделать, давши им клятву? – всё ещё колебался князь, не отваживаясь выступить убийцей своих гостей и клятвопреступником.

– Не будет на тебе греха! – заявил киевский боярин – Половцы всегда дают клятвы, но всё губят Русскую землю, льют кровь христианскую. Те два хана сами могут оказаться клятвопреступниками, так что следует убить их раньше, чем те успеют проявить коварство!

Князь колебался недолго. Единственным препятствием на пути предложенного советниками плана оставался остающийся в руках Кытана малолетний Святослав, но и здесь бояре сумели убедить князя.

– Господом нашим клянусь, ни единого волоса с твоего сына не упадёт! – перекрестился Славята, глядя на князя преданными глазами – Сам выручать его пойду! Ты мне только дружинников своих половчей отряди, да торков дай. Слыхал я, что они у тебя воины удалые, да и от половцев в ночи не отличить!

Владимир вздохнул. Он уже принял решение, но, чтобы соблюсти хотя бы видимость чести, обречённым тоном вымолвил:

– Чтож, вы делайте что хотите, но я не хочу ни для чего, дав клятву, переступить её и век о том сожалеть!

Не прошло и часа, как городские ворота приоткрылись, и к спящему лагерю половцев один за другим проскользнули воины. Едва заметными тенями они пробрались к раскинутому среди палаток шатру, и проскользнули внутрь. В слабом свете лучины проступили контуры спящего на кровати мальчика. И шатёр, и кровать с прочей мебелью были заранее приготовлены по распоряжению Владимира, когда согласно уговору он отдавал в руки половцев своего сына, но кто знает, не подложили ли подозрительные степняки вместо него другого? Против всех опасений, на кровати спал именно Святослав, и Ратибор вздохнул облегчённо.

– Он! – подтвердил воевода, и Славята, зажав мальчику рот, вместе с одеялом подхватил его на руки.

– Не бойся княжичь, свои! – успокоил Святослава Ратибор, и вошедшие поспешили покинуть шатёр.

Весь лагерь спал. Узнав о заключённом договоре, половцы совершенно позабыли об осторожности. Половину ночи они пили доставленное из княжеского терема вино, орали песни и плясали, и теперь, умаявшись от бурного празднования мира, жд спали мёртвым сном. Безмолвными призраками покинули лагерь бояре в сопровождении ловких торков. Уже за его пределами Славята, опустив мальчика на землю, повернулся к Ратибору.

– Я к князю, обрадую его успехом. А ты знаешь, что делать дальше.

Хищной стаей окружили переяславцы доверившихся им степняков. По знаку воеводы палачи шагнули к палаткам. В них и повсюду вокруг, у тлеющих костров лежали спящие воины. Мерно вздымались могучие груди, а окутавшие сны продолжали нести храбрых батыров по родной степи, когда сверху обрушилась разящая сталь.

Своим чередом взошло солнце. Оно снова дарило людям тепло и свет, кроме тех, кому уже не суждено было проснуться. Лишь только рассвело, в горницу к Итлару постучали. Половцы переглянулись и поправили пристёгнутые к поясам мечи. Итлар, не признавая из веселящих напитков ничего, кроме кумыса, не притронулся к присланному Владимиром вину, заставив последовать своему примеру и сопровождавших его воинов. Он проснулся с первыми молочно белыми лучами, что едва пробивались через узкое окно. Вокруг было тихо, но никогда не подводившим, почти звериным чутьём хан ощутил разлитую в воздухе опасность. Один из двух его воинов шагнул к двери и распахнул её. У порога стоял улыбающийся во весь свой щербатый рот княжеский отрок.

– Князь Владимир передал, чтобы вы, собравшись и позавтракавши в тёплой избе у Ратибора, пришли к нему на княжий двор! – провозгласил парень – Я провожу!

Все трое уже были обуты и одеты. Заметив, что половцы собрались облачиться в доспехи, он хмыкнул:

– Пошто торопитесь, гости? Вас ведь на завтрак зовут, не на бой! Сюда ещё будет время вернуться с подарками от князя!

Пристыженные за свою подозрительность, степняки вышли, накинув тулупы, и вслед за отроком прошли длинным коридором, миновали просторную комнату и вскоре вышли на переполненную морозной свежестью улицу. Солнце поднялось достаточно высоко и с каждым часом согревало щедрее, провозглашая победоносное шествие в Явь покинувших Сваргу светлых Богов. Птичьим щебетом пробуждались леса, ширились освобождёные от снега пятна пахоты на полях, а там, где-то за холмами, навстречу весне, раскрывала свои объятия Степь.

В натопленной избе пахнула жаром печь. В просторной горнице стоял стол с стопками блинов и кувшинами, доверха наполненными молоком. Итлар огляделся, и обнаружив, что они одни, спросил у отрока:

– Где же воевода?

– Видать, наверху! – пожал плечами тот – Сейчас сбегаю, а вы пока за столом располагайтесь!

Парень повернулся, подошёл к ведущей на второй этаж лестнице с резными балясинами, в несколько прыжков преодолел её и скрылся, хлопнув за собой дверью. Весь верхний этаж был полон одетыми в доспехи дружинниками. Они молча замерли на отведённых местах, сжимая в руках луки и оружие ближнего боя. С прибытием отрока Олбег взмахнул рукой и осторожно потянул на себя заранее откреплённую от потолка доску. Его примеру последовали стоящие по обеим сторонам лучники. Вслед за первой последовали ещё две, и глазам стрелков открылись все три половца, ожидающих гостеприимного хозяина за столом. Десяток пущенных разом стрел пронзили доверчивых гостей, не оставив им ни единого шанса, и Олбег повернулся к ожидавшим у двери меченосцам:

– Зря готовились, без вас обошлись!

Не прошла и неделя, как объединённые рати Святополка и Владимира вышли к границе Переяславского княжества. Снег в полях растаял, лишь в ложбинках ещё белели его остатки, словно запоздалые напоминания о недавней зиме. Половцы совсем не ждали русские рати. Их ханы уехали заключать мир, и полагаясь на неприкосновенность гостей и послов, степняки при любом раскладе ожидали прежде их возвращения, но вместо них пришли враги. Атака была столь неожиданной, что воины не успели собраться в боевые порядки. Многие сражались тем, что подвернулось под руку и падали от стрел и копий на глазах растерянных от ужаса женщин и детей. Лишённые единого командования, немногие успевшие подготовиться к бою воины действовали разрозненно и безуспешно, и захваченные врасплох обезглавленные орды оказались обречены. В этот день русичам досталась богатая добыча. Захваченному скоту, коням и верблюдам не было числа. Больше того – в русский полон попали все половецкие семьи – женщины, красные девицы и малые дети. Теперь пришло время половецких страданий. Тут и там бесчинствовали ратники и дружинники, среди тёплых ещё трупов раздавались истошные крики детей и женщин. Натешившись вволю, приступили к дележу добычи. Оба князя не скрывали торжества: такой добычи никто в степи из русичей не захватывал: с лихвой хватило не только им, но и всем воинам, и ещё приходилось приложить изрядные старания, чтобы доставить весь полон и добычу в свои княжества. Солнце ещё возвышалось в зените, когда оба обременённых добычей воинства тронулись в обратный путь, погоняя скот и связанных женщин. Следом, держась ручонками за материнские подолы, едва успевали хныкающие дети, а среди трупов и сожжёных кибиток, осев на мёрзлую землю, остались встречать смерть никому не нужные старухи и старики.

На третий день, когда распродали купцам-работорговцам всех полонённых половцев, князья со своими дружинами подступили к Чернигову. Олег с малой дружиной встретил их у самых ворот.

– Чего хотите? – спросил он, заранее догадываясь о причине визита столь не милых сердцу гостей.

– У тебя есть Итларевич! – заявил Святополк без всяких обиняков – Либо убей, либо дай нам, он есть враг нам и Русской земле!

Олег Святославич, услышав такой пафос, не счёл нужным сдерживать улыбку.

– Я понимаю вас двоих! – сказал он – Ваши подвиги будут помниться век, и не только сынами убитых, но при чём здесь Русская земля?

– Прекрати эти намёки, князь! – вспылил Владимир, но его поспешил перебить Святополк.

– Не будем ссориться из-за ничтожного волчонка, братья! Выдай нам сына Итларя, в знак дружбы, а нет, так ведь мы твой Чернигов возьмём! Стоит ли половецкий ребёнок благополучия и жизней сотен русичей?

Олег ответил не сразу. Но когда он заговорил, его голос зазвучал с прежней твёрдостью:

– У великих князей, видать по всему, свои правила, но я своих гостей не выдаю!

Олег Святославич повернул коня, давая понять, что встреча окончена, и лицо Владимира омрачилось. Уже у своих дружин, придержав коня, Святополк поравнялся с приотставшим Владимиром.

– Что пригорюнился? – натужно усмехаясь, сказал он – Возьмём рати и подтянем их сюда. С ними да нашими дружинами Олег и недели не продержится!

Владимир согласился с ним, но его занимали совсем другие мысли. «Не отдал мальчика! – думал он, испытывая двойственное чувство к черниговскому князю – Значит, не в заложниках итларев сын, но в гостях! Может, и правда, что никакого сговора между ним и ханами не было? Может, дело только в обычной приязни и моя выгода была в союзе, а вовсе не убийстве собственных гостей?» Князья отъехали ещё на значительное расстояние, весьма перекрывающее полёт стрелы от городских стен, и определились с рубежами планируемой осады. «Не выдал, значит! – снова задумался Владимир, уже ведя дружину ко вторым воротам – Смог устоять, не повёлся на соблазн!» Он вспомнил события недавних недель и на душе стало муторно. Так, что уже не хотелось ни Чернигова, ни стольного Киева, ни жизни этого осиротевшего по его вине мальчика. Владимир уже был близок к сожалению от всего того, что случилось в последние дни, но сделанного не воротишь, и приходилось, соблюдая лицо, следовать всему тому, к чему подталкивал его Святополк.

Вскоре подошли рати, но возросшее количество войск не возымело ожидаемого воздействия на непокорного князя. Как и прежде, Олег не торопился менять свои понятия о чести, и осада Чернигова грозила грозила перерасти в активные действия. Первым о них заговорил Святополк.

– Придётся готовить приступ! – предложил он Владимиру, с каждым днём всё более раздражаясь бездействием.

Переяславский князь соглашался, но продолжал затягивать время штурма, ссылаясь на неготовность своих войск. И вот, когда он и вовсе уже собрался объявить о своём нежелании вести войну с черниговским князем, пришли тревожные вести. В Степь из похода на Византию возвратились две самые мощные половецкие орды под предводительством ханов Боняка и Тугоркана. Теперь они, желая мести за предательство русских князей, пошли на Русь. Первый, разоряя Поросье, уже двинулся к Киеву, а второй осадил Переяславль, превратив в пепел и пыль уцелевшие после прошлогоднего набега предместья. Над приграничной Русью нависла очередная война.

В отрезанном от остального мира Чернигове ничего не знали о выступлении половцев. Под рукой у князя Олега было всего две сотни дружины, остальные малыми отрядами несли службу в других городах княжества и сейчас на них рассчитывать не приходилось. Жители Чернигова собрали ополчение, но и его было явно недостаточно для отражения решительной атаки переяславцев и киевлян. Тем не менее, город готовился к обороне. На стену подвозили запасы камней и смолы, не прекращалась раздача оружия новым ратникам – черниговцы были полны решимости поддержать своего князя. Олег Святославич, стоя на крепостной стене, в который раз окинул взглядом разъезды и лагерь противника.

– Устоим ли, князь? – озвучил занимавший многих вопрос один их бояр.

Князь, не отвечая, повернулся к стоявшему рядом воеводе.

– Что скажешь, Баксай?

Баксай ответил не срзу.

– Месяц продержимся! – сказал он наконец – Большой ценой, но выстоим.