– Так что привело вас с Кытаном, хан? – задал вопрос Владимир, когда пришёл черёд дела.
Перед ним за другим концом стола сидел один лишь Итлар, но он вёл переговоры за двоих. Второй хан, получив в залог юного Святослава, старшего сына Владимира, с малым отрядом воинов разбил лагерь недалеко от городских стен, у самых переяславских валов.
– Не хотим больше вражды с Русью – ответствовал хан – Хотим дружбы, чтобы вместе на врагов наших выступать, а в мирное время торговать на пользу друг друга.
Владимир задумался, ища подвох в словах собеседника.
– Что, в Степи намечается большая война? – спросил он наконец.
– Нет. Всё спокойно в кочевьях. – заверил хан.
– Так что изменилось?
Теперь замялся Итлар. Он отхлебнул уже остывший чай и произнёс:
– Ты, наверное, знаешь, князь, что наши зимовья у моря. Как настают холода, мы, словно перелётные птицы, на полдень тянемся. Там, со всеми нашими стадами, тесно приходится, что многим не по нраву. Опять же, много наших, на вас глядя, также жить хотят. Чтобы вежи в одном месте раскинуть, чтоб сено на зиму здесь же заготавливать, чтобы и летовки, и зимовья в одном месте!
– Понятно, – кивнул князь – решили у моих границ осесть?
– Есть такое желание, – подтвердил половец – и не только у нас. Ещё два хана ждут твоего решения. Если договоримся, то и они к нашему договору примкнут, а за ними, глядишь, и другие потянутся. Слышали мы, что ты умён. Настолько, что, не имея достаточно сил, от стольного Киева отказался!
Не сводя глаз с насторожившегося Владимира, хан едва усмехнулся и продолжил:
– Ещё слышали мы, что ты не настолько глуп, чтобы от своего права на наследство отказываться! Когда придёт время, у одного тебя будет половецкая конница: сами за тебя выступим, и другим твоих недругов поддержать не дадим! Знаешь сам, в конном бою нам равных нет!
– Хорошо, в военное время вам цены нет, согласен! – признал правоту хана князь и, уводя разговор от щекотливой темы, продолжил – Но в мирное время что за спокойствие потребуете?
– Ничего! – заверил Итлар – Нам самим мир выгоден. Во первых, сможем беспрепятственно свои стада на продажу гонять, а чем обширнее твои владения, тем и нашему товару раздолья больше. Во вторых, и тебе выгода: купцы твои не только речным путём под стрелами, как сейчас, но и посуху, под нашей защитой, смогут до самого моря добираться. Пойдут караваны – и нам прибыток с твёрдого сбора, и купцам, и тебе!
Владимир задумался. Картина вырисовывалась заманчивая, вот только неясно, какая сила готова примкнуть к нему помимо этих двух орд, и насколько они, Итлар с Кытаном, способны подмять под себя остальные ханства? Не получится ли, что вместо ожидаемой поддержки Владимир сам увязнет, поддерживая слабых в степной междоусобице? Опять же, Святополк, при всей своей наивности, догадается, против кого может быть направлен этот союз, а готов ли к открытому противостоянию он сам, Владимир? «Что-то запаздывает сын Ратибора, – подумал князь – А между тем, совсем не мешало бы знать мнение Великого князя!» Время шло, но Олбега всё не было, и пришлось принимать решение без великокняжеского ответа. Перед самым заходом солнца Владимир дал согласие на мир и дружбу. Оба, он и Итлар, принесли клятвы – один перед иконой Спасителя, другой – вознеся глаза к небесному Тенгри. С лица хана спало напряжение и он, собрав морщинки у глаз, сиял уставшими, но довольными глазами.
– Сейчас же отправлю воина с известием Кытану! – сообщил он – Пусть празднуют заключение мира!
– Верно! – поддержал князь – Переночуй у меня, а утром я тебя с ответными дарами, с почётом до валов провожу. Там ещё с Кытаном переговорим, и в счастливый путь!
Ночью в дверь спальной комнаты постучали. Доложили о возвращении Олбега, а с ним киевского боярина от Святополка. Владимир оделся и принял прибывших в той же самой горнице, в которой ещё днём вёл переговоры с ханом Итларем. Здесь уже ожидал поднятый с постели Ратибор. Он дождался, когда князь опустится в свой резной, крытый золотом стул, и встал по правую руку. Вошли двое. Они встали перед князем, и неверный свет свечей заиграл тенями на их непокрытых головах. Рядом с вернувшимся дружинником стоял пышнотелый Славята – боярин из старшей дружины Святополка, которого Владимир пару раз примечал в его окружении. Ольбег, перехватив взгляд князя, шагнул вперёд и, указывая на спутника, представил:
– Ближний боярин великого князя Святополка – Славята. Великий князь просил…
– Великий князь Святополк просил сказанное мной принимать так, словно сказано им! – перебил дружинника боярин, полагая, что соблюдать дальнейшее молчание ниже его достоинства – Шлёт тебе привет Великий князь и признательность за верность твою, что множит расположение к тебе старшего брата!
– И Великому князю привет с заверениями в моей сердечной с ним дружбе. – ответил на приветствие Владимир, и сразу перешёл к делу – Что передал Святополк?
– Великий князь с дружиной своей и набранной из горожан ратью уже на подходе к Переяславлю, утром здесь будет! – провозгласил боярин, и Владимир переглянулся с Ратибором.
То, что Святополк вышел из Киева с дружиной, да ещё усиленной городской ратью, многое объясняло.
– Великий князь настаивает на войне? – спросил Владимир, слегка уязвлённый столь решительными действиями, предпринятыми в одностороннем порядке.
– Настаивает! – подтвердил Славята.
– Насколько мне известно, великий князь был в большом затруднении. На какие средства рать в поход снарядил?
– Нашлись добрые люди, помогли. – усмехнулся боярин – Раби со Святополком сговорились, так ростовщики жидовинские расщедрились, деньгами ссудили!
– А взамен что? – не уставал с вопросами князь.
Киевский боярин лишь пожал плечами.
– Мне то неведомо, князь. Это дело их и Святополка.
Владимир едва улыбнулся, глядя на посуровившего Славяту. Тот, желая блеснуть своей осведомлённостью, успел сказать лишнее, но сумел остановиться, не желая выдавать и дальше то, что ему, со всей очевидностью, было известно. Переяславский князь давно был наслышан о способах действий иудейских ростовщиков. Те предоставляли кредиты под немыслимый процент, что непосильным бременем ложилось на плечи тех, кто волею судьбы был принуждён к ним обращаться. Те несчастные, кому довелось испытать на себе такого рода «помощь», редко не оставались ободранными до нитки, но были и такие, для которых невыплата разбухающего на глазах долга оборачивалась невольничьими рынками, на которые должников продавали целыми семьями. Разумеется, к князьям, королям и прочим сильным мира сего у ростовщиков был другой подход. Задолжавшим им высоким особам предлагалось не тратить свои драгоценные время и внимание на столь несущественные мелочи, лишь доверить сбор очередной дани самим ростовщикам и их людям, а уж они своё вернут! Своё возвращали с изрядной лихвой, оставляя разорёнными целые селения, и пополняя уже пресыщенными русскими рабами и рабынями восточные рынки. Поняв, какой ценой куплено временное благополучие, Владимир не позавидовал ближайшей судьбе Киевского княжества, а значит, и благополучию самого Великого князя.
– С половцами как поступим, князь? – нарушил ход его мыслей Ратибор.
– Если Святополк на них войной собрался, так я ему не помеха! – заявил Владимир – Я с ними мир заключил, но против своего Великого князя конечно не пойду. Завтра же, не встречаясь с Кытаном, Итларя отпущу, и пусть киевляне с ними уже в степи разбираются!
Известие о заключённом договоре и нежелание князя идти на его нарушение, несколько смутили киевского боярина, и он с надеждой взглянул на Ратибора. Оба они уже давно привыкли к частым подаркам еврейских купцов, каждому прощены уже были взятые у ростовщиков займы, и теперь, сведённые недавно с иудейскими наставниками, известными на Руси как раби или рабины, бояре дружно отрабатывали свои долги. Переяславльский воевода не заставил себя ждать.
– Не иди в поводу у поганых, князь! – воскликнул он с жаром – Они ведь веками Русь терзают, что другие князья скажут?
– Эка ты загнул, советник! – иронично усмехнулся Владимир – Положим, не столько от самих половцев Русской Земле убыль, сколько от усобицы князей! С погаными в союзе или без них, а Русь раздирают так, что едва ли не половина от всего проданного полона – одних только князей заслуга!
Боярин взял смелость возражать, и Славята подал голос:
– Прости, князь, в горле пересохло, да и с коней мы только, разреши мне по надобности… Я ненадолго, скоро вернусь!
Киевлянин юркнул в дверь, оставив спорящих наедине, и вскоре выбежал на улицу к ожидавшему у коней долговязому, кучерявому мужчине в одежде торгового гостя.
– Беда, рабин! – с ходу выпалил Славята – Упёрся Владимир, дескать, мир я уже заключил!
– Веди к нему, боярин! – властно произнёс мужчина, сверкнув в гневе глазами – И побыстрей! Скажешь, что по пути меня встретили, что есть у меня к князю весть!
Обратно боярин возвратился, ведя с собой третьего спутника.
– Это ещё кто? – удивился Владимир, разглядывая незнакомца.
– Вот, князь, торгового гостя в дороге встретили, так он для тебя весть имеет. Я решил, что тебе с ним самому перемолвится любопытно будет, прости, коли не так!
– Кто таков? – спросил князь, уже обращаясь к незванному гостю.
Тот, словно только что пришёл в себя, рухнул на колени и распластался на полу в поклоне. Затем он поднял голову и, не смея подняться, зачастил тоном холопа, ошарашенного вниманием богоподобного господина:
– Я Соломон, гость торговый! Не гневайся, мудрейший князь, что осмелился пред твои очи показаться! Сам то я здесь ненароком, еду в Киев из Степи.
– Иудей? – спросил князь, уже предугадывая ответ.
– Так, великодушный князь! Хотел на хлеб заработать, караван собрал, у всех, у кого можно было, денег занял, а проклятые половцы разграбили, так и не добрался я до Булгара!