Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается

– Что тебе сказать? – начал он, не желая впадать в подробности при постороннем – Твоя мать была умницей и красавицей, но однажды по воле Яхве наш отец, будучи в пути, подвергся нападению разбойников. Охрана оказалась перебита, и нашему отцу, помимо ограбления, грозила уже и гибель, но случайные путники, едущие следом в сопровождении слуг, неожиданно отбили его. Ими оказались твои будущий отец и второй дед. Впрочем, в той схватке дед получил смертельное ранение и прожил недолго. Мой родитель не забыл оказанного такой ценой спасения, и облагодетельствовал сына погибшего своей опекой. А когда заметил, что между ним и моей сестрой вспыхнула симпатия, то не стал противиться их просьбе, несмотря на то, что отец твой был из простых, мелкого пошиба торговцев, делающих своё жалкое состояние на продаже пряностей. Он благословил их на свадьбу, и твой отец в тот же день преподнёс своей невесте в подарок этот предмет.

При этих словах Соломон протянул юноше выкупленный медальон.

– Он твой.

Натан тотчас надел его на шею и мужчина усмехнулся, оглядывая простую, расшитую славянским узором, одежду, и тускло блеснувший серебром крестик.

– Сейчас приедем к лекарю, снимем эту основу с руки, и сразу позаботимся о твоём одеянии. Оденем достойно и в путь! Я и так в этом захолустье задержался! – произнёс дядя.

Не прошло и часа, как экипаж въехал в центр Варны.

Кучер остановил лошадей у крыльца одного из них, и лекарь выкатился из экипажа, торопясь придержать дверцу перед выходящим Соломоном.

– Прошу в дом, прошу! – пригласил он – Рад такому важному гостю… гостям!

Он дождался, когда нога Соломона ступит на землю, и неуклюже побежал вперёд. Через мгновение он юркнул в проём открытой двери, и откуда-то изнутри раздались его крики – вернувшийся хозяин торопился раздать необходимые распоряжения прислуге. Не успели гости приблизиться к крыльцу, как перед ними снова появилась согнутая в поклоне знакомая фигура.

– Входите! – умильно улыбаясь, сказал лекарь – Сейчас быстренько руку освободим, а там и за стол! Милости прошу!

Через каких-то полчаса Соломон имел возможность убедиться в верности слов хозяина дома: повязка была снята, обнажившаяся рука промыта, а из соседней комнаты, с обеденного стола, уже доносились вызывающие аппетит запахи. Он придирчиво осмотрел освобождённую от повязки руку юноши, и лишь убедившись в успехе приложенных врачом усилий, выложил на стол несколько серебряных монет. При виде них глаза лекаря засияли, но он, соблюдая приличия, слабо запротестовал:

– Зачем? Вы ведь уже оплатили операцию!

– Это за возвращённого мне племянника! – тускло, без всякого пафоса, сказал Соломон, и, желая переменить предмет разговора, спросил – Обедать когда позовёшь?

Они прошли в столовую, и сели за накрытый чистой, расшитой узорами по краям, скатертью. На столе, заставленном блюдами, оставалось мало свободного места, и глядя на яства, Натан воскликнул:

– Я же про хлеб с молоком забыл! Тот, что Стана в дорогу дала! Я сейчас, к столу их поднесу!

Соломон улыбнулся с лёгким презрением, и тут же раскатился дробный смех врача.

– Зачем нам та заскорузлая коврига? – воскликнул хозяин – Ты посмотри перед собой!

– В самом деле, не ставь нас в неловкую ситуацию! – заметил Соломон – Пожитки гоев тут лишние. Отдай лучше всё это кучеру, ему они придутся в самый раз!

Юноша послушно встал и вышел, а мужчина поднялся с изукрашенного резьбой стула и подошёл к окну. Он увидел, как Натан вынес узелок с кувшином слуге, но, передав хлеб, спрятал за пазуху рушник, в который он был завёрнут. Соломон хмыкнул недовольно, но по возвращении племянника ничего ему не сказал, не желая показаться в его глазах чрезмерно требовательным и нудным. Натан присоединился к старшим, и втроём они приступили к трапезе. Юноша не помнил, чтобы раньше доводилось вкушать ему такую пищу. Мясные кусочки таяли во рту, а от одного только запах блюд, которых он и не видел прежде, можно было подавиться слюной! Он принялся за предложенные блюда, но довольно скоро насытился, не привычный к такому количеству сытной пищи. Запив её соком, он теперь терпеливо ждал, когда дядя с хозяином поднимутся из-за столь щедрого стола.

Соломон не счёл нужным задерживаться у гостеприимного врача. Покушав, гости поблагодарили хозяина за угощение и поспешили к ожидавшему их экипажу. Изрядно потяжелев после сытного обеда, они взобрались внутрь, и кучер взялся за поводья. Колымага тронулась с места и затряслась, подпрыгивая на дорожных ухабинах и кочках, и по прошествию часа путники въехали на окраину Варны, противоположную той, где находился порт.

– Тут, совсем недалеко, один крупный чиновник живёт. Я с ним встречусь, побеседую недолго, потом и в гостиницу! – сказал Соломон – Разговаривать придётся с глаза на глаз, так что тебе, Натан, в экипаже подождать придётся.

Повозка въехала в какую-то узкую улочку и кони замедлили шаг. Час был ещё не поздний, но прохожих вокруг изрядно поубавилось.

– Кварталы бедняков. – произнёс мужчина – Все на заработках или попрошайничают, по домам расходятся поздним вечером, вот тогда здесь таким как мы путешествовать небезопасно! Впрочем, случается, что и днём…

Он не успел завершить фразу. Снаружи послышался истошный крик, повтореный хором лужёных глоток.

– Стой! Стой, приехали! – кричали где-то рядом, коротко всхрапнули лошади, и экипаж остановился.

Дверь распахнулась и внутрь просунулась красная ухмыляющаяся морда.

– Вылезай! – гаркнул он – Да поторапливайтесь, если жизнь дорога!

Соломон поднялся с места и бросил на ходу племяннику:

– Сиди здесь!

– Как же я тебя оставлю, дядя! – воскликнул племянник и устремился вслед.

Когда юноша ступил на землю, то его взору предстали пятеро. Они стояли напротив непривычно ссутулившегося Соломона, сжимая в руках дубины, ножи и топоры, и намерения их были столь очевидны, что всякие слова казались излишними. Тем не менее, без общения не обошлось. Рослый детина с свисающими вдоль подбородка усами коротко хохотнул:

– Нюхом чую – жиды! Мои любимые владельцы пухлых кошелей!

– Достойные господа! – голосом, переполненным страхом, пролепетал Соломон – Мы бедные путники с горстью медяков, возьмите их и отпустите, ради всего святого!

– Горсть медяков! – удивлённо повторил детина и огласил улочку заливистым смехом – Нет, вы видали! У еврея в таком роскошном экипаже, и всего горсть медяков! Выкладывай нам всё, что имеешь, живо!

Соломон стоял на своём, дрожащим голосом убеждая в своей бедности, тем временем выискивая вожака взглядом. Тот не замедлил объявить себя. Невысокий ростом, но довольно коренастый мужик в длиннющем кожухе, уверенным жестом воткнул топор за пояс, и голосом, полным превосходства, крикнул усачу:

– Долго ты ещё кривляться будешь, Сычь?! Рви кошель и раздевай донага, там сами разберёмся, богаты они или нищи!

Здоровяк приблизился вплотную к своей жертве и навис над ней, пахнув гнилью зубов:

– Чего вылупился, чучело, снимай всё, что на тебе!

Соломон резко подался вперёд, в его руке блеснула сталь и детина, схватившись обеими руками за окровавленное горло, стал медленно оседать на землю. В следующее мгновение преобразившийся на глазах еврей подбросил в воздух нож и перехватил его над самой своей головой за красное от вражеской крови лезвие. Он шагнул вперёд и без замаха метнул смертоносную сталь в главаря. Нож с хрустом раздираемой плоти вошёл в грудь, сбив с ног увесистую тушу. Троица пока ещё живых разбойников воззрилась на два бившихся у их ног тела. Одно ещё дёргалось в предсмертных конвульсиях, а второе, с торчащей из груди рукоятью, неподвижно лежало без всяких признаков жизни. Когда они перевели полные ужаса взгляды на Соломона, то увидели, как тот вытаскивает откуда-то из-за поясницы второй нож. Тут охватившее их оцепенение мгновенно улетучилось, и остатки шайки со всех ног бросились прочь. Вслед им пронеслась запоздалая стрела, но она пролетела мимо, лишь придав прыти удирающим искателям удачи.

– Ты что, пентюх, с самого начала про арбалет вспомнить не мог!? – беззлобно упрекнул Соломон кучера.

– Где мне уж было, хозяин! – оправдываясь, сказал слуга – Не до него было, когда ножи у горла!

– У горла! – передразнил Соломон, улыбаясь – И потом болт в пустоту пустил… Стрелок! И зачем я тебя держу?

– Наверное, за другие умения! – отозвался слуга, но хозяин уже не слушал его.

Он подтолкнул племянника к подножке повозки, и сам взобрался следом.

– Пошёл! – крикнул он уже с места, и кучер огрел кнутом лошадей.

Ближе к вечеру они с дядей уже переступали порог просторной комнаты, сдаваемой в гостинице, что располагалась у самого берега протекающей через Варну речки. Следом за ними внесли вторую кровать, не менее просторную, чем та, что уже стояла у стены. Но не успел Натан как следует осмотреться, как в дверь снова постучали. Вошёл уже знакомый кучер-слуга, и объявил:

– Продавец одежды пришёл, за которым вы от лекаря посылали, и с ним слуги.

– Впускай! – сказал Соломон и обернулся к племяннику – Сейчас тебе приличную одежду подберём!

В комнату, подобострастно кланяясь, семенящими шагами вплыл разодетый в дорогой наряд толстяк. За ним, волоча сундук, спешили двое, особенно отличающихся своей худобой на фоне хозяина, молодых слуг. Они с облегчением опустили на пол громыхнувший груз, и откинули крышку. Из глубины, одна за другой, стала извлекаться одежда, которую Натану доводилось видеть разве на богатых покупателях в базарный день, что иногда проходили мимо рыбных рядов, направляясь к той части, в которой продавались меха, драгоценности и прочий товар, не доступный большинству жителей этого не бедного города.

– Желаете что-нибудь из франкского или ромейского? – спросил торговец.