Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается

– Вот ещё! – прикрикнула женщина – Что значит возмещу?! Ты ведь нам не чужой, о своём заботились. Да и сам посуди: о ком нам ещё стараться? Старшие выросли и отложились, только и остались у нас, что ты да Белава!

– И всё же мы эти деньги быстро вернём! – поправился Божедар, говоря уже не только о себе – Конечно, в море подольше бывать придётся, но и кроме рыбы есть чем в базарный день заработать! Я ведь грамоту хорошо разумею, могу письма на заказ писать. А нет, так счетоводом к какому купцу устроиться, настоятель меня весьма хвалил!

Стана, улыбаясь, склонила голову на ладонь и вздохнула.

– Какой же ты худой да низкорослый удался! Скоро время женой обзаводиться, да где тебе такую малютку найти?

– Найду, тётя Стана! – со всей горячностью заверил Божедар – Не только болгарские девушки есть на свете! Взять хотя бы Варну – вон сколько в ней гречанок, а они передо мной все в росте уступают!

Болгарка улыбнулась, но, решив не спорить, промолчала. Болгары на Балканах проживали уже несколько веков, и всё это время отношения с соседями у них оставались сложными. С ними то воевали, то заключали союзы, выступая против общих врагов. Империя упорно отказывалась оставлять в покое этот славянский народ, но и владеть им сил тоже не имела. В свете этих событий болгары греков не жаловали и терпели, пока соблюдался мир. Впрочем, те платили им той же монетой, и на их расположение к взращённому болгарами юноше вряд ли можно было рассчитывать. От невесёлых мыслей её отвлёк возглас Божедара:

– Любомир вернулся, тётя Стана!

Они с мужем всегда называли Божедара сыном – при своих и посторонних, не делая для него никакого отличия от родных детей.

– Почему он не называет вас отцом и матерью? – спросила как-то соседка – Ведь вы взяли его в семью!

– Зачем? – удивилась Стана – Ладно, если бы он нам грудным достался. А так, в его возрасте, родную мать из памяти не выветришь, да и ни к чему это! Она ему жизнь дала, и никто ему её не заменит. Пусть зовёт, как есть, главное – что на сердце!

С улицы раздалось тарахтение телеги, ржание коней и крики соседской ребятни. «Чего это они сбежались? – подумала женщина – Как будто телегу с лошадью впервые увидели!» Она убрала со стола посуду и вышла во двор. Только теперь она поняла причину поднявшегося шума. Из Варны Любомир возвратился не один. За их возом остановилась крытая парчой дорогая колымага, запряжённая двумя парами холёных лошадей. Кучер проворно спрыгнул с козел и открыл узорчатую дверь. Первым показался высокий худощавый мужчина в дорожном коричневом камзоле и такого же цвета шляпе. Он на мгновенье задержался на порожке экипажа, одним коротким взглядом рассмотрев вышедших навстречу людей, и уверенными шагами приблизился к распахнутой калитке. За ним уже спешил знакомый Стане врач. В этот раз лицо его излучало радушие и довольство, граничащее с восторгом от одного только вида своего спутника. Любомир, напротив, выглядел растерянным. Он привязал повод к плетню и распахнул калитку пошире, приглашая гостей в дом. Те прошли во дворик, но следовать дальше отказались.

– Зачем? Тот, за кем я приехал, уже здесь! – твёрдо заявил незнакомец, и взгляды приезжих сошлись на юноше.

У Станы похолодело в груди. Она, затаив дыхание, продолжала взирать на мужчин, не произнеся ни слова.

– Что застыла! Твоему Божедару… эээ… Натану, радость! Дядя его нашёлся! – громко провозгласил врач, и повернулся к спутнику, представляя его – Господин Соломон, важный человек из…

– Хватит! – властно оборвал его тот и, уже обращаясь к юноше, тем же тоном приказал – Подойди!

Божедар переглянулся с Станой и приблизился. Они действительно во многом были похожи. Та же курчавость волос, худощавость в сложении и голубые глаза на узких, лобастых лицах. Незнакомец недолго рассматривал юношу. Он принялся расспрашивать его о именах своей кровной родни и задал ещё несколько вопросов, но ими и ограничился. Окончательно признав племянника, Соломон шагнул к нему и обнял, едва улыбнувшись краями губ.

– Слава Господу, ты жив! – воскликнул он радостно – Собирайся, едешь со мной!

Натан искренне обрадовался обнаружившемуся родственнику, но он не ожидал столь скорой разлуки с приёмной семьёй. Когда дядя освободил его от объятий, юноша растерянно посмотрел на окаменевшую у порога Стану, перевёл взгляд на хмуро теребящего конец поясного ремешка Любомира, и на готовую разрыдаться сестру.

– Что, вот так сразу? – спросил он.

– А что тебя здесь держит? – удивился Соломон.

Натан замялся, не находя слов для ответа, но похоже, дядя и не собирался его выслушивать.

– Сейчас же едем к этому достопочтенному человеку, освобождаем твою руку и в путь, мне время дорого! – сказал он.

– Да, у меня уже всё нужное приготовлено! – поддержал его врач – А что до медальона фамильного, так Соломон его уже выкупил, за это не беспокойся!

Частя и перемежая свой рассказ выражением радости, еврей принялся рассказывать, как обратившийся к нему с зубной болью Соломон совершенно случайно увидел у него оставленную в залог драгоценность, забыв упомянуть, что он сам предложил её на продажу по довольно внушительной цене. Он расписал в красках своё счастье, когда столь уважаемый пациент опознал медальон своей погибшей сестры и благосклонное желание увидеться с племянником при полученном известии о нём. Как он, врач, нашёл таки на городском базаре Любомира и свёл их, и вот теперь, вместе со всеми радуется счастью воссоединившихся родственников! Богатый господин, при подтверждении своих ожиданий, обещал весьма круглую сумму золотом, и радость помощника была искренней, но об этой подробности он тоже предпочёл умолчать.

Пока врач старался, расписывая своё участие в состоявшейся встрече, Любомир подошёл к жене и перебросился с ней парой фраз. И когда Натан, по завершению монолога врача, повернулся к ней, она уже справилась с охватившими её чувствами.

– Бог сподобил тебя встрече с родным дядей, Божедар!… – сказала она и замялась, но через малое время нашла нужные слова – Наверное, он тоже любит тебя и хочет тебе новой и счастливой жизни. Ты знаешь, что нам… мы все любим тебя и желаем добра. Останешься ли ты с нами, или покинешь, наше благословение всегда будет с тобой!

Она замолчала и в воздухе повисло неловкое молчание.

– Да что же мы у порога все стоим? – спохватился хозяин – Прошу в дом!

Гости решительно отказались, и в ожидании ответа воззрились на топтавшегося на месте юношу. Тот, поняв, что пришла пора принимать решение, подбежал к приёмным родителям и обнял их.

– Дядя Любомир, тётя Стана! – с жаром воскликнул он – Простите меня! Я всех очень люблю: и вас, и сестру с братьями, но поеду с дядей!

Проводы были недолгими. За столь короткое время весть о том, что Божедара нашёл родной дядя, облетела всю улицу и за плетнём собралась внушительная толпа. Прибежали старшие братья с жёнами, соседи и весь проживающий по улице люд. Все радовались благополучному исходу и высказывали добрые пожелания, только Стана едва сдерживала слёзы.

– Ну что ты испереживалась? Перестань! – сказал ей муж непривычно осипшим голосом – Что ему у нас? Кроме любви, нам ему дать нечего! А тут родной дядя, и какой! Заберёт его, важным человеком сделает, нужды не знающим. Встанет на ноги, глядишь, и о нас вспомнит, навестит!

Дочь вынесла кувшин молока в дорогу и мать, перехватив его, подала в руки Божедара вместе с завёрнутой в рушник ковригой свежевыпеченного хлеба.

– Вот, поснедаете в дороге. – сказала она.

Подскочил кучер и принял молоко с свёртком, освободив юноше руки для прощания. Божедар обнял всех на прощание, и срывающимся от волнения голосом пообещал:

– Я скоро приеду, как только смогу, так приеду!

– С Богом! – сказал Любомир на прощание, и юноша повернулся к ожидавшему в экипаже дяде.

Он вскочил на подножку и через миг уже сидел на узенькой скамейке, выглядывая через окошко на улицу. Там, всё более отдаляясь от тронувшейся с места колымаги, застыли у плетня те, кто долгие годы был ему семьёй. Навзрыд заревела сестрёнка, и Стана, продолжая махать правой пукой, вскинула к лицу левую. Дорога изогнулась в крутом повороте, и провожающие скрылись из вида. Вот уже, оставшись где-то за холмом, скрылся рыбацкий посёлок, а юноша всё смотрел за окно, вглядываясь в пока знакомый пейзаж. Радость от нежданной встречи сменила непривычная грусть расставания, и он сидел, погружённый в свои мысли, понимая, что сейчас находится на том этапе, когда меняется привычная жизнь. Экипаж, трясясь на ухабах, уже въехал в Варну, когда Соломон нарушин молчание.

– Хватит печалиться, – сказал он – теперь забудь о жизни среди гоев! Тебя ждёт прекрасное будущее, полное почестей и богатства!

– А кто это, гои? – спросил юноша впервые слыша это слово.

– Те, кто не относится к людям.

В глазах Натана так и остался вопрос, и дядя счёл нужным пояснить:

– Сегодня за весь день я видел лишь трёх человек: тебя, вот этого, сидящего напротив, достойного лекаря, и себя, когда утром смотрелся в зеркало. Лишь мы принадлежим к евреям – Господом избранному народу, все остальные, встреченные мной с начала дня – гои.

– И мои приёмные родители?

Соломон переглянулся с врачом и с некоторым усилием подавил вскипевшее раздражение.

– Твои родители – утонувшие в море отец и мать! – произнёс он, когда Натан уже и не рассчитывал на ответ – С ними же упокоились твои сёстры и брат! У тебя остался только я, твой родной дядя, больше никаких родственников, особенно среди гоев, у тебя нет и быть не может!

Тон Соломона не располагал к спору, и юноша благоразумно промолчал. Впрочем, дядя вовсе не желал давить на своего племянника, навязывая своё видение в столь короткий срок.

– Ты, судя по всему, умный мальчик! – сказал он примирительно – Кстати, иначе и быть не должно, ведь ты сын женщины, предки которой всегда были правой рукой Домов венецианских! Нашими руками вершатся судьбы целых народов, и в этом мире много того, что подвержено влиянию Венеции!

– Раскажи о моих родителях, дядя Соломон.– попросил Натан.

Мужчина, хотя и ожидал этот вопрос давно, несколько повременил с ответом, собираясь с мыслями.