Вкус утекающей воды

– Под кастрюлькой.

– Кто?

– Гречка!

Он приподнял кастрюлю. Под ней действительно оказалась ещё тёплая гречка. Васильич не понял, как она оказалась в перевёрнутой посуде, но запах приправленной топлёным маслом каши заполнил поляну.

– Давай, накладывай, – снова скомандовал он, – только не переворачивай.

– Не буду, – заверил я, и напряжение было снято.

«Все-таки он псих, и не надо про это забывать», – предупредил я своё эго, снова наполняя рюмки. И, чтобы перевести разговор, я стал интересоваться составом и количеством Жоркиной паствы в деревне. Аккуратно припомнил слова Васильича, о том, что он де первый парень на деревне, а в деревне одни бабки, и после него там уже точно делать нечего. Так кого же тогда окучивает Жора? Жительниц кладбища или постояльцев скотного двора? Васильич нашёл мою шутку снова неуместной, но за сковороду хвататься не стал, поглощённый поглощением гречки. Затем спокойно признал, что слегка преувеличил, что у Жорика тоже все хорошо. Потому что у них разные возрастные и даже весовые категории. Констатировал в Попадалове исторически сложившуюся половую распущенность и даже допустил возможность пересечения различных возрастных категорий. Но он сплетни не любит, поэтому детали обсуждать не собирается.

Я сходил в Жоркино жилище и принёс ещё две бутылки коньяка. Лунный свет отразился в бутылочном стекле и вспыхнул в глазах Васильича. И он мне рассказал историю про единственную любовь Электрощита. Зовут её Галина, и живёт она в Попадалове сразу за школой. Когда и с чего у них началось, никто не знает. Конспирация была полная, никто даже и не подозревал. Но однажды они попались. Галина подвернула ногу на Козьей тропе, ведущей на станцию. Шла ли она к нему, или уже возвращалась, не важно. Её вес не оставил Жорику никаких шансов справиться в одиночку, и ему пришлось обратиться за помощью. Разумных объяснений, что делала Галина на крутом склоне в тёмное время суток, не нашлось. И все пришли к выводу, что она просто изучала жизнь летучих мышей и козодоев.

По словам Васильича, у Электрощита с Галиной настоящая, но безуспешная любовь. Галина замужем, но без мужа. Он у неё менял одну горячую точку на следующую. А точки все не кончались. Появлялся раз в полгода, привозил денег и снова пропадал на полгода, или боле. Однажды Галина не выдержала и выдвинула ультиматум – война войной, а секс по расписанию, и теперь её уже ничто не остановит. После этого муж совсем перестал появляться. В попытке развестись она посетила военкомат. Где ей заявили, что личного дела её мужа у них нет, и никогда не было. Что такой человек не значится в вооружённых силах страны. Со словами «куда вы его дели, он от вас призывался» Галина начала было вытаптывать весь Пырский военкомат. И военком, чтобы сохранить инфраструктуру здания и уберечь персонал, открыл ей военную тайну. Когда человека забирают в специальные подразделения или структуры, его досье уничтожается. Личное дело её мужа было отправлено по запросу в Москву, а все текущие записи стёрты. Но с тех пор ей стали регулярно приходить неплохие деньги по линии пенсионного фонда, по статье «потеря кормильца», правда, саму потерю никто подтвердить не мог.

Жора не мог в открытую жить с женщиной, у которой муж защищает рубежи родины за пределами рубежей. А она не могла развестись с тем, кого нет. Так они до сих пор и мучаются. А Электрощит (по версии Кукушкина, который «не любит сплетни»… ха-ха, мы все любим сплетни!), исключительно в целях конспирации, удовлетворяет ещё полдеревни.

Когда мы перешли ещё через одну бутылку, я спросил:

– Васильич, скажи честно, почему у тебя к Жорику такое неадекватное отношение?

– Жорик, это кто? – добродушно поинтересовался Васильич.

– Жорик – это Электрощит.

– Давно? – заинтересовался Васильич.

– С сегодняшнего утра.

– Да! – удивился Васильич. – Ну, я против Жоры ничего не имею. А Электрощита просто боюсь. И все боятся! А если бы не боялись, станцию давно бы растащили на проволочки .

– Ну, вот опять! Снова молодец, снова железный человек. А с другой, почти негодяй. И бабник. На самом деле, может, пересеклись ваши возрастные категории? На ком-то. И ты ему завидуешь? – предположил я.

– Из-за бабы?! Да ты в своём уме?! Алкоголик! – это было сказано про меня, и я надулся.

Заметив мою насупленность, Кукушкин опять заорал:

– Давай, наливай! Костяная башка! Представляешь сколько мне лет?!

– Сейчас нож кину! – закричал я ему в ответ на оскорбление прямо в ухо. Видно его история с оранжевым плащом здорово засела в моей голове.

– А нож-то у тебя есть? – догадался Кукушкин тихо.

– Нет, – честно признался я.

– Вот и у меня тогда не было, – сказал Васильич, – и почему я решил, что надо кидать нож? Но ведь сработало. А у тебя?

– Скорее да, чем нет. Ты, например, уже не орёшь…

– Да… – потянул Васильич, и в этом «да» я почувствовал раскаяние. – Давай бери бутылку, и пойдём, я покажу, где Электрощит уложил четверых моих корешей. Говнюки, правда, они были… отборные.

Луна поднялась уже высоко и усохла в размере. Свет был уже не такой яркий, облака понемногу затягивали небо. И тащиться пьяным с пьяным Кукушкиным навстречу новым приключениям никак не хотелось.

– Давай, включай освещение, – вполне миролюбиво сказал Васильич.

Я поднялся с лавки, примерился и двумя руками схватил Луну на небосводе. Плавным движением попытался сдвинуть её вниз, но руки соскользнули. Я попробовал ещё разок, но ночное светило не поддавалось. Тогда я выдохнул на светодиодный лик Луны спиртовым концентратом и начал натирать его правой рукой, как протираю свои очки. Сзади подошёл Кукушкин и заглянул мне через плечо. Его взгляд был безумный. Он встал передо мной и попытался ухватить Луну снизу. Но руки его тряслись (и где он только успел так набраться?!). И не хватило роста. Он был пониже меня сантиметров на восемь.

– Встань на моё место, – предложил я, – у тебя неправильная диспозиция.

Кукушкин согласился, и у него почти получилось. Заглядывая в щёлочку прицела между его ухом и черепом, я пытался угадать направление его взгляда и корректировал действия по захвату Луны: «Чуть левее, ага, глубжее, заводи…» То Кукушкин постоянно шевелил своим волосатым ухом, то Луна сама по себе начинала двоиться – но прицел постоянно сбивался.

– Отвали, – в конце концов сказал Кукушкин. – Я сам.

Но продолжать не стал. Он повернулся ко мне с ясным взором и совершенно трезвым голосом вынес окончательный вердикт:

– Ну, ты и приду-р-ооок!

– А как я, по-твоему, ещё мог включить для тебя освещение? – ловля Луны так благотворно подействовало на мою психику, что я перестал обращать внимание на оскорбления моего Эго.

В ответ Васильич интеллигентно матюгнулся и направился к началу тропы, ведущей в котлован. Но немного не дотянул и совершил скоростной спуск через кусты. Наступила тишина. Но я не успел напрячься по этому поводу и представить переломанного старикашку, пронзённого насквозь стеблями бамбука. Снизу послышался многоэтажный мат Кукушкина. «Выше двух этажей», – определил я. Так как, достигнув меня, ругательства поднимались выше.

Я заглянул вглубь котлована. В свете лампы, предусмотрительно включённой мной, когда пополнял запасы коньяка, Васильич, слегка прихрамывая, уже доковылял до «хижины дяди Жоры» и скрылся внутри. Вот тут-то я и напрягся и даже протрезвел. Васильич точно бывал здесь раньше, точно знал, куда идти и где начинается тропа. А как он проник на станцию ночью? Я ему даже калитку не открывал. И что он делает в Жоркиной каморке? Мне все-таки доверили охранять все это хозяйство… И тут в дальнем левом углу станции появился свет. Он усиливался, как будто издалека подъезжала машина с включёнными фарами. Из ближайшего левого угла навстречу хлынул такой поток света, что я почти ослеп. Снизу, из котлована орал Кукушкин. Сначала я не понял, потом разобрал. Он интересовался: горит – не горит; горит – не горит. Вместе с утвердительным ответом я отправил вниз привет его маме по-английски. Но Васильич не понял. А я стремался. Я очень сильно стремался. Моя трусливая законопослушная душа тряслась и боялась одновременно. Как будто мы совершили что-то ужасное и непоправимое. Ну, например, отправили в космос пустую ракету. Без космонавтов. Или врезались на машине в столб. Столб упал, и теперь весь Пырский район на несколько дней погрузился в темноту. Нас найдут и обязательно посадят. И будем мы сидеть ни за что, как попугайчики в клетке. Кукушкину то что, ему не привыкать.

Васильич вылез из ямы счастливый. Глаза его светились. Он разводил руки в стороны, и притоптывал ногами, озираясь по сторонам, как будто собирался отправиться в пляс.

– Вот это феерия! – заключил он удовлетворённо.

Ну да, было красиво. Только, видимо, уголовно наказуемо. Прожектора по углам обрисовывали периметр станции, но не доставали до основания купола. Купол оставался в темноте, и только самый верх искрился отражённым светом.

– Пошли, – скомандовал Васильич, зацепив с лавки последнюю принесённую мной бутылку.

Рассказывать старому рецидивисту о судьбе волнистых попугайчиков было бессмысленно, и я молча поплёлся следом. Мы сразу взяли вправо, и вышли к световому коридору, который тянулся вдоль границы к дальнему правому углу станции. Туда же направились и мы, отбрасывая огромные тени на дальнюю кромку леса. Право и лево, перёд и зад, в данном случае, определяла наша скамейка. Чем дальше мы продвигались, тем сильнее слепил нас прожектор, направленный в нашу сторону. Поэтому мы глубже уходили в центр территории, не отклоняясь от основного курса. Васильич начал свой рассказ.

В заключительной части карьеры вечного заключённого его отправили на поселение в Кривой Яр. Вместе с ним туда попали ещё четверо зэков. По словам Кукушкина, это были отмороженные отморозки, которым сидеть бы в одиночных камерах, но их отмазали за большие деньги. Причём даже за это они не испытывали ни к кому никакой благодарности. Не признавали воровских законов и к Васильичу относились крайне пренебрежительно. Особенно не повезло жителям Кривого Яра. Помимо постоянного присутствия в селе выходцев из местного дурдома, им подогнали ещё банду головорезов. Местный участковый Федотов, который по должности должен был бы их контролировать, был связан по рукам и ногам наличием собственной семьи и созревающей дочки. При малейшем давлении бандиты тут же грозились её испортить. Федотов не спал ночами, прислушивался к собственному дыханию и искал выход. Кукушкина он уважал и даже искал у него совета.

В то время в округе уже начали разбирать узкоколейку и сдавать рельсы в металлолом. Пару мужиков даже посадили, но время было настолько голодное и озлобленное, что никого это не испугало. Кто-то рассказал бандитам о климатической станции, которую охраняет какой-то лох. И они решили начать свой бизнес по сдаче цветного металла. Кукушкина они взяли в качестве водителя грузовика, не интересуясь его желаниями и пару раз заехав по уху для убедительности.

К воротам станции подъехали уже в темноте. В свете фар бандиты попытались пролезть через сетчатое ограждение вдоль ворот, но сработала сигнализация. Она тогда ещё срабатывала. Зажглись прожектора. И бандиты опешили, увидев высоко над головой конструкцию купола. Васильич со смехом рассказал, что один из них спросил: «Это что? Байконур?» Вообще, даже таким тупоголовым трудно было поверить, что такой грандиозный объект охраняется одним человеком. Васильич предположил, как минимум, взвод автоматчиков в красных погонах и вышки над прожекторами.

К нему подскочил главарь, по кличке Болт, сунул ему под горло ствол обреза и зашипел. Васильич готов побожиться, что это была именно та фраза. "Куда ты завёл нас проклятый старик». Хотя точных слов он не помнит. В ответ Кукушкин так психанул, что послал Болта на три буквы и попытался выдавить ему глаз, но снова получил по уху, уже прикладом. Пока бандиты обсуждали сложившуюся ситуацию, Васильич приходил в себя. Он убеждён, они бы повернули обратно, если бы не появился Электрощит. А он как раз в тот момент и появился, крикнув из темноты: «Стой! Стрелять буду». Почему это послужило толчком для бандитов, Васильич не берётся объяснить. Возможно, одинокий голос Электрощита выдал его слабость и подтвердил отсутствие гарнизона. Возможно, именно эта фраза заводила Болта. Большинство жителей Кривого Яра были охотниками и не раз пытались этой фразой остановить его вторжение в собственные дворы. Но безуспешно, одно дело грозить, другое убить. Болт лез напролом, и никто в него так и не выстрелил. Мирные люди.

Болт приказал Кукушкину штурмовать грузовиком ворота, тем самым отвлекая внимание. А сам повёл своих братков в обход вдоль сетчатого ограждения, пытаясь выйти к неосвещённой части забора. Дело в том, что сигнализация включала прожектора только на той стороне ограждения, где было обнаружено проникновение.

Кукушкин завёл мотор, несколько раз нажал на педаль газа, имитируя штурм ворот. Затем не глуша двигатель, демонстративно покинул кабину и вплотную подошёл к воротам. Электрощит, целясь ему прямо в грудь, подошёл с другой стороны. Рассмотрев безоружного старика, с головы которого капала кровь, он опустил ружье.

– Парень, ты действительно один? – заговорил Васильич.