инструмент грустит. Неловко
без струны ему звучать.
Плачет юности ошибка,
а смычок бежит по скрипке
от локтя и до плеча.
На бедре девчонки имя,
гравировка в страстном дыме
(как хотел ее – тоска!)
Ну а сердце защищая,
чайка на груди летает
и пыхтит седой вулкан.
Вроде стыдно бы раздеться,
да уже не отвертеться,
когда к небу понесут.
Знать, придется мне, итожа,
с разрисованною кожей
что-то объяснять Отцу.
* * *
Мне сказали: Ты ненормальный!
Отвезли в смирительный дом.
За отсутствие денег в кармане —
рукава завязали узлом.
Отчего-то не мил я успешным,
улыбающимся господам.
Кляп во рту… Сумасшедший
за решеткою у окна.
И осталось лишь наблюденье
за вертящимся колесом —
механизмом обогащенья
затупляющихся шестерен.
За притворными: Я – король! —
суетливость зрачков – мышей,
да выглядывающие порой
острия хрящеватых ушей.
Но труднее всего повторять
и не верить своим словам —
«Если беден – значит дурак!»
перед зеркалом по ночам.
* * *
СОН ОЛИГАРХА
Спит олигарх на Занзибаре,
вор миллионов, шах – аллах.
Рабыни – дети опахалы
устало теребят в руках.
Но что тревожит Карабаса?
Приснилось, будто эгрегОр
испортил ширину пространства
и толщину границ миров.
И в утончившейся природе
слова теперь – не пустоцвет.