– Я сама пойду туда, – сказала Веда нукеру, соскочила с лошади и направилась в сторону деревянных ворот.
С каждым шагом идти становилось всё труднее и труднее. С одной стороны что-то могучее и сильное влекло её к храму, стоящему посреди территории монастыря, а с другой – какая-то сила сдавливала грудь, мешая дышать, спутывала ноги, заставляла оглядываться в страхе. Веда с трудом добралась до ворот и остановилась, вцепившись в деревянный тын руками, не в силах сделать больше ни шагу. Кровь горячим потоком бежала по венам, заставляя биться сердце, словно кузнечный молот. «Здесь действительно необыкновенная сила», – подумала старуха. Ей было знакомо это ощущение обновления. Каждый раз, чувствуя, что ослабевает, она отправлялась в паломничество к ближайшим церквям, тем самым совершая кощунство, но не в силах отказаться от ведунского знания.
Внутри, за тыном, было пустынно. «Должно быть, покинули Божии слуги свою обитель, – подумала Веда. – Оно и верно, разве ж пощадят их татары?» Но тут со стороны церкви донеслось приглушённое протяжное пение, а дверь одной из келий отворилась, и к старухе направился худой монах в длинной чёрной рясе до земли. Он подошёл к воротам, остановился возле Веды и спросил, глядя поверх неё пустыми бельмами слепого человека:
– Пошто ты здесь, ведунья?
Старуха в страхе отшатнулась от слепого, но потом взяла себя в руки.
– Коль распознал во мне ведунью, так может, ответишь сам?
– Отвечу, – кивнул он. – Всех вас, вступивших в сговор с бесами, иногда тянет к Божьей обители. Знамо, дело какое-то затеяла колдовское. Душу губишь свою безвозвратно.
– Зато жизнь свою спасаю!
– Что такое жизнь? – спросил монах. – Мгновенье. Твоя вот, судя по голосу, уже на исходе. А душа – вечна. И ты размениваешь вечность на мгновение?
– Боюсь я той вечности, – вздохнула Веда. – Хотя давно не использую силу на дела плохие, да только не знаю, что ждёт меня за порогом жизни. Будет ли прощение?
– Никто не знает, но все надеются. Ибо нет греха выше милости Господней. Остановись, ведунья, и посвяти остаток своей жизни покаянию. Тогда и страх смерти отступит.
– Хорошо говоришь, монах. Может, я так и поступлю. Сделаю последнее дело и уйду куда-нибудь далеко-далеко грехи замаливать.
– Не делай то, что задумала, ибо новое тяжкое преступление ляжет на твою душу! – воскликнул монах. – Не будет тебе милости, пока не исправишь содеянное.
– Я ничего плохого не сделаю – просто верну на место то, что давно спрятано.
– Тем самым совершишь злодеяние! Отдашь в руки волка Едигея беззащитных овечек.
– Я отдам ему ребёнка, облечённого властью! Едигей воздаст ему достойные почести!
– Он возьмёт гораздо больше и утащит душу твою в бездну. – Монах зябко поёжился. – Жаль тебя, но более жаль людей, коим ты причинишь страдание. Не приходи сюда, нет пока тебе Божьего прощения.
Он повернулся к Веде спиной и медленно побрёл к храму, опустив плечи.
– Ещё чего! – крикнула ему вслед старуха. – Куда хочу, туда и иду! Сама себе хозяйка!
– А в храм Божий хочешь войти? – неожиданно обернулся к ней слепой.
– Хочу!
– Ну так войди! Ворота ж нараспашку.
Ведунья попыталась сделать шаг, переступив невидимую границу территории монастыря, но ноги её словно одеревенели, не желая слушаться. Она схватилась руками за деревянный тын, как за опору, напрягла мышцы и не смогла сделать ни единого шага.
– Так что? – раздался насмешливый голос монаха. – Ты точно себе хозяйка?
Впервые Веде стало страшно от того, что ею управляет чья-то злая воля. Женщина в бессилии опустилась в снег, тяжело дыша, и пробормотала:
– Твоя правда, не хозяйка я себе. Но стану ею, как только заберу свою жизнь у Едигея. Уйду подальше от людских глаз, чтобы в тишине и покое просить о снисхождении.
Старуха тяжело поднялась и, не оглядываясь на монастырь, направилась к дожидавшимся её нукерам. Чем дальше она отходила от забора, тем легче делалась её походка, ярче горели глаза на тёмном лице, и выпрямлялась спина, сгорбленная годами.
Она вернулась в Коломенское поздно ночью, но Едигей ещё не ложился и сразу потребовал к себе ведунью.
– Я исполнена силы, Едигей, и готова открыть для тебя потайной ход к сыну Тимура. – Старуха взглянула в глаза эмиру. – Хватит ли у тебя смелости самому шагнуть в него? Туда нет дороги простому воину.
– Моей смелости хватит на сотню потайных ходов!
– Тогда отвези меня к тому месту, где я жила. К холму, на котором раньше совершались жертвоприношения, к корням древнего дерева, питавшегося кровью умерших. Верни мою силу к их силе! Там я смогу открыть потайной ход сквозь века, а ты получишь наследника империи Тимуридов!
***
После двух дней скачки по морозному лесу Веда не выглядела уставшей. Её морщинистые дряблые щёки горели румянцем, седые космы покрылись инеем от пара изо рта, но она уверенно сидела на лошади и не требовала дополнительных остановок. Чем быстрее приближался небольшой вооружённый отряд во главе с Едигеем к её бывшему дому, тем ярче светились глаза старой ведуньи. Они затуманились лишь однажды. Когда татары промчались по бывшему соседскому селению, превратившемуся в мёртвое пепелище. «Ничего, – успокоила себя старуха, – зато люди живы. Они вернутся вскоре и отстроятся заново, как уже бывало не раз».
С неба посыпал мелкий снежок, когда отряд выехал к поляне с возвышающимся пригорком и могучим деревом на его вершине.
– Приехали! – скомандовала старуха и легко соскочила с лошади, не дожидаясь помощи.
Она зашагала, проваливаясь в снег сквозь корку льда, к обуглившимся деревяшкам, напоминавшим ей о бывшем жилище. Там, где избушка лепилась стеной к пригорку, не осталось ничего. Старая медвежья шкура сгорела дотла, обнажив туго переплетённые между собой толстые корни дуба. Огонь не причинил им вреда, только копоть от сгоревшей избы испачкала чёрным. Веда подошла к корням, заботливо протёрла их сухим, рассыпающимся в руках снегом, и на несколько секунд прижалась сгорбленным годами телом. Едигей не мешал ей, понимая, что происходит нечто важное, но слегка вздрогнул, когда старуха резко повернулась, взглянула на него ясными глазами и спросила чистым молодым голосом:
– Какую плату за проход готов ты предоставить, Едигей?
– А какую плату тебе давали жители деревни?
– Они платили едой, но и услуга для них была невелика. Тебе же я предоставлю возможность править половиной мира. Что дашь мне ты?
– У меня для тебя бесценный дар – твоя жизнь! – Едигей улыбнулся. – Сейчас она в моих руках, и я дарю её тебе! Слушайте все! Отныне жизнь этой женщины принадлежит только ей. Любой, осмелившийся забрать её, будет жестоко казнён! Ты довольна?
– Вполне! – рассмеялась старуха. – Достойная плата! Ты верен себе, повелитель! Что ж, я принимаю твой дар и открою потайной ход. Но ненадолго. Поторопись!
Веда снова повернулась лицом к корням и отошла от них на несколько шагов. Потом раскинула руки над головой и начала громко произносить слова заклинания. Каждое слово эхом отзывалось в морозном воздухе, а потом уносилось ввысь, к ветвям старого дуба. Снег становился гуще, крупные хлопья медленно сыпались сверху, оседая на одежде тёмных всадников. Старуха трижды повторила какое-то слово, и ветви дерева задвигались, поднимаясь вверх и сплетаясь в клубок. Одновременно зашевелились корни дерева, со скрипом расплетаясь и открывая широкий тёмный проход в склоне пригорка. Едигей тронул коня, но Веда обернулась с предостерегающим криком:
– Рано!
Она продолжила говорить заклинание, и проход посветлел. Вскоре перед глазами изумлённых всадников сквозь снежную пелену начала прорисовываться картинка. Это было странное место. Проникая через густые кроны деревьев, ярко светило солнце. Его лучи играли бликами на прозрачных стёклах, за которыми видны были дикие звери. Перед высоким ограждением, спиной к татарскому отряду, стоял мальчик, наблюдая за большим пятнистым зверем, нервно вышагивающим за густой решёткой. Как вдруг зверь остановился, посмотрел золотисто-зелёными глазами прямо на Едигея и раскрыл розовую пасть с длинными клыками.
– Пора! – крикнула Веда.
Её крик звонким эхом прокатился по лесу, сбивая снег с ветвей и сгоняя нахохлившихся птиц с насиженных мест. Но уже за мгновение до её крика эмир понял, что настал нужный момент, стегнул коня и поскакал в открывшийся проход…
Глава 4. Сквозь ветер времени
– Гаяр! – нетерпеливо воскликнула Сарнай. – Сколько можно? Неужели так трудно выбрать мороженое? Ты задерживаешь очередь!
Она виновато улыбнулась полной, тяжело вздыхающей женщине, обмахивающейся веером, и молодой влюблённой парочке, постоянно обнимающейся.
– Бери клубничное! – посоветовала Гаяру девушка.