– А коли моя, так я ее и высказал. А в поход когда же?
– Да надо молодцов назад моих подождать, что пошли на Вагулия. С половиной-то за Каменный пояс нечего соваться…
– Так-так, ишь ты напасть какая! А когда они вернуться могут?
– Как это сказать, должны бы вскорости, а Бог их ведает…
– Оказия!.. – задумчиво произнес Семен Иоаникиевич.
– Так мне и вовсе в светлицу не ходить? – спросил Ермак Тимофеевич. Голос его дрогнул.
– Нет, уж не ходи. Антиповна сегодня мне сказала, здорова Аксюша, только на сердце жалуется. Ну да это пустое…
– Слушаю, – глухим голосом произнес Ермак Тимофеевич.
– А я, как только ты пойдешь в поход с молодцами, пошлю царю челобитную, – успокоил его Семен Иоаникиевич.
Ермак встал.
– Прощенья просим, – поклонился он.
Встал и Строганов.
– До свидания… Уж ты прости меня, добрый молодец, что боль тебе причинил сердечными речами моими. Сам, чай, понимаешь, одна у меня она, племянница-то…
– В чем же ты виноват передо мною, Семен Аникич? Дело понятное… Я похуже ожидал за мои речи несуразные, – отвечал Ермак Тимофеевич.
– Умные речи приятно и слушать, – заметил Строганов.
Ермак вторично поклонился ему и вышел.
Отойдя подальше от двора, он оглянулся на хоромы строгановские прощальным взглядом. На глазах его блестели слезы. На окна светлицы Ксении Яковлевны он взглянуть не решился.
А между тем молодая Строганова вместе с Домашей неотводно смотрели в окно. Они видели, как Ермак Тимофеевич вышел из избы и направился в усадьбу.
Ксения Яковлевна стала с нетерпением ждать его появления в светлице. Но время шло, а Ермак Тимофеевич не появлялся.
– Куда же это он запропастился? – тревожно спросила девушка Домашу.
– А може, Семен Аникич его задержал, с ним беседует…
– Да, кажись, он эти дни прямо сюда ходил.
– Ходить-то ходил, да день на день не приходится. Может, сегодня позвали его к Семену Аникичу.
– Что-то сердце у меня не на месте…
– С чего бы?
– Чует беду…
– Перестань, какая беда такая!..
– А если он говорить стал с дядюшкой?
– А разве хотел он?..
– Да, баял что-то такое, только, кажись, не собирался так скоро…
– Да и зачем спешить? Не горит под вами…
А Ермак все не шел. Девушки в волнении ходили по комнате, заглянули в рукодельную. Там шла обычная работа и на своем обычном месте сидела Антиповна.
Ксения Яковлевна и Домаша вернулись в горницу и снова подошли к окну.
– Он уходит! Что это значит? – воскликнула Ксения Яковлевна и побледнела.
Ермак действительно приближался к своей избе с низко опущенной головою.
– И не глядит сюда, – голосом, полным отчаяния, тихо сказала девушка.
– И впрямь не стряслось ли чего? – задумчиво произнесла Домаша.
Не успела она это сказать, как Ксения Яковлевна вскрикнула и без чувств упала на пол. В светлице поднялся переполох.
IV
Сила любви
Обморок с Ксенией Яковлевной был очень продолжителен. Сенные девушки раздели ее, уложили в постель, а она все не приходила в себя, несмотря на то что Антиповна опрыскала свою питомицу водой, смочила голову винным уксусом, давала нюхать спирт. Ничего не помогало.
Ксения Яковлевна лежала неподвижно на своей постели без кровинки в лице, и лишь теплота тела да слабое биение сердца указывали, что она жива.
Старуха окончательно растерялась и побежала к Семену Иоаникиевичу.
– Что случилось? – встревоженно спросил тот.
– Обмерла, батюшка, обмерла Ксенюшка.
– С чего же это?
– А Господь ее ведает… Сама не знаю, с чего… Вдруг обмерла и упала, да теперь вот с час поди пластом лежит.
– При тебе это случилось?
– Никак нет, батюшка Семен Аникич, я в рукодельной сидела.
– А Аксюша одна была?