Наконец однажды, стоя у окна, она увидела скачущего по улице казака. Каким-то необъяснимым чутьем Ксения Яковлевна угадала, что это гонец из Сибири.
Она потребовала к себе Домашу и приказала, чтобы гонец был тотчас же приведен к ней.
Домаша ушла исполнить приказание.
Ксения Яковлевна стала с нетерпением ждать. Но гонец не явился.
Тогда быстро пошла из своей комнаты и, влекомая каким-то инстинктом, прямо прошла в горницу дяди. Там она застала картину, сказавшую ей все.
Ее дядя и братья сидели на лавках, а перед ними стоял прибывший казак. Из глаз всех катились крупные слезы.
– Он умер? – крикнула она.
Гробовое молчание было ей ответом.
Ксения Яковлевна как пласт упала на пол.
Произошел переполох.
Позванная Антиповна и Домаша с сенными девушками унесли бесчувственную вдову князя Сибирского в опочивальню.
Долго не могли привести ее в чувство и думали, что она сильно занеможет, но часто сильное горе производит на организм закаляющее впечатление, подобно молоту, кующему твердую сталь из хрупкого железа.
То же произошло и с Ксенией Яковлевной. Она пришла в себя, пожелала встать и казалась спокойной. Пришедшим навестить ее дяде и братьям она сказала:
– Не утешайте меня… Мое горе неутешно! Это воля Господа! Это перст его, зовущий меня к себе. Я посвящаю себя Богу.
Слова эти были произнесены с такой силой духа, с такой бесповоротной решимостью, что Строгановы поняли: возражать против этого решения княгини Сибирской бесполезно.
Она низко преклонила свою голову.
Через несколько дней Максим Яковлевич повез сестру в Москву. Там в тихой обители, в маленькой келье Новодевичьего монастыря, основанного в 1524 году великим князем Василием Иоанновичем в память древнего русского города Смоленска, нашла себе приют несчастная княгиня Сибирская.
Она приняла схиму под именем Сусанны и прожила в монастыре более пятидесяти лет, причем последние сорок в полном затворничестве.
Слава ее о поломнической жизни гремела далеко за пределами Москвы.