ПАРАДОКСЫ интеллектуального чтива. Книга шестая. Девять эссе – «Все про все»!

Мне необходимо отправить снаряжение в Сынзас. Это недалеко километров 25 и вам туда же. Так что сбегайте в офицерскую столовую лагпункта, подкрепитесь, а я пока подготовлю вам лошадь.

Ну, мы быстренько сбегали, весьма сытно пообедав, и увидели у входа в столовую навьюченного смирного мерина.

Главный, посмотрев, не свои огромные ручные часы, говорит:

– Ну, вот и хорошо, времени третий час, лошадь мало нагружена, можете связать и положить на вьюки свои рюкзаки и вперед, вот туда……. Махнул рукой в конец ближайшей лесной опушки.

Я, как бывший, уже по третьему году, «старослужащий» – экспедиционный рабочий, прошу дать хоть какие-нибудь письменные кроки маршрута нашего похода.

Он смотрит на меня подозрительно и вещает:

– Тайга, ребятки, – это тропинка! Она вам не дорога, с неё абы куда не свернешь. Идите себе, идите, и она приведет куда надо…..

Ну, мы и пошли. Тропинка действительно хорошо протоптана, видимо по тем временам – основной путь вьючного сообщения. Только вот постепенно стала менее заметной, а километров через 15 вдруг взяла и раздвоилась: ни как в сказке на три дороги, а только на две тропы.

Но нам-то оттого не легче, по какой следовать?

Думали, гадали и……не угадали…….Идем уже третий час после развилки, давно уже должны бы прийти в Сынзас.

Тропа становится плохо заметной, хотя ещё вьется по тайге и никак не кончается.

Понимаем, что заблудились!

А кругом такая тишайшая глушь……Могучая 250-летняя кедровая тайга!

Ни шороха, только где-то настырно кричит кедровка. Это такая таежная птица, вроде нашей сороки, которая постоянно оповещает все лесное сожительство о продвижении некой человеческой опасности.

Борис говорит, что надо бы подготовится к ночлегу, скоро начнет смеркаться.

– Давай, хоть кедровку подстрелим!

У меня, купленная на стипендию, одноствольная «Тулка» 16-го калибра. Пытаюсь как-то незаметно скрасть настырную крикуху, но эта несъедобная тварь ближе, чем на 40 метров, не подпускает……. Вот же стерва!

Ни один благородный тетерев, не говоря уже о доверчивом рябчике, так себя не ведет!?

Таки пальнул разок – мимо!

Думаю, прошли мы никак не менее 35 километров, должна же эта тропинка (по пророчеству главного инженера) нас куда-то привести.

– Идём, говорю Борис, дальше, жрать все равно нечего, погода хорошая, заночуем, как только смеркнется.

И действительно – дорогу осилит идущий!

Прошли ещё с километр и слышим слева журчание горной речки. Тропа выныривает на большую поляну с одинокой избой, от которой нам навстречу несется огромная лайка, а за ней ещё две поменьше!

На шум выходит из дома тот самый шорец, с которого я и начал этот рассказ. И хотя с двустволкой наготове, но весьма дружелюбно нас встречает, успокаивает собак.

Спросив откуда мы, и куда идем, говорит, что нам в другую сторону надо было идти, всего с десяток километров от развилки. Помогает развьючить нашу лошадь, стреноживает её, чего мы естественно толком не умели, пускает её пастись.

И лишь затем, предлагает пройти в дом.

Дом изнутри гораздо больше, чем кажется снаружи. Это пятистенок, в первой части которого – зимнее стойло для лошади, а в большей половине – весь скарб шорца.

Он раздувает костер во дворе, который служил до того хорошим дымокуром от таёжного гнуса и ставит на него казан:

– Сечаза, – говорит, – уха будет.

Спрашиваю: Как же ты поймаешь рыбу, уже темнеет?

– Зачем поймаешь, рыба сам себя ловит!

Идет к речке, достает из садка четырех крупных хариусов и принимается их потрошить.

Борис проявляет готовность ему помогать и старик, знакомясь с ним, спрашивает как его имя. Тот отвечает, что он Борис Вячеславович.

Шорец заразительно смеётся:

– Врешь, однако….Нельзя так человек назвать (по слогам с трудом повторяет) – Вя-чесл-ав- ович….

Собеседник удивленно возражает, как же так:

– Ты знаешь, кто такой Вячеслав Молотов?

Шорец глубоко задумывается…

– Ну, что ты, – настаивает Борис, – Это же наш недавний министр иностранных дел!

Шорец недоверчиво качает головой:

– Слышал, однако…..

После целого ряда наших вопросов про его житье-бытьё, в числе которых был и тот мой про фрукты, после того, как он бросил в готовящуюся уху горсть чищеной картошки, для нас стала очевидной возможность безбедной жизни даже одинокого человека в глухой тайге.

Он от силы два раза в год выбирается в Анзас (обычно весной и осенью), чтобы с одной стороны сдать добытую за зиму пушнину и закупить порох, дробь и прочее снаряжение или подготовиться к зимнему сезону.

Всё остальное у него есть: лошадь, летнего корма которой в лесу хватает. А на зиму он накашивает для неё стог сена на окрестных полянах. Рыба рядом в речке, как он нам показал, сама ловится и летом и зимой. Кроме того мяса забитого на зиму лося ему и своре из трех лаек вполне достаточно. Да, и поставку к его таёжному столу неких деликатесов в виде тетеревов, рябчиков и прочей пернатой живности никто не отменял.

Так что в плане питания его тогдашней диете может позавидовать любой современный «новый русский».

Правда, никаких современных благ цивилизации у него не было, за полной ненадобностью оных. Даже не было карманного фонарика, батарейки для которого ему менять просто в тягость. Для полного комфорта достаточно одной керосиновой лампы, горючее для которой он доставлял раз в год. Трудился в меру сил весь световой день, а спать ложился с приходом ночи.

Действительно, для чего нужно искусственное освещение?

В общем, мы тоже блаженно уснули, немного посидев у костра, а проснувшись с рассветом и подкрепившись похлебкой с отварным рябчиком, навьючили своего отъевшегося за ночь мерина и по указанной шорцем тропинке всего через 4 часа прибыли в Сынзас.

Вот вкратце всё описание прелестей нашего бестолкового блукания по тайге. Что же касается одинокого существования шорца в глухой тайге, и почему он живет один, мы не расспрашивали. Но для меня важен факт возможности такого отшельничьего существования, который вообще-то присущ всем таежным малым народностям. Это какая-то генетическая магия «охмурения» сознания человека неистребимой благодатью бескрайнего дикого леса.

И что самое удивительное, этот «дух тайги» проникает и к потомкам россиян во втором-третьем поколении.