Сказания о недосказанном. Том II

– Папа,

– Правда?

И, стали теребить отца, будто он вернулся из такой, такой дальней и долгой командировки.

… Пошло несколько дней.

Вумный как медмедь. М. Попрошайка…

Ван-Дейк, Ван-Гог, Ван-Эйк,

Искандер и я

Опять опоздал на автобус. Хорошо, что хоть есть последний, семичасовой. Достаю журнал. Сижу, пытаюсь читать. Солнце уже спряталось за горы, но заснеженная вершина Бойко еще вся в горячих лучах закатного весеннего солнца.

Сегодня в этой горной деревушке праздник – после трехлетнего сухого закона в "голубом" давали и пиво, и вино трёх сортов. В центре чебуречная, автостанция, магазины и везде сидят мужички, толкуют, пьют пиво, вино, прямо с горла и, пока тихо, чинно беседуют. Орут вороны, видимо на ветер. На остановке сидит, расставив руки – крылышки, красно – синий. Он вечно просит взаймы, ему никто никогда не даёт, но даже во времена сухого закона был вечно мокрый. А сейчас сидел на лавочке и тихо дремал. Один глаз у него спал, а другой всё смотрел в угол остановки-зала. Мужики его знали, он с другой деревни, но гнали его и там, и здесь. И, бедный, исходил слюной. Рядом с ним лежали две бутылки пустые от пива, а там, в углу у этого мордоворота целая сетка с пивом и несколько красивых блестящих головок "Верховины". Все знали и поругивали "Верховину". И воняет как самогон, да и цена ей красивая – трояк. Не то, что раньше бывало перцовочка, дёрнишь стаканчик и грипп как рукой снимает, как корова языком слизала. А это так себе, тьфу ты, даже думать тошно. Им она нужна как чёрту кочерга.

Вот зараза, еще наливает в стопку. Думал не наш и не ваш, который и спит, и не спит.

– А, а. Петя. Привет. Что это у тебя, пиво?!

– Га га гыы…

– На! На, держи!

– Да, я, нет, у меня вот пиво…

– Держи!

Он берет в охапку свою торбу-сетку, несёт нежно, как котную козу на сено. Но ручка обрывается и сетку подхватывают сразу трое: его сотоварищи, я и тот, не наш не ваш.

– Сядь, не нервничай.

Тот сел и снова закрыл один глаз. Налил "Верховины".

– Да ты жлоб, я знаю, наливай полнее. Это же человек.

– Знаю. Не гавкай.

Я нежно беру граненый стаканчик и потекла горячая "Верховина" по моим расширяющимся сосудам и уголкам-капиллярам.

А они друг друга ругают, а они грубят.

– Ребята, да ладно вам.

– Этот вот аппендицит меня вчера подкосил. Говорит начальнику: "Он пьяный". А сам еле стоит. Я его! Ух, его мать!

– Не, мы это любя. Мы же кореша. Он это от дружбы такой. Мы с ним даже кумы.

– Налей, ну налей, жлоб.

Снова достает из кучи бутылок пустых и полных рюмку. Сумку зажал коленками. Зубами держит ручку. В руках звенит, тот кум глотает слюну. Тянет руку.

– На, пей, да не тебе, вот человеку. Ты знаешь его?

– Петя пей!

– Да, не…

– Пей Петя.

– Да не Пе…

– ей, говорю, чёрт.

– Пью.

И бесполезно говорить ему, что я не Петя. Они снова переругиваются дружелюбно, резко. Сосед задергался, глотает слюну.

– О танталовы муки! Косятся, сидящие и стоявшие рядком, не моих, но теперь со друзей.

– Сиди, спи! Хрен ему.

– Да налей.

– Спи!

– Дай мне, ноет кум.

– Шиш тебе. На, Петя, еще одну. А, это пиво. Сейчас подойдёт автобус. Сиди и потягивай. Давай открою. Вот у меня метр. Я живо отковырну эту зарразуу. Ух, никак. Вот черт, кровь. Руку разодрал. На, откроешь у шофёра. Во, автобус ждёт. Пей. Я пошёл. А то ещё подкатят сосуны.

Не наш, не ваш стонет, исходит молящим воем:

– Ну, налей, хоть половинку…

– Пошшёл козел.

Обнял сетку как овцу котную и заковылял в горы.

– Вот смотри пальцы, видишь?!

– Вижу, нормальные пальцы.

– Хрен, смотри!

– А-а-а. Вижу, кривые. Ну и что, от чего это?!

– Тсс. Тихо. Залез в ушную раковину. Нос горячий и колючий щекочет мне ухо, мурашки по спине и чуть ниже.