Сказания о недосказанном. Том II

… Ей бы ещё поспать, да потягушечки, устроить как в детстве, да погладить своё молодое упругое тело, ладошкой ласкового мужа, … да где он.

До станицы километры, не дотилипаешь, туда эти двенадцать километров. Там танцы, женихи. Ах, мама, ладно. Мечты, мечты и никакой сладости.

А вот она и радость и сладость.

… Пришла молодая доярочка, в коровник, с ведром, стульчик маленький, принесла с собой, села, пристроилась, сделала ей, бурёнке массаж, двумя ладонями и говорит – Зорька, ножку! Стань поудобнее, а она спросонья не поняла, ласковой речи, да хвостом как хлыстом, цыганского кнута, из сыромятной бычьей кожи, со всего маху, как будто я не я, и коровка не моя, и ещё туча комаров, с вожаком оводом, прилетели с рисовых чеков.

… А с ней, бурёнкой, кормилицей, держи ухо востро, не шуми, не кричи, – молочко не даст. Особенно, которые молозиво, для сосунков прячут, так что терпишь и ласково с ней ведёшь переговоры, с кем же ещё поговорить, здесь, так сердечно по душам.

Вечером гармошка, танцы, и те немногие девчата, а ребят вообще раз, два и больше нема, как говорят казаки на Кубани.

Иногда, очень редко привозили кино к ним на эту ферму, приезжали с других ферм, – С Т Ф, К. Ф. Или просто острова цивилизаций в степи, где люди работали на откорме свиней, доили коровок, и взращивали работных лошадей, скаковых им не доверяли.

… И, вот зав клубом. Он же художник, он писал объявления афиши, он же выпускал, запускал молнии, в карикатурах на тех, кто не отдаёт душу и тело во имя работы для строителей развёрнутого строительства, пока ещё Социализма.

Вечерами, он же давал жару, на гармошке, танцевали, а в хорошее настроение, на четвертушке немецкого аккордеона, ещё и пели, но основная работа, его – был и скотник. Возил зелёную массу коровкам, убирал навоз, ну лепёшки, бурёнки оставляют там же от хорошей жизни. И вот места, ну, туалет, канавка бетонная, размером напоминал Керченский пролив и шириной и глубина.

Это всё нужно было очищать. И на одноколёсной тачке, увозить в нужное место, ну, не далеко, и километра не было. Рядом.

… В свободное время, а его и не было, только белая или чёрная ночь, как потом случилось. Приходилось ещё помогать матери и отчиму, выращивать в огороде картошку, кукурузу. Правда было ходили и на колхозные поля за кукурузой вечером, ломали кочаны и варили в казанах на костре. Красота, и вкусно, сила была от таких деликатесов, как у быков, которые иногда и с плугом почти бегали, так шустро.

… И вот, однажды.

Что брякнуло ему в голову и брату, да ещё таким же коллегой скотником, грамотным, он уже умудрился, окончил полную школу, пять классов, хвалился, что родители больше не пустили, хватит, говорят, быкам хвосты крутить и той грамоты, а учётчики на ферме умеют считать у всех, трудодни. Быки не будут радоваться и хохотать от счастья. Им люцерку подавай, да отруби, они тогда при силе будут. И кнута не нужно, бегут как зайцы от огня.

… И, вот, эти три, почти богатыря, – решили, посмешить, ну повеселить такой шуткой и себя, конечно, и молодёжь, которой было совсем мало. Сочинили, а потом и написали объявление о том, что в их клубе, в комнате отдыха будет фильм. И не более и не менее, как, сон зелёной лошади, вот это дааа – героям труда, такая награда.

Пришли даже с другой, не нашей станицы Славянской, а эта была совсем рядом, всего три километра, – Анастасиевская.

… Публика, да и сами выдумщики,– режиссёры почти, этого фильма тогда не знали, что есть Петров, ещё и Водкин. А. У нас и своих и Петровых и Водкиных, пьющих прямо из горлышка, были, проживали, правда, в самой станице, не на ферме. И такой шедевр, купание красного коня, не знали, не ведали, не видели, что существуют настоящие художники, которые могут увидеть и передать мир таким – коня оранжевым, или красным, вообще каким хотят.

Другие же смотрят потом долго, на этот увиденный, только ими, этими художниками. А теперь вот удивляются как они до того сами не достукались. Иногда художники, талантливые всю свою жизнь бедствуют, изобретателей сжигают на кострах, некоторых талантливых просто в упор не видят, а жёны пилят, где зарплата, а, и Петрова и Водкина, приняли, заплатили, за бугор отправили, как ценность великую, эту картину.