Пришла официантка, и за столом сразу же наступило молчание, пока та не поставила на стол кофе и не ушла. Ильза взяла напиток и сделала краткий глоток.
– Ну, граница Природных земель под контролем властей, они никого не пустят и, возможно, не выпустят, пока не захотят. Все же, те заборы давно стоят, контроль там сильный.
– Да, да, вы правы, я это прекрасно знаю! – Немного резко выпалила София, чему сама же немного удивилась, – они сказали это во всеуслышание, у нас в больнице даже пришло уведомление – не поднимать провокационные вопросы в пределах учреждения, так как это подстрекает к панике.
– Ха, ну, этому я не удивлена ни разу. Вы говорили, ваша дочь работала там, верно?
– Да. Она там работала. Хотя, что уж таить, для нее это была мечта – вносить свой вклад в нечто большее. Но, знаете, мне было все равно.
– Скажи, а кем она работала в ЦРТ?
– Она работала заместителем директора Саламис. Да, знаю, должность высокая, особенно для ее возраста, но она заслужила ее, она работала больше всех, чем я каждый день горжусь.
– А почему вы остались работать в больнице? Ваша дочь легко могла обеспечить вам хорошую жизнь.
– Что вы, Ильза, она предлагала и не раз. Кристина очень заботливая. Но я работаю уже почти тридцать лет. За такой срок становишься единым целым с этим местом. Срастаешься со стенами, если можно так выразиться. Что мне делать на пенсии? Именно работа не позволяет расклеиться, не позволяет… разочаровать мою Кристину. Я была примером для нее и не прощу себе, если поступлю не так, как она ожидает от меня, и как бы поступила сама.
Почему?то Ильза не находила нужных под ситуацию слов. Некоторый гнев зародился внутри нее, за которым пряталось ненавистное ей ощущение несправедливости. Ненавистное не из?за естества своего существования, а непосредственно касающегося ее самой и ее матери, Ольги. Чем?то София и Ольга были похожи – обе работали, не щадя себя, обе тратили все оставшееся после смен время на воспитание детей, но все же у них было одно очень важное отличие: Ильза была для матери, скорее, рабочим проектом, нежели любимой дочерью. Такого сопереживания, такой любви, которую она наблюдала сейчас в глазах Софии, Ильза никогда не видела в глаза своей матери. Требуя от Ильзы наивысших оценок и безукоризненного послушания, Ольга не чуралась строгих и крайне спорных методов воспитания. Дочь не воспринимала мать как любящего родителя, скорее, как воспитателя, иногда – даже надзирателя. Не говоря уже о том, как отчаянно мать пыталась построить свою личную жизнь – она приводила в дом нового кавалера, но, не успевала Ильза к нему привыкнуть, как очередная ссора или конфликт вычеркивали его из их жизни.
– Вы писали, о наличии у вас какой?то история, которую мне никто не даст, – проглатывая все неприятные чувства, всколыхнувшиеся с неожиданной силой, медленно произнесла Ильза.
– Да. Понимаете, когда я отправилась в ЦРТ с целью уже напрямую задать вопросы, касаемые спасения моей Кристины, то мне ответили холодно и отчужденно, просто пересказав официальную версию. Казалось, остается лишь ждать… а это самое худшее, что может случиться с родителем – ждать! Но, что же мы можем, верно? Я?то никто, обычный врач, обычная мама, мало разве нас таких, конечно же нет. Я прекрасно понимаю, что случившееся – не прецедент. Множество людей во всем мире настигла не лучшая участь, и всегда есть тот, кто будет скорбеть, ища виновных и ненавидя судьбу. Далеко идти не надо, прямо через дорогу меня ждут пациенты, многим из которых очень не повезло. И будь я, пожалуй, все же чуть менее ответственна, то бросила бы их, ослепленная горечью, оставила бы все ради поисков моей девочки. Кто?нибудь обязательно сделал бы так, но я не могу. Пока у меня есть силы, я буду помогать нуждающимся. Буду делать свою работу. Гнев ничего хорошего не сделает, а это самое важное – даже в худшие времени, страшные времена оставаться верным своим идеалам. Поэтому я не могу ничего. А вот вы можете.
София медленно провела рукой по столу и передала карту памяти Ильзе, оглядевшись преждевременно вокруг. Ильза машинально убрала ее в карман штанов, так же осматриваясь по сторонам. Все произошло быстро. Внезапно, София изменилась в лице – слезы, так долго сдерживаемые ею, хлынули из глаз. Она едва слышно всхлипнула, но потом быстро спохватилась и вытерла лицо рукавом халата.
– Я могу вас цитировать? – Аккуратно спросила Ильза.
– Знаете, Ильза, я на распутье сейчас, – смятение читалось невооружённым взглядом, – возможно, мне и хочется сделать… – София старалась подбирать слова, – личный вклад, но, я вот думаю, какую пользу может принести врач больше – работая в больнице, помогая нуждающимся или, пытаясь создать шум в прессе ради дочери, наплевать на других?
Ильза с интересом следовала за рассуждениями Софии.
– Каждый раз, когда встает некий вопрос, я спрашиваю себя, а что бы сделала Кристина?
Ильза осталась одна, в окружении не замечающих ее людей. Убедившись в отсутствии как лишних глаз, так и подозрительного внимания в ее адрес, она подключила карту памяти к планшету, и стоило лишь нажать на пару сенсорных кнопок для прочтения содержимого, как ей на коммуникатор поступил вызов. Около минуты она слушала сигнал входящего вызова скрытого номера. Настороженно выйдя на улицу, огибая идущих по собственным траекториям людей, она встала примерно между больницей и кафе, наблюдая вокруг оживленную картину, в которой она, Ильза, казалась никем не замеченной, а, следовательно, находится в безопасности. Во всяком случае, так она убеждала себя, и смогла, наконец, взять себя в руки и ответить на надоевший звонок. В одно мгновение все напряжение и проработка возможных сценариев оказались неликвидными, ведь знакомый голос четко и ясно потребовал объяснения о задержке ответа, оправдывая исходящий звонок с закрытого номера тем, что на почту Ильзе пришло непростое письмо.
Меньше часа занял путь до офиса ее газеты, практикующей выпуск бумажных изданий в ограниченном тираже и в определенных местах ради ценителей классической подачи информации. Ведь если бумага окроплена чернилами, то изменению не подлежит, а храниться она может крайне долго в то время, как редактирование электронного текста – это вопрос пары минут. Разумеется, работала она не только ради бумаги, ее статьи во всемирной сети обладали особым местом в жизни всех и каждого. Для одних она писала крайне провокационные статьи на самые актуальные темы, для других – было целым испытанием выдерживать ее критику и придумывать ответы на поднимаемые ею вопросы.
– Ты уже кому?нибудь показывала это? – Спросила строжайшим тоном Ильза.
– Да я сама только раз посмотрела. До сих пор сижу и не знаю, что делать с этим, – ответил редактор. Рита с детства получала наилучшее образование, но была настолько далека от родительского внимания, что самостоятельно познавала мир, и в этом ей помогали немалые деньги семейства, лишь бы она никогда ни в чем не нуждалась. Ей было просто смешаться с толпой – невысокого роста, с блеклыми, безжизненными волосами и фигурой подростка – словно она еще не успела вырасти и оформиться – которую она прикрывала объемными штанами и мужскими толстовками.
– Ты отключилась?
– Обижаешь. Все защищено и проверено. – Рита развернулась на стуле и воодушевленно глядела на Ильзу.
– Отлично, я пока буду смотреть, а ты проверь эту карту памяти. – Ильза подкинула ее прямо Рите в руки. – Не хочу лишний раз рисковать. Включив запись, она надела наушники, и потеряла какой?либо контакт с внешним миром на это время.
«Здравствуйте, Ильза Этвуд. Вы наверняка помните меня с похорон Майи Мироновой. Тогда вы вложили мне свою визитку в руку, сначала я не понял сути этого действия – все из?за пережитого шока. Будь у меня иной путь, я воспользовался бы им, но его нет, и мне нужна ваша помощь…»
Потребовалось прослушать видео сообщение четыре раза, прежде чем она уложила все услышанное в некую общую картину, где вопросы перевешивали ответы. Неужели, он и вправду ушел туда, один, без помощи и поддержки? Неужели ЦРТ так обеспокоена космической программой, что забыла о людях, потерявшихся на просторах дикого мира? Неужели существует скрытая угроза, так умело лишающая глаз и ушей самую развитую систему безопасности и наблюдения?
Все эти вопросы словно завели ее в лабиринт, где сразу меняется при каждом шаге мысли меняется архитектура. Без отклика Риты о завершении проверки карты памяти, Ильза так и не заметила бы течения времени, и не получила бы ответ на один из вопросов.
"Здравствуйте, София, меня зовут Соломон Напье, и я работал с вашей дочерью, Кристиной. Я был в Природных землях, когда произошла атака, а ваша дочь в Саламисе … когда все произошло, я был далеко и не имел возможности вернутся в лагерь, чтобы найти ее, чтобы помочь ей. Ваша дочь очень дорога мне, и я не могу оставить ее там. Я знаю, вы переживаете за нее… я тоже. И я не могу сидеть сложа руки потому, что никто ничего не делает. Так же я знаю, что, возможно, вы захотите отправиться туда и найти ее, возможно, даже найти меня, чтобы объединить усилия. Я прошу вас не делать этого, ведь не могу позволить вам пострадать. Кристина там, и я сам найду ее и верну домой, а если она… в любом случае, я не могу это так оставить, потому что она дорога мне. Она больше чем друг. Я говорю все это вам потому, что не хочу, чтобы вы теряли надежду. Когда придет время, даже при самом лучшем исходе, ей нужна будет мама."
Соломон
Влажность воздуха позволяла полной грудью ощутить запах пепла. Пару раз он останавливался передохнуть, причем из?за левой ноги, которая явно отставала от искусственного соседа, лишённого чувств и болезненной усталости. Кое?к?чему, вопреки ожиданиям, привыкнуть ему было крайне трудно – к тишине. Но то сверчок, то чирикание птиц, словно жизнь в этом месте пробивается сквозь смерть, подавая сигналы, как маяк, для привлечения хоть кого?то, кто спасет их. Удивительным образом, вопреки причинам нынешней обстановки, Соломон переосмыслял любовь Майи к этому месту.
Светлое время суток прятало от него звезды. А там и объект внимания Бенджамина. Кесслер и прочие столкнулись с проблемой, решают ее всеми силами, даже и не подозревая, где сейчас он, да и вряд ли там кто-то знает о нем, кроме самого Бенджамина. Тягостные мысли обо всем рождают несколько иное чувство одиночества, выкинуть которое помогает возвращение на прежний путь.
Шаг за шагом окружение с одной стороны менялось, с другой – оставалось одним и тем же, позволяя ему усомниться в правильном направлении. Обратившись через небольшой планшет к цифровой карте за помощью, он сначала не поверил своим глаза, но блеклый осмотр окружения дал ему четкое осознание, что уже вот-вот перед ним откроется вид на лагерь Майи. Ожидаемо весь комплекс, где находились кабинеты и лаборатории, теперь напоминает изуродованную абстракцию, лишь отдаленно являющуюся неким строением инженерной мысли. Часть была повреждена огнем и, явно, взрывом, который не просто сломал стены, а расплавил целые перегородки и швеллера, следовательно – одна из бомб была пронесена или закинута почти под несущую стену. Другая часть состояла из остатков перегородок и столбов, служивших креплением для комнат, установленных цельными блоками. Похоже, спасательная операция была направленна, скорее, на имущество, ЦРТ в буквальном смысле забирало целые комнаты, либо воздухом, либо погрузив краном на грузовики. Некоторые комнаты оставались целыми, лишь разворованные здешними обитателями. Огромный комплекс и пристройки ныне могут служить лишь укрытием от дождя и возможной ночевки, но явно не для непостоянной жизни или работы.
– Добрый день, сэр, – голос прозвучал настолько неестественно в этом месте, что лишь когда приветствие повторилось, Соломон обернулся.
– Добрый день, – он пока не знал, как реагировать на неизвестного человека. Судя по внешнему виду, тот явно был жителем Природных земель.
– Вы что?то ищете или, может быть, кого?то?
– Я ищу друзей.
– Благородное дело, – он скромно улыбнулся, – предлагаю сесть и отдохнуть. Как я смею заметить, вы проделали долгий путь, отдых не помешает.
Соломон молча послушался. Оба сели на отвалившейся от стены бетонный блок.
– Эти земли являются моим домом уже, ни больше, ни меньше – двадцать лет. Так что, вам повезло друг мой, уж кто?то, а в поисках людей или мест их возможного пребывания, лучшего помощника, чем я, наверно и нет. Расскажите мне о них, и я расскажу все что смогу.
Незнакомец выглядел и вел себя, как один из старцев или мудрецов, явно не особо стремящихся к каким?либо достижения или слепой выгоде: он просто живет, общается и делится всеми накопленными знаниями с каждым, кого встретит. Возможно, встреть Соломон такого человека несколько недель назад, то ответил бы с присущей ему открытостью и приветливостью. Сейчас все воспринимается через призму подозрительности и неестественности для подобного места от подобного человека. Подпитывается это еще тем, как рассредоточились вокруг люди незнакомца, явно прячущих огнестрельное орудие под одеждой. Человек пять, может и больше, но именно пятерых он успел мельком оглядеть, пока каждый из них занимал позицию чуть поодаль, вокруг Соломона и неизвестного человека. Если и стриженные, то крайне плохо. В старой одежде, в основном худые, пассивные, суровые лица. Все старались сливаться с местностью, явно не впервой державшие оружие и находящиеся в ситуации, где без применения силы не обойтись.
Соломон никак не мог определить точный возраст незнакомца – худощавое лицо обрамляли длинные волосы цвета вороньего крыла, кожа с желтоватым оттенком была испещрена морщинами, на фоне которых ярко горели его серые глаза. Незнакомец был одет в теплую куртку и видавший виды зеленый комбинезон – будто он только?только вернулся с рабочей смены. Казалось, ему было уже за пятьдесят, но Соломона не отпускало чувство, что он может быть намного моложе.
– Я лишь хочу найти близких людей.
– Вы, конечно, простите, но благородное дело обречено на провал.
Не успел Соломон понять, как отнестись к таким словам – незнакомец продолжил:
– Как вы собираетесь искать ваших друзей, если никому не говорите о них? Неужели будете месяцами бродить в одиночестве и заглядывать за каждое дерево и под каждый камень? Бросьте. Я неплохо разбираюсь в людях: вы – далеко не глупец. Вы просто боитесь, и это нормально. Вы можете рассказать мне, кого ищете: внешность, имена, рабочие навыки, которые могут выделить их среди других. А можете не говорить ничего и простой уйти. Ни я, ни мои друзья не тронут вас, обещаю.
Соломон почувствовал накатывавшую злобу – не на человека напротив, нет. Скорее, на всю происходящую с ним несправедливость.
– Я найти и спасти своих друзей. Какова же ваша выгода, помогать чужому человеку?
– Нет никакой выгоды. Лишь желание, простое и естественное для этих мест – жить и по мере сил способствовать укреплению тех причин, по которым сюда приходили люди.
– И что это за причины?
– Безопасность, к примеру. Хотя тянет людей сюда свобода, настоящая. Случился ужас, мы пытаемся его исправить, пытаемся восстановить то, чего лишились. Все очень просто, друг мой, мы за жизнь, единую и справедливую для всех.