– Сколько вам понадобится времени?
– За неделю, думаю, управимся.
– Тогда на сегодня всё. А вас, Покровский, я попрошу остаться, – Кардашевский пристально посмотрел на Романа.
Когда все остальные разошлись, профессор обратился к молодому человеку:
– Рассказывайте, Роман, всё, что вы услышали и увидели.
Роман вздохнул и рассказал. Павел Григорьевич слушал внимательно, ни разу не перебивал, наводящих вопросов не задавал и только в конце спросил:
– Вы упомянули про какое-то письмо? Оно у вас с собой?
– Дома. Если хотите, принесу и покажу.
– Принесите, пожалуйста. Всё, что вы рассказали, очень любопытно. На первый взгляд складывается такая картина: с вами действительно пытаются установить связь каким-то неизвестным земной науке способом. С какой целью? Это вопрос. И почему именно с вами? А не со мной, например? Сплошные вопросы. То, что вы не рассказали об этом при всех, – правильно. Пока рано. Будем ждать и наблюдать. Не пропускайте знаки. Я думаю, они не заставят себя ждать.
– Павел Григорьевич, а как вы поняли, что я не всё рассказал?
– Увлекался актёрской деятельностью, даже служил одно время в молодости в захудалом театрике. Язык жестов, знаете ли, он о многом способен рассказать, даже если человек что-то намеренно умалчивает. Особенно если намеренно. Вы поправили на носу очки, а потом провели пальцами под нижней губой – неосознанный сигнал, что всю информацию раскрывать не собираетесь.
– Так просто?
– Кроме того, раздумывали чуть дольше, чем обычно, прежде чем ответить. В первый момент все остальные искренне заинтересовались и возбудились, а вы вели себя так, как будто вас это не удивляет. Всё просто, если уметь наблюдать. Качество немаловажное для экспериментатора.
Профессор прошёлся по сцене из конца в конец и изрёк:
– Выходит, не зря я пригласил вас в нашу группу. Возможно, через вас с нами пытается связаться внеземная цивилизация.
– С кем – с нами?
– Ну, с учёными, с жителями планеты Земля… Не исключено, что это представители того же мира, который установил в своё время контакт с альбигойцами.
– Вы верите в это? Что с ними был контакт?
– Всё указывает на это! Расцвет науки и искусства – раз; наверняка катарам оказывали помощь при сопротивлении – два; хрустальная сфера, очень похожая на шар из вашего рассказа – три; наконец, содействие в побеге – четыре. А пуще всего остального, интуиция! Я вообще считаю, что вначале приходит озарение, а потом учёный долго пытается доказать, что дело обстоит именно так, как его «озарило»: пишет уравнения, придумывает теории, обосновывает так и эдак… Так что, дорогой мой, ждём и работаем, работаем и наблюдаем.
Глава 14. В гостях у детства
Глеб, как и обещал, позвонил Лене на следующий день.
– Лена, мне очень хочется погулять с вами по моим любимым местам. Какие у вас планы на субботу?
– Восьмого мая?
– Точно, восьмого.
– Я свободна. Пока никаких дел нет.
– Отлично. Тогда давайте так: вы выходите на Арбат, садитесь на тридцать девятый троллейбус в сторону Киевского вокзала и доезжаете до остановки «Улица Дунаевского». Это уже на Кутузовском проспекте. Справа от вас будет магазин «Овощи – фрукты», потом арка, а потом художественный салон. Так что не ошибётесь. На этой остановке я буду вас ждать в одиннадцать утра. Ну как, договорились?
– Договорились. Тогда до встречи в субботу?
– Да. Буду ждать субботы.
И вот наступило восьмое мая. Погода с самого утра задалась: тепло, на небе почти безоблачно. Глеб проснулся рано, побрился. Почистил ботинки, что случалось с ним нечасто. Аппетита не было, выпил только стакан молока. Время тянулось медленно, стрелки старых настенных часов с маятником как будто заснули на циферблате. Родители занимались своими обычными делами: отец раскладывал пасьянсы, а мама вязала спицами свитер для сына. Но вот наконец маленькая стрелка заползла за цифру десять, а большая дотянулась до шестёрки. Половина одиннадцатого. Глеб накинул пиджак и обратился к родителям:
– Пойду прогуляюсь часок-другой. Зайду в магазин, куплю чего-нибудь сладенького к чаю.
– К обеду не опаздывай, – отозвалась из кухни мама.
Спустившись по лестнице с третьего этажа, Глеб вышел во двор. У соседнего подъезда уже стояла чёрная служебная «Волга» бывшего коменданта Кремля генерала Веденина. На радиаторе машины гордо красовался «МОС-овский» номер. Генерал, как всегда по субботам, собирался поехать на дачу. Проходя мимо машины, Глеб кивнул водителю. Дальнейший его путь лежал мимо родной двадцать седьмой школы. К остановке он подошёл без десяти одиннадцать. По случаю выходного дня народу на остановке не было. Чтобы скрасить ожидание, Глеб принялся расхаживать перед витринами овощного магазина. Через окна было видно, что покупателей в нём было мало, только у прилавка, где продавали картошку, стояла небольшая очередь из четырёх-пяти человек. Из полуоткрытой двери магазина сочился весьма аппетитный запах квашеной капусты.
Наконец со стороны Большой Дорогомиловской улицы важно выплыл тридцать девятый троллейбус. В проёме сложившейся гармошкой передней двери появилось улыбающееся лицо Лены. Глеб кинулся ей навстречу.
– Леночка, милая, как я рад!
Лена протянула руку, и он помог ей выйти из троллейбуса.
– Видите: вот овощной, вот арка, а вон там и художественный салон. Всё правильно! Как вы доехали?
– Хорошо, троллейбус подошёл быстро. Полюбовалась Бородинским мостом, родным МГУ. Красивые места! И Кутузовский, конечно, очень благоустроенный. Здесь я в первый раз.
– Ну вот, теперь и погуляем. Давайте начнём с первой моей школы, она как раз за этой аркой. Туда я пошёл в первый класс. Сдавал, между прочим, вступительный экзамен: читал стихотворение Михалкова «В воскресный день с сестрой моей мы вышли со двора, я поведу тебя в музей, сказала мне сестра…»
– Вот через площадь мы идём и входим наконец, – поддержала Лена.
– В большой красивый красный дом, похожий на дворец, – вместе закончили молодые люди и рассмеялись.
– Вот она, моя семьсот одиннадцатая школа, – указал Глеб на пятиэтажное красное здание в глубине двора. – Такие школы строили в Москве вскоре после войны. Я в ней учился всего один год. Там в классах были старинные парты с откидными досками, мы писали перьевыми ручками, макая их в чернильницы-непроливайки. На моей форме были металлические пуговицы, я носил ремень и фуражку. А рядом с нашим тридцатым домом в это время строили мою будущую школу, двадцать седьмую. Туда я пошёл уже во второй класс. И без всяких экзаменов, потому что жил с ней рядом. Но о ней позже, а сейчас вернёмся в ещё более далекое детство – конец пятидесятых годов. Для этого свернём направо, а теперь налево – в арку. И мы во дворе дома двадцать шесть. Дом этот – не что-нибудь как: сюда я ходил в ясли, а потом в детский сад. Сейчас мы увидим эти исторические окна, а пока пройдём мимо подъезда номер Один всего Советского Союза. Здесь живёт наш Генеральный, дядя Лёня. Я его так называю, потому что они с моим отцом знакомы ещё с конца пятидесятых годов, когда Леонид Ильич был Председателем Верховного Совета СССР. Тогда они вместе встречали иностранных гостей на аэродромах: дядя Лёня со стороны советской власти, а отец – со стороны партийной. Здесь же живёт Председатель нашего Комитета Глубокого Бурения, дядя Юра. Папа с ним тоже знаком с конца пятидесятых годов – Андропов был его начальником в Международном отделе ЦК. Ну, и глава славного Министерства Внутренних Дел, товарищ Щёлоков, тоже живёт в этом подъезде.
Лена с интересом слушала рассказ Глеба и внимательно обозревала окрестности.
– А вот и первые ступени по длинной образовательной лестнице, – Глеб показал на неказистое деревянное крыльцо. – Это вход в мои ясли. Смотрите, этот лозунг появился здесь тоже в конце пятидесятых годов.
Лена увидела на стене дома фразу, аляповато написанную кем-то масляной краской большими белыми буквами: «МИРУ – МИР!»
– Она уже здесь почти двадцать лет, и никто не счищает, – улыбнулся Глеб. – Ни у кого рука не поднимается. И никто команду не даёт замазать. Любим мы мир во всём мире!
– Вот здесь вход в старшую группу детского сада. Ничего здесь с тех пор не изменилось, даже соседний подъезд остался таким же. Между прочим, в нём жил Аджубей, зять Хрущёва. Я в этом детском саду начал учить английский язык и доучился до того, что принимал участие в спектакле, который записали на международном радио и транслировали потом за границу. Играл сапожника и громко стучал молотком по деревяшке, иногда вставляя отдельные английские слова.
Лена с интересом посмотрела на Глеба.
– Do you speak English?
– Yes, I do, – с удовольствием ответил Глеб. – А уж в школе – это была спецшкола – мне этим английским всю плешь проели. Как говорил знаменитый Копьетрясец: Two beer or not two beer, that is the question[9 - Юмористически-искажённая цитата из «Гамлета»: «To be or not to be…»].
Лена понимающе улыбнулась: