– Молодые люди, скоро закрываемся. Мы сегодня до часу. Нам тоже отдохнуть хочется, – донёсся из-за стойки добродушный басок тёти Клавы. – Пойдите погуляйте лучше, чем в помещении сидеть. Вон солнце выглянуло из-за тучи, настоящая весна!
– Ну что ж, будем считать – хорошо посидели. Не зря же говорят, что истина в вине, – подвёл итог Роман, отодвигая стул.
– В данном случае – в пиве, – рассмеялся Глеб. – В нём тоже, выходит, правда жизни содержится.
– Кстати, «пива» на санскрите значит «вода». Очень древний архетипический символ.
– Вот это да! – Глеб с интересом посмотрел на Леночку. – Вы ещё и санскрит знаете?
– Так, изучала немного. Пришла в греко-латинский кружок записаться на курсы латыни, а там говорят: на латынь набор окончен. Есть санскрит. Хотите? Так и попала. Нас там всего три человека обучалось. Учительница очень добрая и спокойная у нас была, Наталья Владимировна. Говорила, что русский язык – это изменённая форма санскрита.
Обратный путь пролетел быстро. Глеб галантно пропустил Лену в вагоне к окошку и сам сел рядом. Роман сидел напротив и думал о том, что вот как всё хорошо устроилось: Лена довольна щенком и новым знакомством, Глебу тоже, кажется, девушка понравилась. Между ними завязался оживлённый разговор; Роман не принимал в нём участия. Он думал о том, что завтра опять поедет в Пущино. Для него праздников нет. Там дежурный сотрудник принял странный радиосигнал и просит его, Романа, помочь в расшифровке. Матери ещё надо позвонить, поздравить с праздником. Отчим, наверное, опять напился. Ему и повод не нужен. Как она там? Не допёк её ещё этот алкоголик?
Но вот уже и «Ждановская», надо выходить. Глеб предложил Лене свою помощь:
– Лена, наверное, вы устали? Давайте я помогу вам донести щенка до Метростроевской. Всё-таки он довольно тяжёлый.
– Спасибо, от вашей помощи не откажусь, – ответила девушка.
До «Кропоткинской» доехали вместе, а там пути разошлись. Глеб с Леной пересекли площадь и пошли по левой стороне Метростроевской улицы. Роман с лёгкой улыбкой смотрел им вслед: хорошо, конечно, если они подружатся; а у него на личном фронте пока не очень-то ладится.
Роман направился вверх по Гоголевскому бульвару. На скамейках старички-пенсионеры играли в шахматы, мамаши с колясками наслаждались по-настоящему весенней погодой. Роман шёл к себе в Чистый переулок и думал, что в Пущино весной хорошо. Говорят, там раздают участки научным сотрудникам. Можно построить домик, выезжать на природу.
Мысли его перекинулись на Кратово. Ему очень понравились тамошние сосны на ровно подстриженных газонах и культурные профессорские домики с верандами и мезонинами. Вот бы пожить в таком доме! М-да, губа не дура. А что, если попросить у Глеба взаймы на покупку дома? У него, судя по всему, деньжата водятся. А потом постепенно отдать. «Пожалуй, спрошу у Глеба. Ну, не профессорский, но хотя бы одноэтажный деревянный домик из тех, что видел по соседству с дачей Эдуарда, вполне по силам купить с таким заработком, как у Глеба. Надо будет поговорить с ним. Может, и правда даст… Интересно, сколько в Кратово стоит небольшой дом? Тысяч пять? Восемь? Десять?»
А Глеб, дойдя до Савельевского переулка, собрался с духом и предложил:
– Лена, хоть и не февраль сейчас, а май, но всё-таки первое число. Зато сегодня не просто пахнет весной, а самая настоящая весна. Помните, как у вас в предсказании? – Глеб улыбнулся и процитировал её слова, которые врезались в память: – «Я знаю прекрасное кафе за углом, там в это время бывает совсем мало народа». Можно предложить вам пойти со мной завтра вечером в кафе «Метелица»? Там очень вкусное мороженое подают в вазочках. Можем и кофе выпить, если захотите. Или ещё что-нибудь…
– Я согласна, – ответила Лена и зарделась от смущения.
Глава 11. Радиосигнал из космоса
Усадьба Пущино на Оке не пользовалась широкой известностью. Возможно, потому, что от Москвы до неё довольно далеко, целых сто километров. Увидеть её не так-то просто, хотя стоит она на высоком берегу Оки, имеет довольно внушительные размеры и находится почти на окраине города Пущино: имение скрыто среди леса и диких зарослей когда-то прекрасного парка, принадлежавшего к усадьбе. Вниз к Оке от усадебного дома проложены лестницы, которые ведут через парк и его центральную аллею к прудам; от дома и от прудов открывается прекрасная панорама на реку и заречные дали.
На фронтоне дома сохранились барельефы, изображающие батальные сцены и мифологических героев; лапы львов, украшавших парадный вход, до сих пор можно обнаружить в зарослях хмеля, клёнов и осин, которые первыми почему-то начинают овладевать вначале возделанными, но впоследствии заброшенными земельными участками. Деревья, окружающие здание со всех сторон, нашли себе приют даже на его крыше. Всюду кипит жизнь. Да, это так, но сама усадьба находится в плачевном состоянии. Это не помешало Никите Михалкову снять на живописном берегу Оки, в окрестности усадьбы, два фильма: «Обломов» и «Неоконченная пьеса для механического пианино». Когда-то этой музыкальной усадьбой владела дочь композитора Римского-Корсакова; здесь жил и творил её второй супруг, композитор Алябьев. Последним дореволюционным хозяином, пытавшимся перестроить поместье, стал помещик Каштанов. Теперь памятник архитектуры находится под охраной государства. Но – одно дело охранять, иногда чисто символически, а другое – восстанавливать дом, чистить пруды, приводить в порядок парк. На это требуются, помимо желания, материальные средства, и немалые; таких средств, очевидно, не нашлось, а жаль, ведь на этом месте можно было бы создать исключительно красивую и живописную композицию, не уступающую лучшим западным образцам садово-паркового искусства. Но – на западе, как известно, каждый гектар на счету, а у нас земли немерено…
Добравшись до Пущино, Роман решил пройтись по тропе вдоль берега реки и прогуляться в старом парке усадьбы. Путь пролегал мимо родника рядом с небольшим, но очень красивым водопадом. Роман любил этот родник: вода в нём была прозрачная и очень вкусная. Старинные тополя вдоль аллеи, ведущей к усадьбе, как будто только что вышли из русских сказок, подбоченились, да так и застыли, с недоумением глядя на выросшие за неполные тридцать лет здания современного наукограда.
Подойдя к проходной, Роман вспомнил, что забыл дома пропуск. Широко улыбнувшись охраннику, спокойно крутанул вертушку, чтобы пройти на территорию обсерватории, но вахтёр его остановил:
– Ваш пропуск!
Роман начал демонстративно рыться в карманах куртки, поочерёдно выкладывая на стойку перед охранником ключи, билет на автобус, мелочь в виде десятикопеечных монет. Не найдя пропуска, картинно развёл руками и виновато сказал:
– Забыл дома… Я – Роман Покровский, меня ждут в отделе радиометрии.
Мужчина строго посмотрел на Романа и спросил:
– К кому идёте?
Роман назвал фамилию сотрудника, дежурившего на отражателе. Охранник сверился со списком у себя под стеклом и позвонил по местному номеру.
– Тут к вам Покровский пожаловал. Пропуска при себе не имеет. Пропустить?
Получив положительный ответ, охранник выписал Роману временный пропуск – благо паспорт у него при себе оказался – и милостиво разрешил пройти через вертушку.
Параболический рефлектор с диаметром зеркала двадцать два метра позволял принимать радиосигналы на коротких волнах и исследовать компактные источники в сантиметровом и даже миллиметровом диапазонах. Именно в миллиметровом диапазоне и зафиксировал Андрей, дежуривший последние сутки на радиотелескопе, необычный сигнал из созвездия Девы. Просмотрев записи самописца, Роман обратил внимание на пики с длинами волн около одного миллиметра.
– Эта комбинация сигналов повторялась вчера шесть раз через каждые два часа, а потом пропала, – заметил Андрей. – Совершенно одинаковая картина. Вот, смотри, – сотрудник передал Роману вчерашние записи. – Странно, ведь обычно поглощение в воздухе на этих волнах очень велико. И они просто не проходят. Рассеиваются на неоднородностях в атмосфере. А тут – такие ясные сигналы, как будто кто-то специально настроил для нас окно прозрачности!
Рассматривая записи, Роман заметил необычную закономерность в чередовании главных пиков и следующих за ними сигналов.
– Демодулятор не пробовал применить? – Картина чередования импульсов и их интенсивность навела Романа на мысль, что импульсы были специально промодулированы, причём применён метод не только амплитудной, но и частотной модуляции.
Он вспомнил, что говорила Джоселин на лекции, рассказывая о том, как она в первый раз приняла сигнал от пульсара: «Если это было сообщение от инопланетного разума, они пользовались чертовски глупыми техническими приёмами. Сигнал был амплитудно-модулированным. Но амплитуда сигнала часто модулируется от природных, естественных причин. Если посылать сигнал на несколько световых лет, лучше пользоваться частотной модуляцией – это сделает более очевидным его искусственное происхождение».
– Нет. Ты думаешь, что?..
– Давай-ка сначала прогоним запись через конвертер частоты. Так, чтобы на выходе получить звуковой диапазон.
Андрей с удивлением посмотрел на Романа, но ничего не сказал и занялся приготовлениями.
– Готово!
Роман надел наушники и приготовился к прослушиванию…
* * *
Сколько времени они здесь висели? Никакой посторонний наблюдатель не мог бы в точности сказать. Время для них не имело никакого значения. Вернее, у каждого из них было свое время. Измерялось оно не секундами, годами или миллионолетиями, а идеями, замыслами и творениями. Некоторые шары висели здесь с момента Большого взрыва…
Но вот шары заволновались, почувствовав гравитационную рябь от приближающегося снаряда. Наконец-то! Сейчас они станут наблюдаемыми объектами и смогут воплотиться в новом мире. Сколько времени прошло, пока они ждали этого момента! Так скучно существовать, когда на тебя никто не смотрит. То ли дело – в присутствии кого-то, кто за тобой наблюдает. Можно взлететь в небеса, или рассыпаться на кучу мелких брызг, или растянуться в узкую нить, или… да мало ли что придёт в голову наблюдателю! Каждый из них волен поступить со своей хрустальной мечтой… то есть со своим мечтальным хрустом, как ему заблагорассудится.
Корабль с треском прорвался сквозь ткань пространства-времени в виртуальную среду, в которой шары, как новогодние игрушки, плавали на границе между явью и навью. Переливающиеся всеми цветами радуги сферы стали ментально прощупывать пришельцев, заключённых внутри летательного аппарата. Невидимые лучи проникали внутрь странников, сканировали их органы чувств и восприятия. Следовало составить полную картину предпочтений наблюдателя, определить количество акцепторов в рабочем состоянии, выяснить, с каким из наблюдателей удастся установить наилучший ментальный, визуальный или чувственный контакт. Дальнейшее – дело техники. Шары знали, как воздействовать на наблюдателя, чтобы стимулировать его активность и фантазию. А когда начинает работать воображение, остаётся только расслабиться и ждать, когда включится обратная связь. Все места в космолёте заполнены, значит, каждому шару полагается свой наблюдатель, со своим воображением, со своим миром фантазии. И что самое замечательное – среди гостей были совсем юные особи, а они так любят выдумывать!
– Ух ты! Какая красивая блестящая игрушка! – один из молодых наблюдателей как зачарованный глядел на шар, склонившийся к окну обозрения. – Чур это мой!
Шар вспыхнул от радости и потянулся к восторженному почитателю всеми своими импульсами и невидимыми лучами. Восхищённый отрок оказался внутри светлого сияния и замер там, как в коконе. Внутри шара стали происходить удивительные метаморфозы: возникали и рушились высокие башни, рыбы лазали на деревья, над океаном летали слоны и гиппопотамы, молнии били в вершины гор, из которых потом начинали струиться горячие фонтаны кипящей лавы. Обитаемые планеты, бесплодные миры, взрывающиеся сверхновые и оставшиеся после них нейтронные звёзды и чёрные дыры – плоды воображения молодого Странника были неисчерпаемы. Он не заботился о том, чтобы дать имена всем этим объектам. Разве это было важно? Главное – от симбиоза шара и детского творчества рождалось всё многообразие новой вселенной.
Но всё это было только для них двоих – для шара, выбравшего себе созерцателя, и для наблюдателя, выбравшего шар своим мечтальным хрустом. Кто из них кого выбрал первый? Как это можно было узнать? Да и надо ли? Они понравились друг другу, и теперь созерцатель творил свою вселенную, а хруст с удовольствием подчинялся ему.
Остальные хрусты тоже нашли своих наблюдателей и объединились с ними. Но, пожалуй, самые феерические преображения происходили с шаром, которого выбрал юный Странник. Фантазия его была безграничной. В какой-то момент она выплеснулась через край: шар вспыхнул и взорвался причудливым сочетанием символов и красок, затем вновь собрался воедино и устремился прочь из родильной камеры – виртуального пространства, в котором он висел испокон веков и дожидался своей очереди на воплощение с начала времён и даже раньше. Это произошло внезапно, никто ничего не понял и не успел рассмотреть, только оставшиеся шары печально захрустели и зазвенели от дуновения космического сквозняка. Рождение вселенной состоялось. Где-то в ней со временем появятся галактики, а в некоторых из них – даже возникнет разумная жизнь. Если ей повезёт и она не уничтожит себя в самоубийственном экстазе в младенческом возрасте, то сможет дорасти до цивилизации третьего типа и тоже будет посылать своих наблюдателей-творцов в Странствие для рождения новых вселенных.
* * *
Роман медленно снял наушники и повернулся к Андрею.
– Ну что? Что-нибудь удалось разобрать?