«Дворовое обереганье» предполагало немало обязанностей. Самая традиционная, дошедшая и до нашего времени, – убирать улицу. Когда-то за этим строго следил сам градоначальник. «При ежедневных объездах города мною усматривается, что дворники, производя чистку тротуаров от снега и ледяных налетов, не скалывают таковых окончательно до камня и ограничиваются засыпкою песком, почему движение публики по тротуарам крайне затруднительно и до некоторой степени небезопасно», – это генерал-майор Н.В. Клейгельс устраивает разнос на страницах «Ведомостей Санкт-Петербургского градоначальства и столичной полиции» в феврале 1896 года. Способы уборки снега у нас, кажется, остаются неизменными во все времена. В заметках побывавшего полтора века назад в Петербурге француза Теофиля Готье читаем: «Вооруженные широкими лопатами дворники очищали перед дверями тротуар и бросали снег на мостовую, точно щебенку на насыпную дорогу». Знакомая картина?
Вменялось также означенным «оберегателям» следить, чтобы не находились без присмотра малолетние дети на улице: таковых нужно было немедленно отвести к родителям. А ежели в каком окне близко к краю стоит горшок с цветами или бутылка, то потребовать от жильца убрать сии предметы подальше от греха. И кому-то в доме дров принести или воды натаскать.
Вот и на снимке дворник – с ведрами. Припозднившегося жильца впустить, ворота ему открыть… Мало того, каждый дворник, согласно графику, составленному в полицейской части, обязан был нести еще и ночное дежурство: «на ногах», как требовала инструкция, лишь изредка присаживаясь для отдыха «на табурет без спинки».
В инструкции говорилось и еще об одной сфере деятельности петербургских дворников и швейцаров в гостиницах и меблированных комнатах. Поскольку и по закону государственному, и местными постановлениями определены были им полицейские обязанности, то должны были они сообщать в полицию обо всех прибывающих и убывающих лицах по своему дому, а также о личностях подозрительных. Особо бдеть надлежало во время ночного дежурства, дабы не проглядеть замышляющегося преступления. Из приказа уже упоминавшегося тут градоначальника Клейгельса: «При ночных объездах по городу мною постоянно усматривается, что отправляющие ночную сторожевую службу дворники одевают несообразной величины тулупы и, закутываясь в них с поднятым при этом непомерной величины воротником, теряют подвижность и лишаются возможности иметь должное наблюдение за благополучием не только по вверенным их надзору районам, но даже за теми домами, от которых выставлены…»
Тем не менее, столичные дворники и швейцары, вероятно, все-таки хорошо несли свою полицейскую нагрузку: в редком номере «Ведомостей Санкт-Петербургского градоначальства» не встречались приказы о награждении их тремя рублями за поимку какого злодея или предотвращение преступления. А в 1907 году был учрежден даже специальный фонд для вспомоществования тем из них, кто получил увечья, оберегая покой и благополучие жильцов…
Полицейские же приставы, которым положено было знать всех дворников в лицо, постоянно использовали их как помощников. Например, выпущенная в 1913 году «Инструкция чинам полиции при проездах Их Императорских Величеств по городу Санкт-Петербургу», – совершенно секретная, но сохранившаяся в Публичной библиотеке! – рекомендовала привлекать в этом случае для содействия старших дворников, «известных своею безупречной нравственностью и преданностью делу».
Два эти качества были определяющими при найме на работу. Конечно, с первого взгляда благонадежность не выявишь, так что в Полицейском управлении собирали, как бы мы сказали теперь, банк данных по столичным дворникам и швейцарам и рекомендовали владельцам домов и гостиниц справляться, не числится ли за соискателем места какого грешка перед прежними хозяевами.
Впрочем, и сами наши герои высоко ценили свое достоинство профессионалов и образовали осенью 1904 года «Общество санкт-петербургских дворников и швейцаров».
«Душа гражданства»
Полиция, эта «душа гражданства и всех добрых порядков», как было сказано в указе Петра I, родилась в нашем славном городе 27 мая 1718 года. Петр же определил и ее функции, которые во многом оставались неизменными на протяжении долгого времени.
…В 1914 году помощник делопроизводителя канцелярии санкт-петербургского градоначальника А. Щукин издал «Руководство для изучения полицейской службы». (Полицейские чиновники, надо сказать, регулярно сочиняли разные руководства, справочники и инструкции. Иные даже почтительно посвящали свой труд начальству, как, например, некий Николай Цылов, подписавшийся в предисловии: «Вашего Превосходительства покорнейший слуга»…)
Что касается щукинской книжечки, то она оказывалась весьма полезной тогдашним соискателям места в столичной полиции тем, что содержала массу полезных сведений, начиная от системы управления страной и городами до устройства и состава петербургской полиции, обязанностей и функций различных ее чинов.
Разумеется, полицейским уже не надо было, как во времена Петра, заставлять обывателей регулярно чистить печные трубы и самолично осматривать их раз в квартал. Зато требовалось следить за отбытием гражданами воинской повинности, за соблюдением черты оседлости, за правильным хранением «зажигательных спичек», за тем, чтобы табачные изделия не продавались без патента, а проститутки не работали без медицинских справок…
Работа, понятное дело, деликатная, требующая не только точного соблюдения инструкций, но и определенного характера, можно даже добавить – совести. По этому поводу еще раньше, в 1881 году, размышлял некий аноним, в своих «Мыслях о петербургской полиции» – маленькой брошюрке, подписанной им «Служивший в полиции».
Говорилось в ней о «нравственной стороне» службы, о честности полицейского и о том, как трудно быть нравственным и честным при «жалком материальном состоянии» и «умственной неразвитости» большинства служилых.
Впрочем, то была, кажется, вечная проблема столичной полиции. Достаточно почитать сборник приказов петербургского обер-полицеймейстера полковника А.С. Шкурина-1-го за 1829 год: сколько им наложено взысканий за одно только сознательное покрывание нарушителей порядка! Да вот пример, «квартальный порутчик» Следков самовольно освободил со съезжего двора «взятую в полицию в пьяном виде» жену своего коллеги Аграфену Ляткину.
А с другой стороны, что ж – все люди, все человеки. «Содержание» нижние полицейские чины получали небольшое, нагрузка была велика, особенно в беспокойные революционные годы. Надо ли удивляться, что и они бастовали в известном революционными событиями 1905 году. Вот после известных событий революционного девятьсот пятого года и полицейские тоже бастовали! «На днях во всех полицейских участках С.-Петербурга нижним чинам полиции раздавали металлические панцири, вновь отточенные шашки и винтовки, – сообщала читателям «Всеобщая маленькая газета» в апреле 1906 года. – Некоторые городовые, говорят, заявили начальству, что если городовым прикажут стоять на постах с винтовками, то они откажутся от службы…» Из газет обыватели узнавали о «брожениях» среди городовых 1-го Коломенского участка и 4-го в Московской части…
Может быть, предчувствуя надвигающиеся бури, власти решили проявить заботу о благе бедных столичных полицейских, попеклись – открыли богадельню для отставных нижних чинов на Ушаковской ул., 27 (ныне – улице Зои Космодемьянской).
Это она на снимке. О торжествах по случаю ее закладки осенью 1902 года и открытия в октябре 1903-го писали городские газеты. Все они отмечали инициативу градоначальника Н.В. Клейгельса, которому столица оказалась обязана не только «первым подобным приютом» (второго, впрочем, и не случилось!), но и учреждением соответствующего благотворительного общества для попечения о недостаточных, то есть малоимущих полицейских отставниках. Даже сам Николай II пожертвовал на это 25 000 рублей; дали денег и некоторые члены царской фамилии…
Увы, на всех «недостаточных» бывших служилых устроенного приюта, конечно же, не хватило. Здесь всего-то и было, что десять отдельных комнат «для интеллигентных семейств» и общежитие «на пятнадцать одиноких интеллигентных мужчин».
Вопрос еще и в другом, проходил ли по данному разряду городовой, самый что ни на есть нижний чин, от которого по ведомственной инструкции требовалось умение всего лишь читать и писать.
Совершенно секретно
В тот солнечный июньский день 1905 года в Новом Петергофе происходило торжество: освящалась новопостроенная церковь во имя апостолов Петра и Павла. Церкви этой назначено было стать придворной – и на освящение ожидался государь с семейством.
По сему случаю уже накануне были задействованы местные, петергофские полицейские силы с приданными им в помощь столичными. Фотограф застал тогда этих служак в самый напряженный момент – вот-вот проследуют перед ними в открытом экипаже Николай и Александра…
Охрана высочайших особ всегда оставалась первейшей заботой полиции. В те времена они передвигались по столице, да и по другим городам и весям достаточно регулярно. То какой памятник прибудут открывать, то на юбилейном торжестве появятся, то в Царское Село по весне переберутся, а осенью вернутся в город, то за границу отправятся! И от полиции требовалось уберечь их в это время от «ненужных встреч».
«Ненужные» встречи, говорилось в многочисленных полицейских инструкциях по охране передвигающейся царской фамилии, могли произойти, например, с «анархистами, членами революционных организаций, психически больными, фанатиками из иноверцев, вообще так называемыми неудачниками». Впрочем, следовало опасаться и людей вполне благонамеренных: они могли вдруг выскочить из толпы для подачи прошения, кинуть букет цветов, просто броситься к экипажу «в экстазе верноподданнических чувств»… Задача осложнялась тем, что надо было при этом дать обывателям возможность видеть их величества «хорошо и близко»! Свои посты выставлял особый Отряд секретной охраны: как по самой линии следования кортежа, так и рядом – в проходных дворах, за заборами, на пустырях, в трактирах, чайных и т. д.
Расписана была роль и городской полиции. Часть ее служивых стояла на постах одетыми в форму, большинство же находилось в толпе в «статском» платье, но при браунинге или нагане. Все они должны были обращать внимание на подозрительные лица, а заметив в них «излишнюю нервность и суетливость» – задерживать. Но не на виду у проезжающих величеств, дабы не вызвать у тех беспокойства.
Само собой разумеется, перекрывалось движение на улицах, по которым следовал кортеж; извозчиков и автомобили останавливали, пассажиров и водителей высаживали и отводили на тротуар… Восторженная толпа, если она собиралась, сдерживалась цепочкой городовых, которым при этом полагалось, приложив руку к головному убору, «встречать и провожать глазами» следующий мимо царский экипаж.
Но это уже, так сказать, последний этап сей важной работы. А начиналась она задолго до того, как государь с ближними проследует по какой-нибудь Гороховой улице или набережной Фонтанки, чтобы потом отправиться поездом в Царское или Петергоф. Тут уж была забота местного пристава – лично посмотреть, исправна ли мостовая, нет ли на ней выбоин, наледей зимой или разливанных луж летом, горят ли фонари, прилично ли выглядят киоски, не надо ли подновить вывески. От околоточных надзирателей, дворников и швейцаров имел он сведения обо всех живущих в квартирах по лицевому фасаду домов на «их» улице, особо обращая внимание на неожиданно затеянные ремонты, съехавших или вновь поселившихся жильцов… Береженого бог бережет – ведь если что случится, голова с плеч и у пристава полетит.
Впрочем, как читатель знает, все-таки случалось! Александра II, уж наверное охраняли всеми силами, а в него стрелял сначала Каракозов, потом Березовский и Соловьев покушались на его жизнь, народовольцы дважды пытались пустить под откос царский поезд, в самом Зимнем дворце устроил взрыв Халтурин, и наконец Гриневицкий убил царя 1 марта 1881 года – Александр как раз проезжал по набережной Екатерининского канала…
Кстати, рассказывая о том, какие меры принимались для охраны царя и его семьи, разгласила я документы государственной важности, не для нас с вами писанные, с грифом «совершенно секретно»!
Хранились они когда-то у начальствующих чинов столичной полиции, жандармерии и охранного отделения в сейфе, под личным ключом.
А сегодня с ними можно ознакомиться в Российской национальной библиотеке. Спасибо старому закону об обязательном экземпляре любого – даже, как видите, и сугубо секретного – издания, который каждая типография когда-то обязана была направить в Императорскую Публичную библиотеку.
А так мы бы ничего и не узнали!
Пуд виски из-за границы
Жизнь постоянно расширяет круг наших впечатлений. Раньше с таможенниками встречались не многие, а лишь те, кому выпадало счастье по турпутевке или по делам отправиться в дальнее зарубежье. Теперь и на границе с Украиной досмотрят не один раз…
А когда-то таможенные заставы стояли по всей России, и, переезжая из местности в местность, путешествующий человек каждый раз там проверялся! Спасибо «сенатору и кавалеру» графу Петру Ивановичу Шувалову, управлявшему при Елизавете всеми военными и финансовыми делами, это он предложил в 1753 году уничтожить все внутренние заставы и пошлины в империи, оставив рубежные, с взиманием пошлин на заграничные товары.
Понятно, в двух словах всю историю отечественной таможенной службы не расскажешь, но отдельные ее эпизоды вспомнить можно.
…Собственно, пошлины брали, наверное, еще и скифы, только слова такого – «таможня» – не знали. Точно известно, что сбор за провозимые товары существовал при князе Олеге. Со временем же таможенная политика только развивалась. Петр I особенно ревниво отнесся к защите экономических интересов государства. Один из первых его таможенных указов, 1699 года, касался взимания пошлин с заграничных напитков, привозимых к нам через Архангельск. Позже он обложил высокими пошлинами те товары из-за рубежа, производство которых в России было уже освоено или начинало налаживаться.
Вот только, кажется, одновременно с появлением таможенной службы родилось у отдельных граждан стремление ее обойти. Поэтому сенатский указ времен Анны Иоанновны требовал, чтобы морские офицеры и служители отнюдь не дерзали всходить, прежде таможенных досмотрщиков, на купецкие корабли, приходящие в Кронштадт, дабы, не дай бог, чего оттуда беспошлинно не вынесли и тем «Морскому пошлинному уставу противности не чинили»…
И Елизавета, при которой был издан не один таможенный указ, тоже однажды «усмотрела, что приезжающие из чужих краев в Россию дворяне и чиновные люди… товары вывозят и продают, не платя пошлин». Того ради повелела она летом 1754 года, чтобы «определенные к пошлинному сбору управители» осматривали на границе возы и баулы всех приезжающих, как российских подданных, так и чужестранцев, какого бы звания они ни были. «Что явится нового, неношенного, с того б брали пошлину по тарифу, без всякого упущения». С назидательной целью в этом указе был упомянут уличенный в контрабанде «римско-императорский посол из Вены» барон Бретлах, несмотря на то, что он «обретался при дворе» самой Елизаветы…
По елизаветинскому Таможенному уставу можно судить, что же разрешалось тогда провозить беспошлинно «партикулярному человеку». А именно: не более 100 червонцев, золотые и серебряные часы, шпагу, табакерки, пряжки «для своего единственного употребления, не для продажи… А ежели у кого явятся сверх того излишние, оные у них конфисковать».
И надо признать, что в «Санкт-Петербургских ведомостях» XVIII века регулярно публиковались объявления от столичной таможни о продаже «аукционным обыкновением» конфискованных вещей. Примечателен, кстати, факт поощрения тех, кто доносил на неплательщиков пошлин – доносчикам полагалась половина изъятого.
Да, самые разные меры против контрабандистов и неплательщиков пошлин принимали таможенные службы… Сохранилась, например, такая удивительная книга, как «Список тайнопровозителей иностранных товаров за 1863–1872 года». На ее 654 страницах – одни только фамилии. Это Департамент таможенных сборов представил данные по всем таможням и таможенным заставам – подспорье в их дальнейшей работе.
Но свои «подспорья» получала и другая сторона, те, кто ездил через границы. Одно из них называется «Русский таможенный ключ для путешественников». Издавший в 1913 году сей «ключ» некто М.С. Кресин учел «сильно развитое желание» человека, попавшего за границу, привезти оттуда что-нибудь на память и облегчил его положение информацией о существующих таможенных пошлинах на товары.
Забавно, что размер этих пошлин давался почему-то, главным образом, с пуда веса. Сыр – 7 рублей 20 копеек с пуда, трюфели – 10 рублей 80 копеек, даже джин и виски (30 руб., брутто), даже духи, пишущие машины и шкуры кенгуру! Штучно проходили, правда, рояли (168 руб.), велосипеды (30 руб.), мотоциклеты (20 руб.), автомобили (220 руб.)…
Ну, а теперь о нашем снимке. Датирован он 1908 годом. За работой – таможенная служба тех времен – Петербургская императора Александра III бригада 1-го Отдельного корпуса пограничной стражи.
Замок мушкетеров и арестантов
23 марта 1917 года Александр Блок написал в письме к матери: «Выгорели дотла Литовский замок и Окружной суд, бросается в глаза вся красота их фасадов, вылизанных огнем, вся мерзость, безобразившая их внутри, выгорела».
Приехав в Петроград 19-го, после того, как февральский переворот уже свершился, Блок увидел старый тюремный замок, от которого недалеко жительствовал, таким, каким предстает он на снимке Якова Штейнберга, – со стенами, раскрашенными черными языками копоти…